Журнал Наш Современник №5 (2001) - Журнал Наш Современник

И вот от цельного монолита стали отпадать куски живой, тысячами артерий связанной с народным единством ткани. Дотошные социологи подсчитали: в стране 2,5 миллиона "челноков"; до 12 миллионов уличных торговцев; 300 тысяч кормящихся поборами с торгашей; полмиллиона накачанных молодых бультерьеров, охраняющих покой "новых русских"; еще полмиллиона обслуживающих их в игорных домах и ночных клубах; почти 3 миллиона заняты в насквозь криминальном банковском деле ("Новая газета", № 21, 1996).

Социологи шелестели бумагами с цифирью, но мы, люди прежней эпохи, знали: торгаш на вещевом рынке - вчерашний инженер из космического КБ и даже вышибала в ночном клубе - бывший советский чемпион, глотавший - во весь экран (мы помним это!) - слезы под величественные звуки нашего гимна. Они учились в советской школе - лучшей в мире, перенимать ее опыт до сих пор ездят к нам японцы и французы. Они читали "Онегина" и смотрели "Чапаева". Мы верили: они унижены своим теперешним статусом, несмотря на перепадающие баксы (кстати, "деревянные" рубли, которыми население в доперестроечные времена обеспечивалось, по своей покупательной способности не уступали доллару, это признал, наконец, и Ельцин, обещая компенсировать вклады в сбербанке из расчета: 1 догайдаровский рубль к 5 тысячам нынешних, что соответствует сегодняшней (на конец 1996 года. - А. К.) котировке доллара).

Эти миллионы людей с нами, - говорил накануне выборов лидер компартии. - При первой возможности большинство вернется в КБ, институты, на заводы, а оставшиеся с радостью займутся честным (а не грязным, как ныне) бизнесом.

Прекраснодушные иллюзии! Помните формулу Достоевского - п р а в о н а б е с ч е с т и е. Право обманывать и обманываться, тянуть из ближнего деньги и кровь, купаться в роскоши и валяться в грязи. Сладкое право - при известных обстоятельствах...

Между прочим, коммунисты (не нынешние, а прежние, номенклатурные) приложили немало усилий, чтобы эти обстоятельства создать. Разрушили традиционную нравственность, на страхе Божьем да на "Домострое" державшуюся. Обольстили народ примитивным, через утробу пропущенным рационализмом. Наплодили (это уже в самые последние времена) "амбивалентных" прагматиков, наловчившихся переходить границу между Добром и злом, буднично, как переходят улицу.

Но все-таки держался, хотя и все ниже клонился к грязи, к бесчестью этот особый социокультурный тип, в котором советская прививка причудливо соединилась с дедовской русской основой. Деформации накапливались годами, разрывы, угрожающе обозначившиеся в 80-е, с торжеством "демократической" власти превратились в страшное, потустороннее зияние, в свидригайловское "небытие" с раскормленными пауками, а он держался - грузной слитностью своей, социальной однородностью (в толще), недифференцированностью.

И вот - рухнул. 3 июля (день, когда состоялся второй тур. - А. К.) большинство пришедших на выборы п р о г о л о с о в а л и з а л и ч- н о е б л а г о п о л у ч и е (реальное или мнимое, избыточное или с натугой "надыбанное" - другой вопрос) з а с ч е т с б р о с а жизненного уровня, жизненных потребностей, в конечном счете, самой жизни многомиллионной массы соотечественников, соседей, родных. Мера за меру - резиновый гамбургер в столичном "Макдональдсе" в обмен на списанных с баланса национальной совести детей, ночью протягивающих руки к окнам московского экспресса: "Подайте на хлеб".

Сплошь и рядом схожий выбор осуществлялся и в недавней советской истории (город выживал за счет деревни; деревенская беднота за счет "раскулаченных"; молодые карьеристы виртуозно карабкались на опустевшие кресла осужденных "врагов народа"). Но никогда прежде он не был так хладнокровно обдуман, закреплен со всеми формальностями западного - мефистофельского - образца, как выбор нынешний.

Понятно, предательство всегда смердит. Однако на выборах российского президента это "блюдо" торжественно водрузили на праздничный стол, и больше половины голосовавших чинно уселись вкушать варево из рациона фольклорной старушки с отнюдь не мифологическими, если вдуматься, "ребячьими пупками".

Но откуда взялось готовое жировать за счет ближнего большинство? Многомиллионный криминалитет и его обслуга на б о л ь ш и н с т в о все-таки не тянет! И тут открылось: за Ельцина голосовали наиболее богатые и наиболее бедные (этих последних сейчас в России столько, что с их помощью нетрудно набрать сколь угодно высокий процент). Демпресса вбивала в головы: за Зюганова голосуют босяки - а они повалили избирать Ельцина. Изумленные социологи объявили: "У сторонников Зюганова уровень материального благополучия был на 11 процентов выше". Так называемый "красный пояс" - это традиционно материально (и духовно) крепкие области России; между прочим, после революции именно они стали базой сопротивления большевизму. Их нынешний выбор - не исторический парадокс, а следствие здравого расчета хозяина-труженика: данные опросов показывают, что большинство (56 процентов) голосовавших за Зюганова руководствовались прежде всего рассудком, тогда как большинство (60 процентов) голосовавших за Ельцина - эмоциями. В областях, где победил Зюганов, больше личных автомобилей (на 1000 населения), зато в проельцинских регионах выше безработица (8,2 против 7,3 процента), выше (на 27 процентов) уровень заболеваемости туберкулезом - болезнью бедняков. Здесь совершается в два раза больше убийств (42,3 и 19,3 случая на 100 тысяч взрослого населения соответственно), в два раза больше изнасилований (24,0 и 11,6 случая), в два раза больше грабежей (137,0 и 64,0), в четыре раза больше тяжких телесных повреждений ("Независимая газета", 26.06.1996).

Хозяев постсоветского Олимпа поддержали обитатели дна. Богатых негодяев - негодяи нищие, с их моралью "однова живем!", позволяющей не думать о последствиях своих решений. Люди, одурманенные жаждой наживы, слились - на мгновение! - в братских объятиях с людьми, одурманенными дешевым алкоголем. Все мыслимые варианты "права на бесчестье" соединились в тупой "свиной" клин. И об него расшиблось прежнее советское единодушие! Разлетелось вдребезги, усеяло землю осколками катастрофы, знаками беды".

Я не случайно привел эту громадную цитату. Президентские выборы 1996 года стали п е р е л о м н ы м м о м е н т о м в истории России конца ХХ века. Подвели черту под советским периодом и под усилиями оппозиции вернуть хотя бы некоторые завоевания этого периода или, говоря проще, нормальную жизнь. Соответственно статья о выборах стала ц е н т р о м е д и н о г о т е к с т а "Дневника". Сегодня, спустя пять лет, мне нечего прибавить к написанному по горячим следам.

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

События 96-го стали поворотным пунктом и в моей судьбе. Меня перестали приглашать на телевидение, куда время от времени звали, чтобы обозначить присутствие "аборигенов" и дать возможность в минутных репликах озвучить их мнения и оценки. После триумфа "демократии" мнением этих множеств можно было пренебречь... Меня уже не включали в партийные списки оппозиции на выборах. Борьба приобрела позиционный характер, и вместо красноречивых волонтеров потребовала дисциплинированных функционеров из партийных контор.

Но тяжелее всего было молчание читателя. Живой ручеек иссыхал на глазах. Несколько отзывов в год. А потом - ни одного на самые болевые материалы: "Ущелье" (№ 11, 1999) - о взрывах домов в Москве и образовании новой - криминальной - российской элиты с Кавказа; "Советский. Выбор" (№ 3, 2000) - о расстреле рабочего митинга в поселке под Выборгом и о том, как его жители, едва оправившись от трагедии, проголосовали за список "Единства"...

Нет, я не виню читателей. Они пережили то же, что и я. К р у ш е н и е ж и з- н и. Как сказал мне когда-то замечательный поэт Арсений Тарковский: в 1914 году я увидел солнечное затмение и вдруг понял детским умом - это светопреставление. И, знаете, - продолжил он с грустной старческой улыбкой, - действительно, все, что было потом, происходило, наверное, уже в Чистилище.

В прежних статьях я не только анализировал события, опыт борьбы - в минуту поражений (в 91-м, 93-м) я старался дать людям надежду, показать дальнюю цель и наметить путь к ней. В 96-м наш давний читатель написал: "...Мне радостно, что Вы работаете в журнале - честный, сильный, абсурдный, этакий Жак-Простак, о чем ни говорящий, так с непременным оптимизмом, верой в Правое Дело, рыцарь Идеи из издания 16-тысячным тиражом... Пирожков Л. В. Днепродзержинск". На иронию не обижаюсь, но знали бы Вы, как тяжело быть жизнеутверждающим Жаком-Простаком! После торжества негодяев эта роль для меня непосильна.

"Передай Казинцеву, что мы с Юлей прочли его книгу - проглотили. Как написано! И ведь в самом деле, не задним числом и не задним умом все понято и замечательно выражено, а по ходу и даже в предвидении событий. Почему же при таких умах, таких талантах, при таких людях общество все-таки остается лишенным воли?" Из письма Станиславу Куняеву от Дмитрия Урнова, известного американиста. Необходимые пояснения: Юля - Ю. Палиевская, жена Урнова, профессор одного из американских университетов. "Его книга" - сборник моих статей "Россия над бездной. Дневник современника. 1991-1996".