Змееед - Виктор Суворов

— Здрасьте, Михал Борисыч, как доехали?

— Спасибо, хреново.

— Для поездки в Ярославль сразу две машины готовы.

— Не надо в Ярославль. Везите меня в Коммунарку, на дачу товарища Ягоды.

Я вам рассказал, что не было Змеееда на третьей платформе станции Ярославль-Главный в момент пропажи чемодана. Это я ошибся. Обманулся. Обмишурился. Маху дал. Считаю, настаиваю и всем рекомендую ошибки свои признавать немедленно и решительно. Не упорствуя в глупости. Начинаю с себя, беру свои слова обратно: был Змееед на той платформе в тот самый час. Просто я его не узнал. Он в Арзамас путь искал. Но Арзамас ему был вовсе не нужен. Нужно было угол рубануть. А потом нестись в Москву. И как можно быстрее. На то машина заграничная. «Форд» шестиместный. Водителем сам товарищ Холованов. Змееед с Люськой-Сыроежкой — пассажиры.

Но прежде, чем мчаться в Москву, надо себя в порядок привести, следы участия в хлопотном деле зачистить.

У Холованова заранее место выбрано — по течению Волги, ниже славного города Ярославля. Вырулил Дракон с дороги, в густом ивняке мотор заглушил. Снимай, Змееед, всю грязь с себя. Все тряпки — в чемодан фанерный. И ты, Люська, раздевайся. Жалко парик? Жалко. Роскошь-то какая. Такие в магазине не продаются. И наряд заграничный жалко? Ничего, жизнь дороже. Застукают с этими тряпками — не пожалеют. А в Большом театре все это добро правильные люди в конце года спишут.

Загрузили чемодан, Холованов еще что-то типа куска серого мыла хозяйственного внутрь сунул. Выплыли Змееед с Холовановым далеко на стремнину, за плывущий чемодан держась, как за плотик, и пустили его в дрейф по течению. Места тут дикие. Никого вокруг. Да и недолго тому чемодану плыть. Фукнуло тут что-то в недрах фанерных. Пламя клокочущее из всех щелей вырвалось. Вот и плыви да гори синим огнем.

Вымылся Змееед, Холованов машину внутри чем-то побрызгал, вонь тюремного ватника выветривая. А чемоданчик тот аккуратный тут? Тут он. Его голыми руками не трогать, только в перчатках. Пальчики-то снимем. Для истории увековечим!

А что внутри? Внутри фляги солдатские. Тяжеленные, вроде свинцовой дробью набиты. Золотые песчинки в бутылках возят. Но чтобы случаем бутылки не побились, лучше для этой цели фляги подходят. А в коробке — самородки комочками.

Тут и врезал дождь, Змееедом предсказанный, но все равно внезапный, густой, беспощадный, как артиллерийский обстрел. Капли шрапнелью ударили, ветровое стекло заливая потоками. Но все трое уже в машине. Все уже вымытые и просушенные. Разлил Дракон в три стопочки. Выпили за успех и рванули к Москве.

Гонцу, который принес плохую весть, во все времена принято было голову рубить. Оттого владыке как-то легче становилось. Сам гонец понятия не имел, что за весть везет. Он только гадал, что его ждет: золота горсть, соболья шуба с царского плеча или плаха с застывшими на морозе сосульками крови.

Незваный гонец, который без вызова и приглашения явился на дачу НКВД в Коммунарке, знал, что за весть он привез. Мало того, он не чью-то дурную новость доставил, но сам он — главный виновник. Надежда одна: повинную голову меч не сечет. Виноват, Генрих Григорьевич! Виноват! Виноват, товарищ Генеральный комиссар Государственной безопасности.

А быть может, и не товарищем Железного Генриха величать теперь положено, а гражданином начальником?

Генрих Григорьевич Ягода никогда не кричал на подчиненных. Он знал, что криком делу не поможешь. Он слушал молча, изредка постукивая ногтем указательного пальца по зеркальному орехового дерева прямоугольнику крышки письменного стола, когда-то стоявшего в кабинете Александра Третьего.

Понимает гонец, что дело плохо. Так ведь он всего не знает. Он знает только, что прошляпил чемодан с золотым песком. Если бы только это! Золотого песка на Колыме немерено. Сколько хочешь намоют. Но в прошлый раз пропал курьер. Вырисовывается весьма неприятный узор. В одной группе курьеров пропадает старший с портфелем документов, пропадает бесследно, в следующей группе — пропадает груз. Значит, пропажа чемодана — не случайное воровство, а чья-то мастерская, заранее продуманная и тщательно подготовленная работа. Чья?

Колька Ежов, заморыш, мерзкий карлик, секретаришка в Центральном Комитете, он, что ли? Или свои подсиживают? Дальстрой — часть ГУЛАГа. Начальник Дальстроя Берзин прямым путем снабжает Ягоду золотом, минуя начальника ГУЛАГА комиссара Государственной безопасности 3-го ранга Матвея Бермана. Если Берман пронюхал, то может воспользоваться случаем. Он давно перед Гуталином выслужится грезит.

Или работает кто-то выше рангом? Яшка Агранов! Первый зам Ягоды! Комиссар Государственной безопасности 1-го ранга! Неужели он? А ведь в подчинении Агранова ГУГБ. Это НКВД внутри НКВД. Агранов мог пронюхать. Может, поделиться с ним? Поделиться чем? Колымской добычей? Или планами на будущее? Так ведь Агранов на место Ягоды метит. И давно. С ним поделись, он Гуталину доложит и сам сядет в кресло наркома.

Ясно, что работает кто-то из ближайшего окружения. Не привыкать. Такую свинью Трилиссер в 1930 году подложил! А ведь был заместителем, гад ползучий!

Да, ситуация. Что делать? Что же делать? Первым делом остановить все поставки. Шифровку на Дальстрой: гонцов задержать и вернуть, больше пока не слать, быть готовым к появлению ревизоров. Это первое. А во-вторых, надо рассчитать ход врага, хотя пока и не ясно, кто он.

Итак, кто-то — Ежов, Берман, Агранов, неважно кто, — каким-то образом вычислил схему, после этого украл гонца на Северном вокзале, где-то его спрятал, через него узнал даты прибытия следующих групп курьеров. Первая пропажа в Москве, вторая в Ярославле, третья, если логике следовать, будет где-то еще дальше от Москвы, вплоть до Хабаровска и Владивостока. Первый раз украден человек, второй раз — груз, в третий грядущий захват — возьмут всю группу.

Поднял глаза Железный Генрих и только теперь вспомнил, что перед ним уже давно, все доложив, молча вытянулся начальник группы курьеров капитан Государственной безопасности Давыдов Михаил Борисович.

— Что делать будем, товарищ капитан Государственной безопасности?

— Не знаю, товарищ Генеральный комиссар.

— Будем анализировать ошибки. Какие ошибки вами допущены?

— Не задержал девчонку.

— Правильно. Еще?

— Надо было арестовать носильщика, дежурного по станции и того вонючего типа, затолкать в купе и везти с собой в Москву. Тут бы разобрались.

— Тоже правильно. Как того типа звали?

— Не то Паисий Свинаренко, не то Никифор.

— Не то Паисий, не то Никифор… Вы держали в руках документ, вы его читали, вы имени не запомнили. И после этого вы, товарищ капитан Государственной безопасности, смеете себя величать чекистом?

— Виноват, товарищ Генеральный комиссар.

— Поступим так: я сейчас звоню заместителю начальнику ГУЛАГа, начальнику Дмитлага товарищу Фирину. Поедете к нему. Он представит все списки всех освобожденных из Дмитлага в этом году, если надо — ив предшествующем. Найдете дело этого веревкой подпоясанного. Народу в Дмитлаге — многие тысячи, да только выходят оттуда немногие. Потому работа вам легкая. Не вздумайте Фирину или кому другому рассказать, кого и зачем ищите. Только боюсь я, что никакого веревкой подпоясанного вы в делах Дмитлага не найдете. Но мы другой вариант применим. Идите. Будете ударно работать — все забуду и прощу.

Ягода знал, что лучшие работники — провинившиеся. Дай возможность искупить — горы свернет, каналы пророет, льды на полюсе раздробит, разгребет и растопит.

И еще Железный Генрих понял давно: ничто так не унижает начальника, как необузданный гнев. Начальник всегда спокоен. Даже на краю пропасти.

Несется огромный шестиместный «Форд» сквозь дождь проливной, сначала фарами непогоду и мрак режет, и тут же лбом своим носорожьим стену дождя дробит.

По брезентовому тенту стучит вода так, словно с самосвала дробь свинцовую тоннами сыплют.

— Ты, Змееед, молодец. Никогда не думал, что в тебе таланты такие — тебе что погоду предсказать, что чемодан тяпнуть. И ты, Люська, молодец!

Молчала Люська от самого Ярославля, но раз уж к ней сам Дракон обратился, заговорила и она.

— А ведь никто не знает, что мы совершили.

— Никто.

— Я, конечно, шутю, но если на троих чемоданчик поделить, так ведь на всю жизнь хватит. Если, понятно, сразу все в карты не продуть.

Ничего на это Дракон не сказал. Так до самой Москвы и молчали.

Если работница на швейной фабрике украла двести метров пошивочного материала, то самая гуманная и справедливая в мире рабоче-крестьянская власть отмеряет ей полновесный гулаговский срок. А то и вышак.

Двести метров пошивочного материала — это так в приговор вписывают. Это чтобы грозно звучало. Двести метров пошивочного материала — это катушка ниток.