Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 - Владимир Маяковский

[1925]

Верлен и Сезан*

Я стукаюсь      о стол,         о шкафа острия —четыре метра ежедневно мерь.Мне тесно здесь          в отеле Istria[15] —на коротышке      rue Campagne-Première[16].Мне жмет.         Парижская жизнь не про нас —в бульвары      тоску рассыпай.Направо от нас —         Boulevard Montparnasse[17],налево —        Boulevard Raspail[18].Хожу и хожу,      не щадя каблука, —хожу   и ночь и день я, —хожу трафаретным поэтом, покав глазах   не встанут виденья.Туман — парикмахер,         он делает гениев —загримировал      одного         бородой —Добрый вечер, m-r Тургенев.Добрый вечер, m-me Виардо*.Пошел:   «За что боролись?            А Рудин?..А вы,   именье      возьми подпальни»…Мне   их разговор эмигрантский                нуден,и юркаю      в кафе от скульни.Да.     Это он,      вот эта сова —не тронул        великого         тлен.Приподнял шляпу:         «Comment ça va,cher camarade Verlaine?[19]Откуда вас знаю?         Вас знают все.И вот   довелось состукаться.Лет сорок        вы тянете         свой абсентиз тысячи репродукций.Я раньше        вас      почти не читал,а нынче —          вышло из моды, —и рад бы прочесть —         не поймешь ни черта:по-русски дрянь, —         переводы.Не злитесь, —      со мной,            должно быть, и вызнакомы      лишь понаслышке.Поговорим      о пустяках путевых,о нашинском ремеслишке.Теперь   плохие стихи —              труха.Хороший —      себе дороже.С хорошим          и я б         свои потрохасложил   под забором         тоже.Бумаги   гладь      облевываяпером,   концом губы —поэт,   как блядь рублевая,живет   с словцом любым.Я жизнь   отдать      за сегодня            рад.Какая это громада!Вы чуете      слово —         пролетариат? —ему      грандиозное надо.Из кожи   надо      вылазить тут,а нас —   к журнальчикам            премией.Когда ж поймут,           что поэзия —                 труд,что место нужно          и время ей.«Лицом к деревне» —         заданье дано, —за гусли,      поэты-други!Поймите ж —      лицо у меня            одно —оно лицо,       а не флюгер.А тут и ГУС*      отверзает уста:вопрос не решен.           «Который?Поэт?   Так ведь это ж —            просто кустарь,простой кустарь,           без мотора».Перо   такому      в язык вонзи,прибей   к векам кунсткамер.Ты врешь.   Еще      не найден бензин,что движет      сердец кусками.Идею   нельзя      замешать на воде.В воде   отсыреет идейка.Поэт   никогда      и не жил без идей.Что я —   попугай?           индейка?К рабочему      надо         идти серьезней —недооценили их мы.Поэты,      покайтесь,           пока не поздно,во всех   отглагольных рифмах.У нас   поэт      событья берет —опишет   вчерашний гул,а надо   рваться      в завтра,             вперед,чтоб брюки      трещали         в шагу.В садах коммуны         вспомнят о барде —какие   птицы      зальются им?Что      будет       с веток          товарищ Вардин*рассвистывать      свои резолюции?!За глотку возьмем.         «Теперь поори,несбитая быта морда!»И вижу,   зависть         зажглась и горитв глазах   моего натюрморта.И каплет      с Верлена*         в стакан слеза.Он весь —          как зуб на сверле́.Тут      к нам       подходит         Поль Сезан*:«Я     так   напишу вас, Верлен».Он пишет.         Смотрю,         как краска свежа.Monsieur,       простите вы меня,у нас   старикам,      как под хвост вожжа,бывало   от вашего имени.Бывало —        сезон,          наш бог — Ван-Гог*,другой сезон —         Сезан.Теперь   ушли от искусства            вбок —не краску любят,           а сан.Птенцы —          у них           молоко на губах, —а с детства          к смирению падки.Большущее имя взяли         АХРР*,а чешут   ответственным            пятки.Небось   не напишут         мой портрет, —не трут   понапрасну         кисти.Ведь то же      лицо как будто, —               ан нет,рисуют   кто поцекистей.Сезан   остановился на линии,и весь   размерсился — тронутый.Париж,   фиолетовый,         Париж в анилине,вставал   за окном «Ротонды»*.

[1925]