Пусто: пусто - Анна Бабяшкина

— И что ты им сказал? — ахнула Люся. — Мол, извините, разрешите убедиться, что вы порядочные люди, а не убийцы?

— Да нет, сказал, что с Катькой около поликлиники познакомился и что она у меня книжки почитать брала.

— Какие книжки?

— Пелевина и Коэльо.

— А вдруг она никогда этого Пелевина в руках не держала! — все больше ужасалась Митиной наглости г-жа Можаева.

— Сейчас все девушки читают Пелевина и Коэльо. Стопудово у нее один из двух оказался бы. Кстати, Пелевин у нее как раз нашелся, правда весь какой-то гадостью залит по самые не балуйся. Но не в этом дело!

— А в чем? Что у нее предки выглядят как мистер Дракула и Медуза Горгона?

— Да нет, прекрати перебивать! Выглядят они как совершенно обычные люди, может быть, даже симпатичные. Фокус в другом!

Когда Митя уже уходил от Волковых с книжкой в портфеле, Максим Геннадьевич поинтересовался, мол, видел ли молодой человек, какие Катенька чудесные рисовала картины? Безбородов только замычал в ответ. Безумный папаша потащил Митю в галерею на Палихе, чтобы продемонстрировать свои работы и рисунки дочери. В конце концов, парень оказался в мастерской художника. Там он усадил Митю в кресло напротив закрытого материей мольберта. Сбросил с него покров и с дрожью в голосе спросил:

— Ну как?

На картине молоденькая остроносая брюнетка с грустным лицом чертила что-то пальчиком на запотевшем окне. Левую руку она, как будто защищаясь от ветра, прижала к полной груди.

— Здорово, — только и смог выдавить из себя не очень-то разбиравшийся в живописи Митя. — Задумчивая такая, мечтательная.

— Да, она именно такая и была, моя Катенька.

— Так это и есть ваша дочь? — промямлил Безбородов.

Он встал с кресла и принялся внимательно рассматривать картину.

— А что, у Кати знака не было? — наконец спросил он.

— Я его еще не прорисовал, работа еще не закончена. Вот такой вот у нее рисуночек был на ручке, — и Максим Геннадьевич ловко изобразил на краю холста синей краской «птичку» с двумя точками внутри.

Люся уставилась на Митю широко открытыми глазами и ждала продолжения. Но он молча курил и, кажется, добавить к рассказанному ему было больше нечего.

— Понимаешь? — наконец, не дождавшись от Люси никакой реакции, спросил он.

— Что понимаю? — переспросила г-жа Можаева.

— Ну у Ленки, помнишь, какой знак был?

— Какой?

— Такой же! Мне Ленкины родители нарисовали точь-в-точь такой же рисунок, когда я спросил, какой у Ленки был знак. Теперь понимаешь?

— Да, — энергично закивала Люся, — точно! Я помню, зайцевская мать что-то подобное изображала.

— Да не подобное, а точно такое же! — рявкнул Безбородов и тут же успокоился. — Почти такой же и у меня был. Только без точек.

— Погоди ты про себя! Ты хочешь сказать, что у Ленка и Катька получили одинаковые знаки? — заверещала на всю лестницу пораженная г-жа Можаева.

— Ну, наконец-то! Шерлок Холмс отдыхает! — язвительно «похвалил» ее Митя.

— Они что, лесбиянки что ли? Прямо как в «Пире» Платона описано? — затараторила возбужденная г-жа Можаева.

— Сам не знаю, — пожал плечами Митя. — Но на лесбиянку Зайцева совсем не похожа. К тому же у нее вроде как нашелся какой-то там парень, который на поминки не пришел даже. Может, в Небесной канцелярии что-то напутали и наштамповали целую серию одинаковых знаков? Или специально это сделали, чтобы увеличить количество подходящих вариантов? Я не знаю! Или так вышло потому, что женщин у нас больше, чем мужчин. Типа многоженство разрешили…

— Я в шоке!

Тут на лестницу высунулась г-жа Безбородова:

— Молодые люди, вы тут еще долго прохлаждаться намерены? Там, между прочим, народ ждет, а нам закрываться скоро.

— Эх! — шептала г-жа Можаева Мите, семеня за Надеждой Петровной. — Жалко, что Ленкину почту сегодня, наверное, посмотреть не удастся — мне надо скоро убегать на свидание. Мить! Пообещай без меня в ее почтовый ящик не влезать, ладно? Мне же интересно! Обещаешь?

— Обещаю, — кивнул Митька. — Приходи тогда завтра пораньше, вместе почитаем.

— Заметано! Я сегодня спать спокойно не смогу от любопытства! — Люся подмигнула Безбородову и пулей метнулась к своему столу.

Через полчаса, уходя, она погрозила Мите с порога пальчиком:

— Даже не думай! Высоко сижу, далеко гляжу — сразу узнаю, если слово нарушишь!

— И не подумаю, — ответил он, выключая компьютер.

Но Люся, конечно, не совсем доверяла Безбородову в этом вопросе. Велика вероятность, что он все-таки нарушит слово и влезет в Ленкину почту. «В худшем случае он сотрет свои собственные письма, а остальное не станет трогать! Зачем ему это?» — с трудом успокоила себя г-жа Можаева.

Улицу Остоженку Люся нашла легко. Только вот припарковаться на ней было еще сложнее, чем на Яузской. «Не зря я сюда не ездила раньше, — думала про себя Люся, медленно отъезжая все дальше от Дома фотографии и глядя на плотно уставленную машинами обочину. — Он бы еще на Красной площади свидание назначил!»

Наконец Люся нашла пустое место под знаком «остановка и стоянка запрещена» и с тревожным чувством припарковалась прямо под ним.

Дом фотографии на поверку оказался старым и давно не ремонтировавшимся домишкой. В гардеробе толклась толпа каких-то странных людей: умопомрачительно красивых девиц в стильных нарядах и весьма посредственно одетых мужчин, преимущественно лет за тридцать и старше. Г-жа Можаева, конечно, не знала, что девицы почти все считали себя фотомоделями и ходили сюда специально, чтобы знакомиться с фотографами из глянцевых журналов. Мужчины в джинсах как раз и были этими фотографами.

Люся сдала курточку, купила билет и набрала мобильник Андрея.

— Поднимайся на третий этаж, — без всяких предисловий выпалил он и бросил трубку.

Люся поднялась по серой плохо освещенной лестнице наверх. Там оказался просторный зал с белыми стенами и некрашеным деревянным полом. Г-жа Можаева озиралась по сторонам, каждый раз упираясь взглядом то в полуобнаженную девичью спину, то в лицо бородатого дядьки. Публика бродила вдоль стен, рассматривая огромные фотографии человеческих рук с новоявленными отметинами на запястьях. Вдруг кто-то взял Люсю за руку. Она вздрогнула.

— Ну что, Шуршунчик, потерялась? — спросил голос Андрея.

Г-жа Можаева обернулась и увидела его — в забавных оранжевых штанах, розовых солнечных очках, хотя на улице почти стемнело, и вязаной кофточке. Последний аксессуар показался Люсе слегка женским, но, оглянувшись, она обнаружила вокруг еще парочку парней примерно в таком же прикиде. «Похоже, я совсем потеряла представление о мужской моде», — поняла Люся, а вслух спросила:

— И что у нас тут сегодня показывают?

— Как всегда, актуальное искусство. Дом фотографии, Люсенька, это центр актуального искусства. Знаешь такое слово — актуальность?

— Обижаешь? Я, между прочим, МГУ закончила! — почти всерьез обиделась г-жа Можаева.

— Чуть больше недели прошло с момента появления этих знаков, а актуальные художники уже столько натворили! Посмотри только!

И Андрей потащил Люсю вдоль стен. Фотографы и правда наснимали кучу спецзнаков, причем очень интересно. На их снимках линии, черточки и точки на руках очень органично вписывались в природу и становились частью ее. Например, рука с концентрическими кругами на запястье черпала воду, по которой расходились точно такие же концентрические круги. Люся хотела остановиться около каждого снимка и повнимательнее рассмотреть его, но Андрей не давал ей предаться созерцанию. Он тащил г-жу Можаеву куда-то в угол зала. Наконец он остановился перед одним из снимков и горделиво спросил:

— Ну как тебе?

Люся уставилась на фотографию. На черно-белом снимке в ясное небо улетал стройный косяк птиц. Фотограф поймал момент, когда все они в едином порыве взмахнули крыльями. Это на заднем плане. А на первом плане, как будто закрывая пернатых от фотографа, в кадр лезла растопыренная пятерня. И на запястье этой руки был птичий символ — «галочка», как будто бы нарисованная первобытным человеком птица. Композиция была построена очень удачно — даже линии на запястье, кажется, были параллельны с линиями птичьего клина.

— Прелестно! — прошептала Люся, внимательнее вглядываясь в фотографию и замечая, что между крыльев «птички» на запястье виднеются две точки. Точно такие же, как у Ленки!

— Правда, здорово? — продолжал бурно восхищаться Андрей. — Это мой друг-фотохудожник снимал. Он вообще-то в основном рекламу снимает, но на самом деле — настоящий профи!

— Без сомнений, — согласилась Люся. — По-моему, я даже знаю, чья это рука.

И г-жа Можаева пристально посмотрела на Андрея, постаравшись придать взгляду выражение скорби.