Крестоносцы на Востоке - Михаил Абрамович Заборов

ислама дипломатические отношения. Но… вера — верой, а реальные политические выгоды все же превыше всего! Интересно, что Раймунд Ажильский, сообщающий об этих переговорах, чтобы как-то их оправдать, утверждает, будто египетский султан принял-де меры в пользу христиан и об этом крестоносцев якобы известили его послы.

Любопытна и другая деталь совсем иного порядка: как ни бедствовали тогда воины христовы, их алчность не уменьшилась. Провансальский хронист рассказывает, что на следующее утро после того дня, когда сельджуки похоронили на кладбище за Оронтом своих воинов, убитых в схватке с франками (март 1098 г.), рыцари кинулись туда и поснимали драгоценности с трупов!

Затруднениями рыцарских отрядов тотчас воспользовался Боэмунд Тарентский, давно уже мечтавший водвориться князем в Антиохии. Теперь он целиком обратил свои помыслы к овладению этим городом. Прежде всего князь Тарентский постарался хитростью отделаться от опеки василевса. Орудием его политики по отношению к крестоносцам служили греческие военные силы под командованием великого примикирия Татикия, находившиеся в лагере под Антиохией. Татикий мог помешать осуществлению проектов норманнского князя: ведь цель пребывания греков вместе с крестоносцами состояла отнюдь не в том, чтобы оказывать им помощь, как это предполагалось официальными соглашениями. Греческие воинские отряды были слишком немногочисленными для серьезной поддержки. Главной задачей Татикия являлось оберегать интересы Византийской империи: в каждом отдельном случае, при каждом успехе крестоносцев требовать от главарей возвращения самодержцу городов, которые им, по выражению Анны Комниной, «отдаст бог».

Боэмунд сумел запугать Татикия, «доверительно» сообщив ему, что бароны злоумышляют против византийского военачальника: пронесся, дескать, слух, что на выручку Антиохии поспешают сельджуки и это дело рук Татикия. Уже якобы возник заговор, угрожающий жизни великого примикирия. К тому времени и сам греческий полководец все больше склонялся к мысли о необходимости отвести свои отряды из лагеря ввиду крайне неустойчивого, чтобы не сказать безнадежного, положения крестоносцев, семь месяцев тщетно осаждавших Антиохию. Татикий убедился и в другом: со своими незначительными силами он фактически не в состоянии влиять на ход событий. Единственное, в чем коварный грек преуспел — недаром Алексей I рассчитывал на его дипломатическую ловкость, — это в разжигании вражды между Боэмундом Тарентским и графом Раймундом Тулузским из-за будущего обладания Антиохией.

Во всяком случае, в феврале 1098 г. греческий военачальник, бесспорно согласовав свою позицию с волей Алексея I и найдя подходящий предлог (он, мол, приведет рыцарям сильную подмогу), покинул лагерь и отбыл на Кипр. Перед отъездом Татикий от имени василевса пожаловал Боэмунду почти всю Киликию, узаконив тем самым завоевания Танкреда и одновременно дав понять норманнам, что Киликией как-никак распоряжается византийский самодержец.

Удаление Татикия послужило толчком для дальнейшего распространения молвы о византийском предательстве, что было на руку Боэмунду: пусть-ка позднее другие предводители крестоносцев вздумают поднять вопрос о передаче Антиохии Алексею I как их верховному сюзерену!

Вслед за тем хитроумный князь Тарентский завязал тайные переговоры с сельджукским комендантом Фирузом, которому была поручена охрана трех башен на западной стороне антиохийских стен. Ему удалось склонить Фируза к предательству: за известную мзду и обещания еще большей награды тот согласился впустить рыцарей в охраняемые им башни.

В конце мая 1098 г., когда крестоносцы, терзаемые муками голода и испытывавшие страх перед будущим, совсем было повесили головы, Боэмунд сообщил в совете предводителей, что знает средство быстро овладеть Антиохией. Только он ставит условием, что после завоевания город должен быть отдан под его власть. Дерзкое предложение норманнского авантюриста поначалу встретило решительный отказ главарей крестоносцев. Ведь иные из них вроде графа Раймунда Тулузского, сами были не прочь сесть князьями в Антиохии. Они, рассказывает близкий к Боэмунду рыцарь-хронист, «наотрез воспротивились и отклонили эти предложения и заявили: "Да не достанется никому этот город, а будем владеть им все на равных долях; поскольку мы в равной мере вложили в дело свои ратные усилия, постольку должны получить и одинаковые почести"». Князь Тарентский, однако, не собирался отступаться от своих домогательств. Натолкнувшись на оппозицию предводителей крестоносцев, он сделал вид, будто оставляет эту затею, и даже громогласно объявил, что намеревается незамедлительно возвратиться на родину: домашние обстоятельства, мол, требуют его присутствия в Таренте. Конечно, то был чистый шантаж, но ои возымел действие по той простой причине, что как раз тогда рыцарей подобно молнии поразила страшная весть: с востока врагам идет подмога. Действительно, к Антиохии приближалась огромная мусульманская армия. Ее вел атабек Мосула Кербога.

Продвижение франков встревожило сельджукскую знать. К Кербоге направили свои войска многие правители сельджуков — эмиры Центральной и Северной Месопотамии, Дукак из сирийского Дамаска, князья персидских областей. Сначала эта многосоттысячная армия двинулась к Эдессе. Кербога хотел прежде всего покончить с форпостом явно вырисовывавшегося франкского владычества на Востоке. Он опасался существования Эдесского графства, которое перерезало бы сельджукские коммуникации. Под Эдессой армия мосульского атабека застряла, однако, лишь на три недели и, не достигнув цели (стены города оказались неприступными), повернула к Антиохии.

План Антиохии (1098 г.)

Молва об этих событиях, распространившись среди крестоносцев, и посеяла в их рядах панику. Многие трусы, повествует провансальский хронист-очевидец Раймунд Ажильский, осуждая малодушных, стали убегать из города. Среди прочих бежал и граф Этьен Блуаский — владетельный сеньор, о котором во Франции говорили, что у него столько же замков, сколько дней в году. В походе он приумножил свое достояние. Этьен де Блуа писал своей супруге из-под Антиохии: «Верь мне, моя дорогая, что у меня теперь в два раза больше золота и серебра, чем было тогда, когда я ушел от тебя». Сиятельный крестоносец, разбогатев, не желал подвергать опасности добро, награбленное им на Востоке, ради проблематичного освобождения гроба господня: сев на корабль вместе с примкнувшими к нему рыцарями, он отплыл в Александретту, а оттуда через Малую Азию двинул стопы восвояси.

Главари крестоносцев, обеспокоенные приближением Кербоги, вынуждены были пойти на уступки наглым притязаниям Боэмунда. Если верить хронисту, они будто бы «с открытым сердцем», на самом же деле поневоле согласились подарить ему город, коль скоро он сумеет сам или с чьей-либо подмогой захватить его. Правда, была сделана оговорка, что потом все равно нужно будет, в силу договора с византийским императором, уважить его права на Антиохию, некогда принадлежавшую константинопольским самодержцам. Оговорка была, впрочем, туманной: «если император подоспеет нам на выручку».

Во всяком случае, добившись от предводителей требуемого согласия на княжение в Антиохии, Боэмунд тотчас приступил к исполнению задуманного. В ночь со 2 на 3 июня 1098 г. он ввел свой отряд через башни, открытые ему комендантом Фирузом: норманнские рыцари «подошли к