Избранное - Борис Сергеевич Гусев

попала к своим, к Киму, и теперь нужно исполнять то, что прикажут, и стараться делать это как можно лучше.

— Как ваша нога? — спросил Ким Надю.

— Спасибо. Ничего серьезного.

— Хорошо.

Затем мужчины, несмотря на протесты девушек, взяли у них рации, и небольшой отряд двинулся в путь. Вскоре они вышли на проселочную дорогу. Ночь была безлунной. На пути лежало село, и Ким обошел его стороной.

В лагерь пришли под утро — усталые и голодные.

Глава X

ПЕРВЫЙ ВЫХОД В ЭФИР

Стоит яркий солнечный день. Тает. Воздух чистый-чистый, дышится так легко. Выйдя из землянки, Клара, жмурясь, оглядывает окрестность. Невдалеке виднеются землянки, из труб их вьется голубой дымок, дальше повозки со снаряжением, без лошадей. Двое мужчин пилят дрова. Она тотчас вспоминает события прошедшей ночи. Она в партизанском краю, в резиденции Кима.

Надя еще спит. Холодновато. Надо принести дров и разжечь печурку. Клара накидывает ватник и выходит на поляну. Здесь стоянка отряда. Кругом лес. Она подходит к партизанам, пилящим дрова, здоровается.

— Здравствуй, если не шутишь, — отвечает один из них, продолжая работу. Другой, помоложе, оглядел ее и спрашивает:

— Ты чья?

— Мамина, — смеется в ответ Клара.

Пильщики с недоумением оглядывают незнакомую девушку.

— Правильно, дочка, — говорит тот, кто постарше, и добавляет, обращаясь к товарищу: — Не задавай глупых вопросов. «Чья!» Наша, партизанская… Ты откуда, дочка? Из Киева?

— Из Москвы, — все так же улыбаясь, отвечает она.

Это один из приемов ввести в заблуждение своего собеседника: отвечать правду, но ироническим тоном. Партизанам не обязательно знать, кто она и откуда. В отряд вливаются все новые и новые люди, и вступают в силу законы профессии: из-за одного возможного провокатора или предателя скрываться от своих. Тут уж ничего не поделаешь — таковы условия работы. Она идет дальше, осматривая лагерь. Навстречу ей попадается юноша, который вдруг останавливается и застывает на месте, словно пораженный ее видом. Потом, познакомившись с Кларой, восемнадцатилетний разведчик Игорь Валюшкевич объяснил свою растерянность тем, что впервые в своей жизни увидел московскую девушку. Он знал, что Клара должна прибыть в центр, и, увидев ее, сразу догадался, кто она такая. А спустя двадцать лет киевский ученый-пчеловод, прибыв в Москву на симпозиум, отыщет ее дом на Ново-Басманной улице, войдет в ее комнату и, забыв про свои дела, полдня просидит перед ее портретом.

— Здравствуйте! — первой говорит Клара.

А он все стоит раскрыв рот. Но скоро приходит в себя и, догнав Клару, спрашивает, кто ей нужен, не Ким ли.

— Да, я хотела бы его видеть, — отвечает Клара.

— Позвольте, я провожу вас, вы не найдете… Мне тоже надо к нему, но я потом, после вас…

И вот резиденция Кима. Она совсем в стороне, в лесу. Постучав, Клара вошла к нему в курень. Он сидел на низенькой скамье у самодельного столика, в сером шерстяном свитере, и что-то писал. Увидев ее, улыбнулся, встал, спросил, отдохнула ли она после тяжелой ночи.

— Я очень хорошо отдохнула, — отвечала Клара.

Некоторое время Ким молча смотрел на девушку, как бы изучая ее лицо. Но во взгляде его не было настороженности. Потом спросил:

— Как в Москве?

— В Москве… — повторила Клара и задумалась. — В Москве еще совсем зима, здесь теплее. В Москве… Я даже не знаю, что сказать, — последние полгода я вовсе не видела города, была очень напряженная программа. Но перед отлетом я была дома… Стало лучше — и настроение, и с продуктами, особенно после Сталинграда.

— Театры, кино работают?

— Да, конечно! Днем там как раньше, почти как раньше. Много народу на улицах, много военных с погонами…

— Это мы еще не ввели у себя, — улыбнулся Ким. — А в Ленинграде не слышали как? Положение там я знаю только по сводкам.

— В Ленинграде тяжелее, там у нас родные живут, сестра мамы. Получаю письма. Конечно, по сравнению с первой блокадной зимой эта полегче.

— В ближайшие полгода ситуация должна измениться — я сужу по интенсивности переброски войск на восток, — сказал Ким. — У нас что? Сейчас ребята оживились, в Междуречье действуют два крупных партизанских отряда — братьев Науменко и Юрия Збанацкого… Что еще? Вот с Киевом установлена надежная связь, с Остром, Черниговом — там уже есть наши товарищи.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Ким.

Вошла девушка с широкими скулами, в полушубке и валенках с галошами.

— Шура, познакомьтесь, — это наша новая радистка, Смирная. Для вас она Клара.

Клара встала и протянула руку вошедшей.

— Шура Тимошенко, — представилась та. Затем подошла к печурке и, налив стакан чая, подала его Кларе, достала сахар, хлеб и шпик.

— Кушайте. У нас порядок такой: кто пришел, первое дело — покормить надо. Ведь, наверное, не ели еще? — мягко спросила она.

— Спасибо. Нет, не завтракала.

Шура вышла. Клара с удовольствием выпила горячего чая.

— Как мне называться? Смирная или своим настоящим именем? — спросила она.

— А кто знает, что Клара — ваше настоящее имя? Ну, а если и так, то что? Пусть вас зовут Кларой — к этому имени вы привыкли…

— Да, конечно, — согласилась она, не все еще понимая.

— Вообще, вести себя следует как можно естественней. Вы не возбуждаете любопытства, не привлекаете ничьего внимания — и таким образом выполняете первые требования конспирации. Но есть сфера… коды, шифры — это уже ваша работа.

— Я понимаю, — кивнула Клара.