Книга домыслов - Эрика Свайлер

Спальня Энолы была такой же, как и прежде: запачканное йодом стеганое одеяло, выбоина в стене над ее кроватью, стол, на котором лежат изгрызенные до грифеля карандаши… Дверь моей спальни приоткрыта. Или дерево разбухло, или раму перекосило? Ничего подобного, но закрываться дверь все равно не желала. Черт побери! Я почти никогда здесь не сплю. Можно будет перенести мои вещи в гостиную, пока дверь не починят.

Три охапки одежды из шифоньера. Стопка книг. Две подушки. Еще простыни и летнее покрывало. Теперь гостиная превратилась в спальню и кабинет одновременно, а я – в беженца в собственном доме. Ничего другого не остается… Придется позвонить Фрэнку. Я бы предпочел не звонить, но Алиса пока ничего не рассказала отцу. А еще я попросил ее не говорить Фрэнку о том, что я теперь безработный. Во-первых, безработный я временно, а во-вторых, я знаю, каким заботливым Фрэнк иногда может быть. Мы с Алисой все это время вели себя крайне осторожно. Мы до сих пор не знаем, куда нас все это заведет.

Фрэнк поднял трубку после пятого звонка и тотчас же начал в своем духе:

– Так долго оставлять дом без сливного желоба нехорошо. Вода, которая льется с крыши, сейчас разрушает фундамент.

Я едва сгоряча не выпалил соседу, что сплю с его дочерью. Чудненько получилось бы. Теперь же, когда я с ним буду говорить, вид ног Алисы, обвивающих мое тело, будет неотступно меня преследовать.

– Да, конечно. Я немного повозился с желобом, но он очень погнулся. Карниз также ремонтировать надо. Мне кажется, дом проседает. В стене спальни моих родителей появилась трещина.

Фрэнк тихо присвистнул.

– Я вскоре кого-нибудь пришлю. Надеюсь, ты знаешь, как заделывать трещины?

– Что-то подсказывает, что лучше мне в это дело не соваться.

– Понятно. Надо будет кого-нибудь нанять.

За фасадным окном дома темные волны с грохотом разбивались о берег, высоко подбрасывая белоснежную пену.

– Саймон! Мне очень неприятно, что дом доведен до такого состояния. Больше мешкать нельзя. Дом слишком близко стоит к воде. Дома сами по себе не ремонтируются.

Меня задели его слова. Как будто я сам не вижу, до какого состояния он доведен! Как будто не я, а кто-нибудь другой лазит по крыше и заделывает слабые места, чтобы меня не заливало. Дома сами по себе не ремонтируются, но для ремонта нужны деньги.

– Я все понимаю.

– С тобой все в порядке? – спросил Фрэнк.

– Да, просто устал. Могли бы вы прислать кого-то? Пусть осмотрит дом. Я не знаю, с чего начинать.

Я взглянул на журнал Пибоди. Развернут он был на подробном, в половину страницы рисунке карты Таро. Дьявол был нарисован светло-коричневыми чернилами. Одет он был как придворный сановник. Копыта выглядывали из-под коротких панталон. Курчавая бородка. Дьявол улыбался. В руках он зажал концы цепей, к которым за шею были прикованы мужчина и женщина.

В «Принципах прорицания» сказано, что эта карта не столько предвещает зло, сколько говорит о тайне, отсутствии необходимых знаний и о неизвестных закономерностях. Дьявол в «Принципах прорицания» мрачен и грозен. Дьявол в моем журнале не выглядит таким уж чудовищем. С этим парнем можно, в принципе, выпить пива. Если Пибоди так изобразил карту мадам Рыжковой, мне бы хотелось знать, что это был за человек, ведь у него такое своеобразное восприятие зла. Было бы не лишним приглядеться к мадам Рыжковой и прочим людям, чьи имена упоминаются в журнале. Коениг, Мейксел… Чем сложнее картина мира, тем легче мне будет отыскать невидимую связь, добраться до самого корня проблемы. Я должен схватить Дьявола за хвост.

– У меня есть такой человек на примете, – сказал Фрэнк. – Надо будет узнать, свободен ли он на этой неделе. Послушай… Извини, что накричал… Просто твои родители очень любили этот дом.

Я ему верил, вот только после смерти мамы папа палец о палец не ударил, чтобы здесь хоть что-то починить.

– Знаю.

Я поблагодарил Фрэнка, а потом услышал шорох шин на гравийной дорожке. Знакомый звук. Шины, как я и предполагал, принадлежали ржавому голубому «олдсмобилю». Энола вернулась домой.

Когда дверца автомобиля распахнулась, я уже стоял рядом. Сестра выпрыгнула из машины. Как она себе еще все кости не переломала? Я раскрыл свои объятия, и Энола бросилась на меня. Несколько секунд, испытывая полное, действительно полное счастье, я держал ее в своих объятиях, высоко поднимая над землей. От нее неприятно пахло долгой дорогой, а еще спиртным. Она пыталась вырваться, махала своими ногами, даже угодила мне головой по подбородку, но эти секунды все равно были просто замечательными.

– Саймон! У тебя убитый видок.

У Энолы слегка заплетался язык.

– От тебя пахнет, как в пивной.

– Иногда попиваю.

Она засмеялась, но как-то неестественно. Наконец ей удалось выскользнуть из моих объятий.

– Ты вела машину в таком состоянии?

– Судя по всему, вела.

Энола медленно поворачивала голову, оглядывая дом. Нос с шумом вобрал морской воздух.

– Ну, вот я и приехала. Можно мне войти или придется весь день здесь проторчать?

– Конечно входи. Это и твой дом, – сказал я так, словно все это время только тем и занимался, что берег его к возвращению сестры. – Есть хочешь?

Я оглядел сестру с ног до головы. Одежда висела на ней мешком. Длинная цветастая юбка в стиле хиппи… Мешковатая толстовка с капюшоном, скорее всего мужская, из-под которой виднелась футболка с маленькими дырочками, словно ее попортила моль. А под всем этим – моя сестра.

Пожав плечами, Энола рывком распахнула сетчатую дверь-ширму, а затем с такой силой захлопнула ее за собой, словно хотела оставить за ней и меня, и машину, и все, что ее тревожило. Я поискал ее вещи. На заднем сиденье лежала куча упаковок из-под еды на вынос, бутылки из-под газированной воды и жестянки из-под пива. Пол устилали спичечные коробки, собранные, казалось, во всех барах, расположенных вдоль побережья. На заднем сиденье, помимо прочего, свалены были электрические лампочки. Дорожных сумок нигде видно не было.

– А где твои вещи? – крикнул я вслед сестре.

– В багажнике. Не волнуйся, я много с собой не взяла, – крикнула мне в ответ Энола.

– Долго здесь не задержишься?

Захлопнув дверцу машины, я зашел в дом.

– Еще не знаю.

Услышав, как сестра ругается, я пошел на ее голос. Послышался звук рвущейся бумаги. Энолу я застал склонившейся над журналом Пибоди. Сестра с остервенением рвала страницу с рисунком, на который я только что смотрел.

– Прекрати! Зачем? – крикнул я.

Сестра увернулась. Обрывки бумаги усыпали пол.

– Ты хоть понимаешь, сколько этой книге лет?

– Зачем ты оставил ее открытой? Нельзя оставлять такие книги лежать открытыми!