Мост через бездну. Книга 1. Комментарий к античности - Паола Волкова

Историческая легенда рассказывает, что одна из школ-фиас, посвященных Афродите, находилась на острове Лесбос, и организовала ее великая Сафо (VI век до н. э.) – сама муза поэзии и танца. Она обучала девушек игре на лире, флейте, пению, стихосложению, танцам, тайнам общения и ритуала. Согласно той же легенде, в фиасе обучалась и дочь Сафо, которая была танцовщицей и поэтессой. Послушаем голос Сафо, не уступающий в поэзии и нашим современницам:

Зачем венком из листьев лавраСебе чело я обвилаИ лиру миртом убрала?Так! Мне оракул ЭпидавраПредрек недаром чашу мук.Ты мне не верен, милый друг!Ты очарован новой страстьюУ ног красавицы другой.

Любовная лирика не имеет срока давности. Любовь, измена, неверность-верность. Сделаем скидку на поздние переводы – все равно обнажен корень того божественного цветка, без которого немыслима наша поэзия и мы сами.

Богам равным по счастью кажется мнеЧеловек, который так близкоПеред тобой сидит, твой звучащий нежноСлушает голосИ прелестный смех…

Стихи Сафо, дошедшие до нас, могли быть и результатом коллективного авторства, но это не имеет значения. Поэзия из фиас поет юность, вечную молодость афродит, радость света, любви, тепла, свободного движения тела.

Я негу люблю,Юность люблю,Радость люблюИ солнце.Жребий мой – бытьВ солнечный светИ в красотуВлюбленной.

Эолийских женщин острова Лесбос сам Гомер назвал «красивейшими женщинами Эллады».

Принято считать VII–VI века до н. э. веком лирической поэзии. В отличие от грядущего V века до н. э., названного эпохой античной трагедии. Внутренняя природа этих волн, смен, имея многие объяснения, остается необъяснимой. Поэзия же во все времена свободна и одно из самых точных свидетельств времени. Вот почему тирания не любит поэтов.

Среди лириков VI века до н. э. называют имена Архилоха и Алкея. Говорили, будто Архилох, этот уроженец острова Парос, был сыном богача и рабыни. Не имея прав на имя отца и наследство, он стал профессиональным воином. Архилох писал:

Острым копьем у меня замешен мой хлеб,и копьем жеЯ добываю вино. Пью, опершисьНа копье.

Целую биографию может вместить поэт в три строки.

Не исключено, что алфавитное письмо, составленное из 24 знаков-букв, имеет значение всеевропейской матрицы, родового места нашей культуры, не меньше, чем Олимпийские игры Эллады. Греческий алфавит и написание его знаков уже не «вечное возвращение», как искусство, театр, философия, т. е. идеи античности. Алфавит – вечное пребывание внутри нас, почти на бессознательном уровне. И если для западноевропейской культуры значение алфавитной грамоты в латинском (римском) истоке, то для наследников Византии и России – в греческом.

Мы позволим себе небольшое отступление в сторону школьного образования стран Олимпийской демократии – полисов. Если девочки в школах гетер – фиасах обучались не только спорту и танцам, но и стихосложению, то значит их учили и письму, грамоте. Мальчики же, т. е. все свободное мужское население полисов, будущие участники «игр», с восьми-семилетнего возраста обязаны были посещать «гимнасию».

Что мы знаем о жизни гимнасий и ее обитателей? Не более, чем обо всем остальном. Фрагменты фрагментов. Суровость спартанского воспитания. Легенда о мальчике, укравшем лисенка. Изнурительный труд «палестры», голод. Но реконструкция может быть иной. На зафорном фризе Парфенона (Лондон, Британский музей) изображено праздничное шествие эфебов-гимназистов к престолу богов. Они прекрасны, как юные аполлоны, а сам фриз художественным гением исполнительства может быть сравним с «Троном Людовиси». Сегодня наше касание искусства Греции буквально целительно. Необъяснима сила влияния абсолютно прекрасного на человека любой эпохи. Она всепроникающая. И невозможно представить то время, когда все это было цельностью, единством, рождая образы гармонии мироздания. Дорога на Акрополь – путь горожан, восходящих от жизни повседневной к высотам горним. Перехват дыхания от красоты – по сей день. Переход из мира, где царит время, туда, где время остановилось. Та же философия остановки времени, что и время Олимпиад. Может быть, правда, что «красота спасет мир». Античное искусство VI–IV веков до н. э. благодаря особому чувствованию художником материала и знанию пифагорийских законов гармонии безусловно обладает могучим целительным для души полем энергетики. Мы его не осознаем, но оно есть и присутствует даже в хороших копиях. Микеланджело в мистическом порыве твердил об освобождении «пленников» из темницы глыбы мрамора. Он «видел» того, кто заключен в ней, и бережно освобождал «путем удаления лишнего». Это и было «из-ваянием». Вспоминается «папа Карло», освобождавший мальчика Буратино из плена. Он еще на свет не появился, а уже болтал вовсю. Другой «художник», пьянчуга Сизый Нос, всяким касанием резца причинял страдание маленькому пленнику, пока не бросил в испуге полено. Микеланджело видел «идею» всю целиком еще до того, как приступал к работе. В этом он, гениальный наследник античности и Платона, был подобен древним. Возможно, и они видели своих юных богов до их рождения из хаоса во тьме материала.

Эфебы ежедневно выезжали из западных дермиций или казарм, где они жили, а вернее ночевали, и ехали к восточной части города на палестры спортивных тренировок и классы гимнасии. Мальчики ехали через город на белых лошадях с позолоченными (или посребренными) гривами; с телами, умащенными до бронзы оливковым спортивным маслом. Где в этом шествии узнаешь своего сына? Это «наши юноши», будущие граждане, воины, политики, художники. «Э-фебы» – дети Феба-Аполлона. Дети Аполлона-света. Тренировки на палестрах закаляли их тела для войны, а паче для Олимпийских и других игр Эллады. Именно они по окончании гимнасий были участниками Игр. Проигрыш или выигрыш на войне во многом дело и случая. Победа на Играх – путь в бессмертие, запечатленный бронзой и мрамором памятников-изваяний. Тогда твое имя на пьедестале, а ты прорвал ленточку времени. Как некто юноша Грегор – реликт музея в Дельфах, победитель колесничих.

Именно юноши-эфебы в основном и были главной темой греческой скульптуры. В гимнасии, кроме палестры, они учились грамматике, арифметике, истории (по Гомеру). Они все умели писать, считать, знали Гомера и музыку, играли на инструменте Аполлона. Эфеб-кифаред – еще одна часть шестигранного Алтаря Афродиты, Трона Людовизи. Возможно, все свободное мужское население Древней Греции с VIII до III века до н. э. было грамотно, знало счет, Гомера и основы искусства бардов. Причем все: спартанцы, малоазийцы, македонцы были равны перед лицом Олимпийской демократии. Филипп, царь Македонии, неоднократно посылал своего сына Александра на Олимпиады. Известно также, что с поэмами Гомера Александр не расставался даже в походах. Он сын царский, но перед Олимпиадой равны все. Другое дело, что Филипп своему наследнику мог позволить в дополнение к общему образованию частного учителя, пригласив на эту службу Аристотеля, отец которого был придворным врачом. Говорят о Филиппе злые языки, что он выпивал и человек был грубый. Однако за Аристотеля дорого заплатил.

Очень заботила наука воспитания юношей философа Сократа. В диалогах «Федор» он называет себя «повивальной бабкой». Говорил, что унаследовал это искусство от матери, которая была повитухой. А он, Сократ, помогает из плена тела-пещеры освободить для познания душу-разум. Быть благородным человеком, личностью – мало знать грамоту. Сократ беседовал с учениками, вел с ними диалог. Он заставлял ученика думать, открывал ему его собственные нереализованные возможности. Этот метод известен как диалектика, т. е. беседа, спор. Видимо, Сократ слишком увлекся на воспитательном поприще. Общество устало от усилий вочеловеченья и наградило его цикутой, кстати, в эпоху расцвета афинской демократии.

В раздробленном, лишенном единой государственности обществе действовали скрытые от нас сегодня регуляторы. Общество не было единым, но было равным на трибунах стадионов и театра; перед палестрой и сценой. В диалогах и соревнованиях возникало напряжение гениальности, выражавшей единый дух эллинов. Нации, которой не было. «Гений места». Как говорит поэт Иосиф Бродский в «Диалогах с Соломоном Волковым»: «Потому мы говорим о гении места, что место уже другое, оно изменилось, а гений места остается». То, что дошло до нас от Эллады, и есть гений места. «И мы были в Аркадии» называется картина Никола Пуссена (французского классициста), на которой вечные «пастухи» читают надпись на вечном надгробье.