Зона теней - Питер Джеймс

Она встретилась взглядом с собственным отражением на полированной поверхности тостера и отвела глаза, не в силах выдержать взгляд двойника. Омерзительное ощущение, подумала она: врешь и знаешь, что врешь, а тебе верят; как будто обманываешь сама себя.

– Сегодня я ездила повидаться с матерью Кэрри.

– Кэрри? Она знает?

– Нет. Ровным счетом ничего. Ее мать вообще почти не видит свою дочь. Сейчас та где-то в Штатах.

– Это была обаятельная малышка. – Голос его стал куда-то уплывать. – Как насчет обеда на этой неделе?

– Неплохая идея.

– А твое расписание позволяет?

– Я оставила его в офисе. Давай поговорим завтра.

Алекс повесила трубку и вздохнула, подумав о тех временах, когда они были вместе и были счастливы; или им только так казалось? Неужели все было единой большой ложью? Она сделала сандвич и пошла в гостиную; затопила камин, поставила кассету с «Дон Джиованни» и свернулась на диване.

День уже переходил в вечер, когда она резко очнулась от тяжелого забытья. Было жарко, Алекс чувствовала смятение. Во сне они с Фабианом куда-то ехали; он шутил, и они смеялись; во сне он был таким реальным, таким неправдоподобно реальным, что она лишь через несколько секунд вспомнила… никуда и никогда больше они не поедут вместе, никогда не будут смеяться в один голос. Она погрустнела – вокруг один обман: ее обманул сон, обманывала жизнь. С тяжелым сердцем она встала, подошла к окну и отдернула занавес: сгущались сумерки.

Как бы ей хотелось, чтобы была жива ее мать, чтобы рядом был кто-то старый и мудрый, кому она могла бы довериться, кто уже пережил нечто подобное. Она так и не привыкла в полной мере к своей роли взрослого человека; порой ей казалось, что она стала матерью, не переставая чувствовать себя ребенком.

Алекс открыла сумочку и извлекла открытку, которую позаимствовала у матери Кэрри: на фоне широкого речного простора были изображены авеню большого университетского кампуса. Она перевернула ее. «Массачусетский технологический институт, Бостон, Масс.» – было напечатано в самом низу. Бостон, подумала она; Бостон, Бостон, Бостон… Она взглянула на большие аккуратные буквы текста.

«Привет, мам. Тут ко мне все отлично относятся, много чего произошло, я встретила несколько человек поистине потрясающих. Скоро напишу еще. С любовью. К.».

После инициала стоял неразборчивый косой крестик. Она, прихватив открытку, поднялась в комнату Фабиана.

Чемодан его лежал на кровати; как гроб, подумала она, содрогнувшись. «Ф.М. Хайтауэр» – было выведено выцветшими чернилами среди царапин и вмятин на крышке. Алекс открыла первый замок, он сразу же отскочил, больно щелкнув ее по пальцу; второй она открывала более осмотрительно. Откинув крышку, она покопалась в одежде и вытащила дневник Фабиана. Открыв его, извлекла пустые открытки, найденные на его письменном столе в Кембридже, и сравнила их с открыткой Кэрри, которую продолжала держать в руке: изображения на них разнились, но шрифт был один и тот же. Она удивленно свела брови, обвела взглядом комнату и, наткнувшись на Фабиана, глядевшего на нее с портрета, виновато потупилась – ей стало стыдно за то, что она делала.

На задней обложке дневника был кармашек на «молнии», она открыла его. Внутри лежало несколько розовых листков писчей бумаги, исписанных почерком, похожим на почерк Кэрри; датированы они были 5 января. Адрес в Кембридже тоже был написан от руки.

«Дорогой Фабиан,

пожалуйста, прекрати эти бесконечные телефонные звонки, которые всех раздражают и выводят из себя. Я уже сказала, что не хочу больше тебя видеть, и менять решение не собираюсь. У меня никого нет, просто я не могу больше мириться с твоими странными привычками. Так что, прошу тебя, оставь меня в покое. С любовью. К.».

Та же самая кудреватая подпись и тот же почерк, что на открытке, но Алекс показалось, что в них есть какое-то различие, только она не могла сообразить, в чем оно заключается. Она перечитала письмо. Странные привычки… Раздумывая над этими словами, она осознала, что в комнате опять стало холодно, ей было как-то не по себе. Раздался звонок в дверь. Она посмотрела на часы – четверть седьмого, засунула все в дневник, положила его поверх чемодана и спустилась вниз.

Открыв дверь, Алекс растерялась при виде крупной женщины с высветленными перекисью водорода волосами.

– Здравствуйте, миссис Хайтауэр.

Алекс уставилась на ее плоскую аккуратную черную шляпку, на кожаные перчатки и аккуратно выглаженную белую блузку.

– Айрис Тремьян. Я заходила к вам на прошлой неделе.

Алекс не сводила глаз с ее розовых губ, которые шевелились, когда она произносила слова, словно среди мягких складок лица приоткрывалась потайная дверца. Глаза гостьи светились решимостью, в них читалась уверенность в том, что на этот раз от нее не отделаются.

– Заходите, – пригласила женщину Алекс, ибо в данный момент не могла подобрать иных слов.

– Могу сказать, что вы нуждаетесь во мне, дорогая, – сказала Айрис Тремьян, уверенно входя в дом.

У Алекс по-прежнему крутилась в голове строчка из письма: «…странные… странные…»; замораживающий взгляд портрета; внезапный холод в комнате. А действительно ли ей предстоит сеанс у Моргана Форда и не далее как завтра?

– Я думаю, это ошибка… – начала было она.

Айрис Тремьян, оглядевшись в холле, проследовала за Алекс в гостиную.

– Вас что-то беспокоит, дорогая, не так ли? – Ее голос звучал мягко, что удержало Алекс от резкого ответа.

– Я немного взволнована, вот и все.

– Я так и думала… после всего, что с вами приключилось.

Алекс настороженно посмотрела на нее:

– Что вы имеете в виду… что именно приключилось?

– Дорогая, вас что-то тревожит. Верно? Я почувствовала это еще в прошлый раз; так скажите, права ли я, дорогая?

Алекс уставилась на нее, чувствуя раздражение, что ее уединение нарушают столь бесцеремонно. На завтра у нее уже запланирована встреча; зачем говорить с кем-то еще? Уж не связаны ли Морган Форд и Айрис Тремьян? Может, по тому номеру, который она ему дала, он смог через ремонтную службу вычислить, где стоит монитор, узнал, кто она, и прислал к ней Айрис Тремьян? Смешно.

– Хотите чаю?

– О нет, дорогая, благодарю вас.

Она снова огляделась:

– У вас очень симпатичный домик, дорогая. – Ее внимание привлекла картина на стене, и, подойдя к ней поближе, она показала на нее пальцем. – Это Стаббс?

– Нет.

– Единственный известный мне художник, который рисовал лошадей.

– Она принадлежит моему мужу.

– Он что, художник?