Ричард Длинные Руки – лорд-протектор - Гай Орловский

На горизонте грозно и величественно заблистала крепость, похожая на выточенный из янтаря сказочный домик. Я перевел дыхание, здесь тоже куча дел, нужно за все браться самому… и только сейчас ощутил, что не осталось впечатлений от строительства тоннеля. Только потные спины, груды каменных глыб по обе стороны от черного входа в каменную стену, да жидкий суп с бараниной…

Янтарная крепость вырастала с каждой минутой, мы неслись через встречный ураган, я увидел наконец, насколько она огромна, настоящий горный массив с широкими трещинами, отгородившими стены от главного дворца.

Народу за двое суток прибавилось чуть ли не вдвое. На подводах беспрестанно везут горы битой дичи, мешки с зерном и мукой, окорока, это в объемные подвалы, дефы постарались, во двор загоняют скот на убой, плотники уже поставили несколько строений для вспомогательных работ, а столяры во дворе вытесывают достойную такого дворца мебель.

Меня встретили радостными воплями, я с подозрением прислушался, но, к моему удивлению, кричат довольно искренне. Как-то странно услышать в адрес власти доброе слово, тьфу-тьфу, подольше бы так…

Я отдал повод Зайчика конюхам, Бобик умчался проверять меню на кухне, я посмотрел на окна своих покоев, там Лоралея… Мимо прошмыгнул священник из тех, что прибыли с Великим Инквизитором, я ухватил его за плечо.

– Погоди, брат. Отец Дитрих где сейчас?

Он посмотрел с сочувствием в мое взволнованное и, боюсь, смятенное лицо.

– Он занят… Если нужна помощь, я обучен. Могу принять исповедь, могу снять душевные муки…

– Молод ищщо, – ответил я грубо, злой, что по мне видно мое состояние, – гроссграфов исповедовать. Дорасти хотя бы до епископа. А лучше – до архиепископа.

Он потупил взор.

– Прости, брат. Мне показалось, что душа твоя очень неспокойна, и очень захотел помочь… Прости.

– Да ладно. Где отец Дитрих?

Он кивнул в сторону одинокой башни.

– Он там в подвале.

Я удивился.

– А что там интересного?

Священник взглянул с укором.

– Работа… Ваша светлость поощряет алхимиков да еретиков, а отец Дитрих их уничтожает.

– Гм, – пробормотал я. – какое-то недоразумение… Пойду посмотрю.

Священник сказал мне вдогонку:

– Туда нельзя! Там священная инквизиция!

– У нас светское государство, – отрезал я. – А хозяин в нем, по праву развитой демократии, я один.

Дверь от моего пинка распахнулась с треском. Я так торопился в подвал, видимо – пыточный, что едва не покатился по стертым ступенькам. Снизу тянет дымком и сладковатым запахом горелого мяса.

На стенах заплясали багровые отблески, я торопливо обогнул угол, перед глазами распахнулся во всей мерзости отвратительный пыточный подвал: на стенах железные крюки и клещи, в широкой жаровне груда пурпурных углей, суровый мужик накаляет до вишневого цвета металлический прут, а отец Дитрих спиной ко мне склонился над растянутой на дыбе женщиной и что-то спрашивает негромким требовательным голосом.

Он обернулся на стук моих сапог, глаза его перехватили мой взгляд, на губах появилась горькая усмешка.

– Не нравится, сэр Ричард?.. Но кто-то эту работу должен делать… Идите сюда, послушайте…

Деревянными шагами, сдерживая негодование, я подошел к дыбе. Женщина средних лет, худая и очень некрасивая, руки туго перехвачены толстой веревкой, что наматывается на ворот, ноги закреплены за лодыжки такой же толстой веревкой, ею бы корабли удерживать…

Она повернула голову в мою сторону, лицо перекривилось в злобной гримасе.

– Ух какой красавчик… Я не одного такого соблазнила, а потом положила его печень и сердце на алтарь своему великому и благородному господину Везельвулу…

Отец Дитрих сказал невесело:

– Крестьяне давно жаловались, но только вчера удалось поймать с поличным. Выкрала ребенка…

Женщина дико захохотала:

– Ты дурак, священник! А может, я хотела его усыновить и воспитать хорошим человеком, ха-ха?..

– У родителей нельзя красть детей, – произнес отец Дитрих кротко. – В любом случае.

– А если родители – дураки? – крикнула женщина. – А я могла бы воспитать умного и красивого?

Отец Дитрих спросил:

– А где те пятеро детей, которых ты выкрала раньше?..

– Докажи, – крикнула она. – Их могли волки унести! Родители-то нерадивые…

– Могли, – согласился отец Дитрих. – И родители в самом деле нерадивые. Но ты не отрицаешь, что заманивала колдовским зельем молодых мужчин, тешилась ими, а потом убивала?

– Я приносила их в жертву, – возразила она, – а не просто убивала! Приносить в жертву можно и нужно. Это не преступление, а награда, дурак!

Я наконец разлепил смерзшиеся губы:

– Сколько мужчин ты убила?

Она захохотала.

– Не помню. Десять или пятнадцать – какая разница? Ты должен радоваться, красавчик.

– Чему?

– Тебе больше баб достанется.

– Хорошая логика, – ответил я. – Отец Дитрих, одно могу сказать, она вполне вменяема, потому может отвечать по всей строгости закона. Одно не пойму, зачем эти пытки? Она же созналась… На костер или просто повесить.

Он взглянул на меня с укором.

– Сэр Ричард, как можно…

– А что, – спросил я зло, – помучить хочется?

Он посмотрел уже не с укором, а с сочувствием.

– Вы хороший человек, сын мой, – произнес он почти тепло, – но я не уверен, что будете хорошим правителем. Вы так многого не знаете… А власть у вас непомерная. Для ваших ли плеч?

Я спросил зло:

– А что не так с этой женщиной? Почему ее нельзя просто казнить, раз вина доказана?

Он покачал головой.

– Вина как раз еще не доказана.

Я в удивлении охнул и развел руками.

– Отец Дитрих, что у вас со слухом? Она только что призналась!

– Ну и что?

– Как что? Казнить и все, – отрезал я, повышая голос. – Нельзя мучить человека просто так.

– Нельзя, – согласился он. – Даже осла нельзя мучить. Даже муху нельзя, сэр Ричард. Тем более убивать без нужды. Вы бы вот ее уже повесили, сэр Ричард, не так ли? А она, возможно, совершенно невиновна! И никого не убивала.

Я смотрел ошалело, спросил тупо:

– А… это… ее признание?

Он грустно улыбнулся.

– Признание под пыткой считается недействительным, сэр Ричард! Как и любые другие, если не подтверждены. Пытка как раз для того, чтобы вынудить дать подтверждение. А казни мы ее, как вы предлагаете, то можем убить невинного человека, а истинная ведьма останется на свободе. И снова будет похищать детей для сатанинских ритуалов…

Я спросил совсем уж тупо:

– Зачем ей брать вину на себя?

– А если истинный убийца, – спросил он, – ее муж, сын или любимая сестренка, которых она готова защитить даже ценой жизни? Такое бывает…