Нэпман 1. Красный олигарх - Алим Онербекович Тыналин

— И за тех, кто понимает, — я поднял стакан.

Главбух едва заметно улыбнулся:

— Знаете, Леонид Иванович, а ведь я тридцать лет в бухгалтерии. И должен сказать… — он сделал паузу, — таких масштабных и при этом изящных комбинаций еще не видел.

За окном брезжил ранний зимний рассвет. Пора заканчивать. Через несколько часов начнется новый рабочий день. Но главное сделано. Схема финансирования обрела четкие очертания.

— Василий Андреевич, — я убрал документы в несгораемый шкаф, — подготовьте к завтрашнему вечеру первый пакет бумаг. Начнем с артели.

Когда главбух ушел, я еще некоторое время стоял у окна, глядя на заснеженный заводской двор. Где-то в глубине цехов вспыхивало зарево мартеновских печей. Завод жил размеренной жизнью, не подозревая о грядущих переменах.

Глава 11

Перед стартом

Хмурое ноябрьское утро выдалось промозглым и серым. Заводские корпуса на Масловке, сложенные из темно-красного кирпича «Товарищества Якунчикова», тонули в мутной дымке. Из высоких труб мартеновского цеха поднимались тяжелые клубы дыма, окрашенные отблесками плавки в тревожный багровый цвет.

Я стоял у окна заводоуправления, разглядывая подъездную дорогу, вымощенную старым клинкерным кирпичом еще дореволюционной укладки. С минуты на минуту должен прибыть Бауман.

— Леонид Иванович, все готово, — Головачев появился в дверях, поправляя неизменные круглые очки. — «Красный уголок» оформлен согласно последним требованиям, техническая документация разложена, молодой Сорокин у демонстрационной модели.

— А Штром? — я обернулся к секретарю.

— Виктор Карлович с утра в прокатном, — Семен Артурович замялся. — Говорит, что считает всю эту затею с модернизацией авантюрой. Особенно возмущается идеей перехода на отечественные печи.

Я мысленно выругался. Штром, потомственный инженер со старой немецкой выучкой, мог серьезно испортить всю картину своим упрямым консерватизмом. Но и обойтись без него, главного специалиста по прокатному производству, невозможно.

За окном появился черный «паккард» с номерами Московского комитета партии. Машина мягко притормозила у парадного входа, сверкая никелированными деталями. Из нее выбрался Бауман. Худощавая фигура в строгом темном пальто от «Москвошвея» и неизменном пенсне на черной ленте.

— Встречаем, — коротко бросил я Головачеву.

«Красный уголок» сиял свежей краской и идеологически выверенным оформлением. На стенах диаграммы роста производительности труда, выполненные по всем правилам технического черчения. В центре действующая модель мартеновской печи в разрезе, настоящий шедевр заводских умельцев.

У модели Сорокин колдовал над чертежами, разложенными на специально установленном чертежном столе «Готье». Его тонкие пальцы с чернильными пятнами нервно поглаживали никелированную линейку. Рядом, как экспонаты технической выставки, были аккуратно разложены логарифмическая линейка «Фабер-Кастелл» и готовальня «Рихтер» в потертом кожаном футляре.

Бауман вошел стремительно, по своему обыкновению сразу направившись к технической документации. Его цепкий взгляд за стеклами пенсне впился в графики и диаграммы.

— Так-так, — он машинально достал блокнот в черном коленкоровом переплете. — Расчетное повышение производительности на сорок процентов? За счет чего?

— Позвольте объяснить, товарищ Бауман, — Сорокин шагнул к модели. В тусклом свете заводских окон его худое лицо казалось особенно одухотворенным. — Мы предлагаем принципиально новую систему подачи топлива, основанную на разработках Коломенского завода. Вот здесь, — он указал на разрез модели, — регенеративная камера особой конструкции…

Следующие полчаса молодой инженер увлеченно объяснял технические детали. Его руки порхали над моделью, указывая то на один узел, то на другой. Бауман слушал внимательно, время от времени делая пометки остро заточенным карандашом.

В углу «красного уголка» негромко гудел новенький проекционный аппарат «ГОЗ», готовый продемонстрировать диапозитивы с чертежами. На стене висела свежая карта индустриализации СССР, еще пахнущая типографской краской. Под ней — стенд с образцами продукции завода, от простых метизов до сложных деталей для станков.

— А вот здесь, — Сорокин раскрыл папку с личными делами, — список молодых специалистов, готовых пройти обучение новым методам. И программа технических курсов для рабочих…

Бауман оторвался от чертежей:

— Обучение? На базе завода?

— Именно, — я шагнул вперед. — Мы создаем постоянно действующие курсы. С привлечением специалистов из Промакадемии. Здесь же, — я указал на дверь в соседнее помещение, — оборудуем техническую библиотеку. Уже заказаны справочники Хютте, подшивки «Stahl und Eisen».

— Через торгпредство? — прищурился Бауман.

— По официальным каналам, — я выдержал его взгляд. — Все документы готовы к проверке.

Бауман еще раз просмотрел чертежи, методично провел пальцем по графикам роста производительности. Его педантичность в работе с документами вошла в легенды московского партаппарата.

— Любопытно, — он наконец поднял глаза. — Особенно интересна связь с Коломенским заводом. Правильный подход — опираться на отечественные разработки.

— Присядем? — я указал на длинный стол, покрытый зеленым сукном. Специально для важных совещаний его перенесли из моего кабинета. На столе поблескивал хрустальный графин с водой и стаканы в мельхиоровых подстаканниках «Товарищества Кольчугина».

Бауман устроился за столом, аккуратно расправив складки на своем безупречно отутюженном пиджаке. Сорокин примостился рядом, нервно перебирая чертежи.

— Итак, финансовая сторона вопроса, — Бауман достал из потертого портфеля «Управление промышленностью в переходный период» с множеством закладок. — Как планируете решать?

Я развернул заранее подготовленную смету. Цифры выверены до копейки. Работа Василия Андреевича Котова, главного бухгалтера старой закалки.

— Первый этап модернизации — триста двадцать тысяч рублей, — я указал на первую строку. — Из них двести тысяч — собственные средства предприятия. Остальное — кредит Промбанка под гарантии поставок для железнодорожного ведомства.

— А это что? — Бауман ткнул карандашом в отдельную графу.

— Фонд технического обучения. Тридцать тысяч рублей на организацию курсов, закупку литературы, оплату преподавателей из Промакадемии.

В «Красном уголке» повисла тишина, нарушаемая только гулом станков из соседнего цеха. Где-то вдалеке пронзительно свистнул заводской гудок — конец первой смены.

— Сроки? — Бауман поправил съехавшее пенсне.

— Шесть месяцев на переоборудование первой мартеновской печи, — Сорокин развернул сетевой график, вычерченный по всем правилам технического планирования. — Еще два месяца на отладку и обучение персонала. К следующей осени выходим на проектную мощность.

— Амбициозно, — хмыкнул Бауман. — А качество продукции?

Я молча положил перед ним протоколы испытаний из заводской лаборатории. Результаты опытных плавок на уменьшенной модели печи превзошли все ожидания.

Бауман погрузился в изучение документов. За окном медленно густели ноябрьские сумерки. В цехах зажглись электрические фонари «Светлана», их свет пробивался сквозь запыленные стекла промышленных окон.

— Что ж, — он наконец захлопнул папку. — Подход серьезный. Особенно радует упор на подготовку кадров и использование отечественных