Книга домыслов - Эрика Свайлер

Бабушка Виссер визжала от боли. Ложка ударила ее по губам. Рука внучки взлетала и обрушивала на голову бабушки удар за ударом, словно в душе у Эвангелины бушевал священный огонь.

Девушка не слышала, как бабушка ее молила:

– Остановись! Не надо, родная! Пожалуйста!

Тело девушки звенело. Каждое сухожилие, каждый сустав помнили почерневшие колени после многочасовых стояний на них, синяки на ребрах от тугой шнуровки, душевную боль, вызванную запретом купаться в реке.

Ложка свистела, рассекая воздух, пела, призывая Эвангелину выпустить зверя. Мерзкий звук раздался, когда ложка угодила старушке по горлу. Глаза бабушки Виссер округлились, словно у напуганной крольчихи. Ложка упала на пол. Лицо старухи налилось кровью. Слезы хлынули из глаз внучки, словно она только что разбила глиняный горшок с варевом. Ее охватила паника. Эвангелина отшатнулась от Сары, которая безуспешно пыталась вдохнуть, но не могла. Живот бабушки вздымался и опадал в агонии. Лицо побагровело. Старуха смотрела на внучку полными ужаса глазами.

Эвангелина попыталась поднять бабушку с пола. Извинения извергались из ее рта с таким же жаром, с каким Сара Виссер заставляла свою внучку читать молитвы. Старушка вцепилась в руку Эвангелины. Их сцепленные тела привалились спинами к печи. Из горла старухи вылетал свист. Она безуспешно старалась дышать. Эвангелина гладила ей щеки и умоляла дышать. Голова бабушки Виссер завалилась набок. Одна из тощих косичек упала на грудь.

Обняв бабушку за плечи, Эвангелина принялась ее трясти.

Сара Виссер схватила внучку за руку.

Эвангелина почувствовала, как жизнь покидает старческое тело. То, что недавно на нее нашло, отступило. Когда Эвангелина была маленькой, бабушка научила ее сметочному и обметочному швам, «вспушке» и прочим стежкам. Она вспомнила, как руки бабушки обнимали ее. Костяной наперсток на ее пальце. Игла протыкает муслин. Свежий запах, исходящий от рук после замешивания теста…

Тепло покидало тело бабушки Виссер. Эвангелина, которую бил озноб, попыталась согреться, прислонившись спиной к железной печи. Она плакала. Прежде девушке казалось, что злость почти полностью изжила из ее души любовь к бабушке, но теперь прежняя привязанность билась, словно бушующий прибой, в ее сердце.

Петух прокукарекал, когда рассвет заглянул в кухню через щелку в двери. А затем ею завладела одна-единственная мысль: «Бежать!»

Эвангелина вылезла через окно, пересекла гумно и нырнула в высокую траву, а потом бросилась со всех ног в сосняк. Она бежала по оленьим тропам. Когда живот скрутило, девушка стала надавливать большим пальцем на ссадину на своем теле до тех пор, пока боль не превратилась в пламя, которое выжгло все, за исключением лютой потребности в беге.

«Найди воду, следуй за течением воды, – пронеслось в голове. – Все будет хорошо».

Она побежала к реке Гудзон, чтобы уплыть в ее водах подальше от трупа пожилой женщины, которая вырастила и воспитала ее. Она бежала до тех пор, пока ее ноги не принялись молить об отдыхе. Когда Эвангелина испытывала жажду, она пила из реки и вода наполняла ее тело жизнью.

Она бежала вдоль берега Гудзона на юг. Она не знала, куда бежит… Главное, чтобы подальше…

«Эва… Ангел… Зло… Я убийца», – звучало в ее голове.

Эти мысли преследовали ее.

В это время года бродячему цирку Пибоди вместе с немым помощником прорицательницы следовало двигаться на север. Вечером того же дня Пибоди на полях своего журнала записал, что козы дали кислое молоко.

Глава 7

14 июля

Вот оно! Никаких сомнений не оставалось. Она утонула 24 июля 1937 года.

Тело Селины Дувел, артистки цирка Марво, было найдено в субботу в водах близ побережья Оушен-Сити. Предположительно женщина покончила жизньсамоубийством. Дувел оставила после себя дочь Верону Бонн. Заупокойнаяслужба не запланирована.

Эта небольшая заметка в «Дейли Сентинел-Леджер» имела ошеломляющее продолжение. Рядом с ней лежала распечатка с микрофиши, воспроизводящая некролог Вероне Бонн. Ныряющая королева цирка Литтлс-Лайтфорд, моя бабушка, утонула на пляже Мэриленда 24 июля 1953 года, оставив после себя дочь Паулину. Две даты еще могут быть совпадением, но четыре…

Что-то здесь нечисто.

То, что началось как легкая заинтересованность старинным дневником-журналом, превратилось в мрачную одержимость, подогреваемую осознанием того, что женщины в моей семье не только умирают молодыми, но кончают жизнь самоубийством, топятся, причем в один и тот же день – 24 июля. Первого человека, ведшего журнал, разумеется, больше интересовала получаемая прибыль и маршруты следования цирка, чем родословная утонувших женщин. В книге упоминалось множество людей: Амос, Гермелиус Пибоди, девушка по имени Эвангелина, Бенно Коениг, прорицательница, выступавшая под псевдонимом «мадам Рыжкова», и много других. Вот только об их заработках сказано было куда больше, чем об их родстве. Даты иногда указывались, но, что называется, наобум, а двадцать четвертому июля особого значения не придавалось. Пибоди писал лишь о том, что произвело на него впечатление, и, разумеется, понятия не имел, что спустя два столетия безработный библиотекарь будет использовать его записки в качестве важного первоисточника.

Результат работы, проделанной Алисой, очень мне помог: была расчищена дорога для дальнейших изысканий. Она позволила мне пользоваться ее служебным индикационным кодом университета Стоуни-Брук, действие которого Алисе хватило сообразительности вовремя продлить. Это открывало мне доступ к информации, которая в противном случае оставалась бы для меня закрытой. Имело смысл двигаться от более ранних событий к более поздним, поэтому я начал с матери. Газетная статья, посвященная ей, сопровождалась фотографией в самом верху. Заостренные, правильные черты лица. Иссиня-черные волосы. Холодная красота. Несмотря на то что о матери у меня сохранились самые теплые, радостные воспоминания, судя по фотографии, счастливым человеком она не была. А ведь я никогда не задумывался об этом. Очень больно вдруг осознать, что кто-то может счесть жизнь с тобой нестерпимой. Я был свободен и проводил дни в поисках информации из открытых источников, искал среди подшивок газет и журнальных вырезок. И вот теперь я взирал на заметку в «Дейли Сентинел-Леджер» и очень нервничал.

Одиннадцатый час. Алиса уже должна была мне позвонить и отчитаться о проделанной работе. Как раз в это время она садится за свой стол и перебирает бумаги, складывая их в идеально ровные стопки. Кладет ручки туда, где им и следует лежать… Я позвонил.