Мощи Распутина. Проклятие Старца - Валтос Уильям М

Росток решил пока не излагать Альцчиллеру предположения насчет того, сколько кисть могла пролежать в сейфе. Особенно ему не хотелось говорить профессору, что, если верить банкиру, сейф не открывали больше пятидесяти лет. «Пусть проведет свои тесты, тогда посмотрим», — рассудил Росток.

Он последовал за Альцчиллером в лабораторию. Она представляла собой огромное помещение с двумя рядами рабочих мест для студентов, на каждом из которых была раковина, четыре горелки, набор пузырьков и пробирок, два микроскопа и компьютер. Вдоль стен стояли полки и шкафы с прозрачными дверцами, заставленные высокими стеклянными сосудами, банками и картонными коробками, на которых были надписи на латыни.

В некоторых из сосудов плавали заспиртованные человеческие органы.

В центре комнаты находился стол из нержавеющей стали; края его были немного загнуты кверху, чтобы жидкость не стекала на пол. Стол был достаточно длинным, чтобы вместить тело человека, даже относительно высокого. К этому столу и подошел Альцчиллер.

Он осторожно достал руку из пакета и положил ее на стол ладонью вверх.

Очень интересно, — пробормотал профессор. Он дотронулся до руки металлическим инструментом с крючком на конце, напоминающим инструмент стоматолога. Подергав кожу, он перевернул руку и потрогал кончиком зонда окровавленную рану. Капля липкой крови осталась на крючке. — Вчера днем, говорите? Я надеюсь, это не розыгрыш?

— Если нужно, могу привести вам свидетелей.

— Сколько времени вы мне дадите на обследование?

— А сколько понадобится?

— Я начну прямо сейчас, — Альцчиллер щелкнул выключателем, над головой зажглись яркие лампы. Зацепив крючком зонда большой палец кисти, профессор осторожно подвинул ее к свету. — Не хотелось бы снова ее замораживать. Чередование заморозки и оттаивания пагубно влияет на образцы.

— Как много вы сможете рассказать о человеке, которому она принадлежала?

— Немало, — уверенно ответил профессор. — Так как у меня в распоряжении целая кисть, я нарисую вам довольно подробный портрет. Обычно, чтобы определить рост, требуются кости побольше, но я могу работать и с тем, что вы принесли. У вас будет примерный вес, телосложение и мускулатура. Это вопрос экстраполяции: распределение жира и мышц на ладони весьма показательно отражает общее состояние тела. Тест на протеин сыворотки[21] может многое рассказать о предпочтениях в пище и даже об этническом прошлом. Все дело в отклонениях от нормы, которые удастся обнаружить. Ведь мы ищем именно отклонения — только по ним можно установить личность.

Он провел зондом под ногтем среднего пальца. На стол упал маленький комок земли. Альцчиллер осторожно взял его пинцетом и положил на предметное стекло микроскопа.

— Если удастся обнаружить что-нибудь в образце почвы, я даже смогу рассказать вам, где была жертва в момент смерти. Что касается общих характеристик, на их установление потребуется время. Могу я привлечь кого-нибудь из студентов? У меня есть несколько помощников, которые обожают подобные задания. Они могут делать анализы тканей, пока я буду работать непосредственно с кистью.

— Только если вы уверены, что они будут молчать, — сказал Росток.

— Знаю-знаю, вы не хотели бы прочесть об этом в завтрашних газетах.

— Ко мне уже приходили с телевидения.

— Это еще хуже, — посочувствовал Альцчиллер.

— Может быть, им стоит проводить тесты вслепую? — предложил Росток. — Просто дайте им образцы тканей, не показывая руку.

Другим инструментом с маленькой ложечкой на конце Альцчиллер взял с раны каплю крови. Ее он тоже поместил на предметное стекло.

— Все и впрямь настолько секретно? — спросил он.

— Понимаете, у меня и так уже проблемы с коронером, потому что я работаю с тем, что должно быть у него. Если он узнает, что я без его ведома отдал кисть вам, то может позвонить в прокуратуру и обвинить меня в сокрытии улики. Он вполне может зайти так далеко, — подумав немного, Росток добавил: — Тогда под ударом окажетесь и вы.

— За моих ассистентов не волнуйтесь, — успокоил его профессор. — Они работают со мной над новым заданием министерства обороны. Что-что, а секреты они хранить умеют.

Все это время Альцчиллер занимался предварительным обследованием кисти. В руках у него был очередной инструмент, — что-то вроде ножниц, которым он разрезал свежее мясо на ране.

— Похоже, кисть ампутировал врач, — заключил Альцчиллер. — Или человек, знакомый с анатомией. Её отрезали у самого конца запястных костей — там, где они соединяются с лучевой и локтевой. Несмотря на то, что на ладьевидной кости осталась царапина, в остальном ампутация проведена чисто, с минимумом погрешностей.

Профессор отрезал небольшой кусочек мяса с запястья.

— Ну, хорошо, — сказал он наконец, выпрямившись. — У меня есть студент, Майкл Чао, которому я доверяю самые ответственные задания. Ему разрешен доступ к секретной информации министерства обороны. Майкл будет мне ассистировать. Скажите, есть ли какая-то еще информация о руке или о том, как она попала в хранилище? Мне может помочь буквально все.

— Я обзвонил все больницы в радиусе пятидесяти миль, — сказал Росток. — И все полицейские участки. Несчастных случаев с потерей кисти не было — только пара сломанных костей и одно изувеченное плечо.

Он испытывал чувство вины за то, что не был с Альцчиллером полностью откровенным. В конце концов, имелась еще надпись на церковнославянском языке, о которой можно было бы рассказать. Но Росток решил скрыть ее по той причине, что это было имя человека, который мог и не иметь никакого отношения к руке. По крайней мере, законы физики и времени еще никто не отменял.

В прогулках со стариком мальчику особенно нравилась его манера есть по-мужицки». Вместо того, чтобы делать бутерброды, дед отрывал хлеб и мясо кусками и макал их в мягкое масло, как раньше делали сибирские крестьяне.

— Русские цари полагали, что их власть дана им самим Господом, — продолжал старик. — Как и все правители до него, Николай не только правил нацией — он был еще и главой Русской Православной Церкви. Распутин, напротив, вышел из бедноты и большую часть своей жизни проповедовал смирение. Вот почему он продолжал носить крестьянские одежды и есть руками, даже на банкете в императорском дворце. Крестьяне верили, будто через Распутина Бог хотел напомнить царю об ограниченности земной власти. В конце концов, именно Бог ниспослал ужасную болезнь на наследника престола. Когда простой мужик исцелил сына Николая, для царя это было уроком смирения.

— Но ты не ответил на мой вопрос, дедушка, — настаивал мальчик. — Почему он не излечил царевича навсегда?

— Одиночное чудо, одномоментное исцеление царевича могло быть опровергнуто придворными как совпадение или объяснено хитроумными докторами, — ответил старик. — Но Распутин вновь и вновь излечивал Алексея, при разных свидетелях и при самых невероятных обстоятельствах; тогда даже убежденные скептики поверили, что они стали свидетелями чуда. И, что более важно, это служило постоянным напоминанием царю, что Бог в любое время может лишить его своей милости.

— Значит, царь теперь зависел от крестьянина, — сказал мальчик. — Он знал, что без помощи Распутина его сын умрет.

— Крестьяне говорили, что таков Божий замысел.

26

— Не знаю, готова ли я это сделать, — сказала Николь. Василий пожал плечами.

— Ты для меня уже делала такое.

— Тогда я была другим человеком.

— Нет. Ты все та же прежняя Николь. Такие люди, как ты, не меняются.

Она хотела возразить ему и рассказать, как брак, даже такой короткий, изменил ее отношение к себе самой, к мужчинам, к жизни и к тому, как она желала ее прожить. Но Николь знала, что обсуждать подобные темы с Василием бесполезно. Для него она была просто вещью — красивой и ценной частью его собственности, которую можно использовать в свое удовольствие либо сдавать внаем за разумную плату. И которую он теперь, после смерти Пола, требовал назад.