Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прославиться на весь Запад - Мария Шенбрунн-Амор

– Как же я могу запереть море, когда у меня не осталось кораблей?

Совсем недавно семейство д’Ибелинов поддерживало Мелисенду, в то время как сам Жерар всегда был неколебимо верен молодому королю, ибо находился в опале у королевы-матери с тех давних пор, как обвинил своего отчима Хьюго де Пюизе в измене Фульку Анжуйскому. Бодуэн, как ожидалось, одержал верх над старой отравительницей, но вместо того, чтобы первым делом изгнать из королевства всех ее приверженцев, прекраснодушный венценосец заключил с матерью почетное соглашение и принялся сплачивать воедино всех правых и виноватых. И теперь недавние противники осмеливались попрекать вернейших сторонников! Выпятив брюхо, как петух на заборе, де Гранье напомнил:

– Его величество знает, кто всегда был готов за него жизнь отдать, а кто разобрал на доски все суда королевской флотилии!

Задиристый д’Ибелин затрясся, вытянулся гончей на сворке:

– Из чего же нам было строить лестницы и осадные башни? Мы и так вырубили все окрестные сады, за двадцать лье бревна таскали! А много ли толку от тех кораблей, что у вас остались, адмирал? Лучше бы мы их на обогрев пустили: египетские плоскодонки продолжают вплывать в морские ворота Аскалона невестой под венец!

Жерар даже шеей побагровел, надул пунцовые щеки и медленно, сквозь усы процедил:

– А ваши осадные башни на что сгодились? В арабские серали с них подглядывать? Что я могу с килевыми кораблями на этом мелководье? Удобной гавани здесь нет, к берегу подойти невозможно, не могу же я блокировать все взморье дюжиной суденышек.

Латиняне осадили Аскалон в февральские календы, но подготовку к захвату начали годы назад: со всех сторон окружили город крепостями и заградили сухопутное сообщение с Египтом, возведя в заброшенной филистимлянской Газе мощную цитадель. Никто не сомневался, что последний оплот Фатимидов на побережье Палестины падет в первый же месяц. Никто, кроме наглых обитателей города, у которых оказались нескончаемые запасы пищи и питья. Из-за их упрямства франки третий месяц сусликами торчали в песчаных дюнах.

В феврале и марте на ветреном морском побережье у воинов в металлических хауберках от стужи зуб на зуб не попадал, палатки и шатры не просыхали от дождей и пришлось вокруг них вырыть канавы, иначе ливневые потоки смыли бы с собой весь лагерь.

Весна принесла мучительное разнообразие – ночью солдаты по-прежнему тряслись от холода, зато днем солнце пустыни нещадно раскаляло металл доспехов. Помимо того, добавилась отвратная вонь от скопившегося вокруг лагеря мусора. Хоть рыцари поотважней и ополаскивались в морских волнах, но у многих началась потница и всех замучили вши. Все пространство между палатками смердело отхожими местами, провиант доставлялся с перебоями, питаться приходилось всухомятку, так как не хватало дров для костров, людей жалили скорпионы и змеи, шакалы и лисы упорно откапывали разлагающиеся лошадиные крупы, песок скрипел на зубах в полусыром хлебе, забивался в глаза и под ржавеющие от едкой морской влаги доспехи. Того и гляди, в лагере появится какое-нибудь поветрие. А наглые жители Аскалона продолжали с недоступных укреплений издеваться над попыткой христиан взять с суши открытый с моря порт.

Все это, конечно, можно было вытерпеть ради конечного торжества Господа, но безнадежная и бессмысленная затея надоедает вдвое быстрее многообещающего почина, и многие владельцы фьефов давно втайне рвались в собственные владения. Однако никто не был готов сдаться первым. Поэтому стратеги короля задумчиво изучали бушующие волны, бастионы в пятьдесят локтей высотой и бесполезные осадные машины. Король заложил большие пальцы за пояс, обвел взглядом баронов, привел последний довод:

– Друзья, вражеская гавань внутри наших земель – это не только острый меч у самого нашего горла, это еще и дыра в нашем кармане! Из-за Аскалона наши порты теряют прибыль от торговли с Африкой!

Бароны тоскливо засопели: торговлю рыцари, разумеется, презирали, пусть ею итальяшки мараются, но львиная доля доходов королевства поступала именно от пошлин на товары магометанских торговцев. Короля поддержал де Пюи, Великий Магистр госпитальеров:

– Продолжим осаду, ваше величество. Аскалон – как твердая пробка, запирающая в сосуде блаженное вино. Стоит нам откупорить ее – и Египет наш. Халифат так слаб, что, если мы не возьмем его, он падет в жадные лапы Нуреддина.

Из-за спин знатных баронов послышался спокойный хрипловатый голос:

– На Пасху с весенней навигацией прибудет множество кораблей с паломниками.

– Договорите вашу мысль, мессир Шатильон, – любезно помахал пальцами Бодуэн. Король всегда проявлял учтивость даже к самому ничтожному шевалье, неизвестно как затесавшемуся в его свиту.

– Всех годных к военному делу богомольцев нужно доставить сюда, нам на помощь, – невозмутимо и неторопливо рассуждал Рейнальд, словно короля не окружало великое множество преданных и высокородных вассалов, чьи заслуги давали им право первыми додуматься до разумного совета.

Мысль была неплохая, но в глазах баронов ее непоправимо портило то, что высказал ее выскочка-француз из далекой Антиохии, внезапно объявившийся в королевском лагере. Поэтому Онфруа II де Торон повернулся к Шатильону спиной и справедливо указал:

– Многие паломники прибывают в Утремер в состоянии умиления и раскаяния и могут не согласиться воевать с сарацинами вместо того, чтобы отмаливать свои грехи по святым местам.

– Согласятся, если не оставить им выбора и если королевская казна оплатит каждый день участия в осаде, – Рейнальд решительно протиснулся вперед, тем самым добавив к вызывающей речи непочтительные манеры. – И все корабли, на которых приплыли паломники, тоже следует перегнать сюда, на это побережье.

– Корабли италийские, а с тех пор как эти торгаши разжились удобными гаванями по всему Леванту, на итальяшек нельзя полагаться! За сходную плату они первыми примутся снабжать аскалонцев! Все европейские суда должны быть отданы под мое начальство! – адмирал Жерар Сидонский расставил ноги и подбоченился, показывая, что в вопросах чести самая юркая галера не оплывет его ни справа, ни слева.

Ибелин, разумеется, знал, что не может заслуживать одобрения план, усиливающий Жерара, и уже собирался привести в пользу этого мнения неотразимые доводы, как снаружи послышались крики. От аскалонских ворот к лагерю латинян галопом неслись двое всадников в чалмах и кафтанах, оба махали руками и пронзительно вопили. Наперерез им помчались стражники, и скоро к королевскому шатру подвели спешившихся магометан, один из которых радостно улыбался и приветливо взывал, мешая арабский и французский:

– Аль-Малик Бодуэн! Ас-саляму алейкум! Помните ли вы меня? Это я, ваш сахбак, ваш друг – Усама ибн Мункыз! Как же вы возмужали, Бодуэн ибн Фулк!

– Эмир? – король не верил своим глазам. – Что вы здесь делаете?

Действительно, сопровождаемый стражниками, в палатку с поклонами впорхнул бывший шейзарский эмир, участник мирных переговоров в Сен-Жан д’Акре, поверенный и приближенный покойного Мехенеддина: постаревший, но по-прежнему величественный и учтивый эмир Усама ибн Мункыз. Уголь бородки эмира алхимик-время превратило в благородное серебро, сам араб слегка усох, но не потерял ни прыткости тела, ни бодрости духа, ни живости ума, ни изящества манер.

Навстречу ибн Мункызу бросился виконт Акры – Жерар де Баланс, вслед за ним гостя стиснул в объятиях галилеянин Уильям Фалконберг и горячо пожал его руки Филипп де Милли, сеньор Наблуса. Старые знакомцы были растроганы, убедившись, что все они еще живы и рты по-прежнему полны зубов. Война войной, осада осадою, а славный Усамка, умевший каждому дать почувствовать, что он его лучший друг, приятно напомнил о юности, о проказах в Акре, о прежних добрых временах. Бароны также учтиво приветствовали не говорящего по-французски спутника Усамы.

– Какими судьбами вы в Аскалоне, любезный эмир?

– Ээээ… – Усама смешался, но тут же вновь обрел свое красноречие, сопровождая каждое слово плавными взмахами рук. – Два года тому назад главный визирь халифа Мисра, ибн Саллар, по праву именуемый Первым среди Справедливых и Мечом Ислама, послал меня и своего пасынка, – ибн Мункыз указал на своего спутника, – моего почтенного друга эмира Насера ад-Дина Аббаса, укреплять Аскалон.

– Вы неплохо справились с поручением визиря, – мрачно кивнул на гигантские фортификации Арнульф, сеньор близлежащей крепости Бланшгард.

– О, ас-сайяди Арнульф, я бессилен выразить удовольствие, доставленное мне вашим признанием, – польщенный эмир прижал ладони к груди и поклонился. – Ведь два года назад тут были одни руины! Только подобные вам знатоки могут оценить достигнутое мной! Теперь город совершенно неприступен, а вдобавок его защищает мой доблестный брат Али ибн Мункыз.