Екатерина Великая - Кэролли Эриксон

Екатерина тоже считала, что у Елизаветы незаурядный ум, скрытый за стремлением к удовольствиям и капризам. «Лень мешала ей заняться культивацией своего ума», — писала Екатерина. Она была убеждена, что лень и тщеславие — это те пороки, которые правили Елизаветой и сделали ее рабой льстецов. Красота государыни, которая в любой другой женщине укрепила бы уверенность в себе, возбудила в ней чувства соперничества и ревности, особенно в ту пору, когда ее привлекательность стала блекнуть. Ее волосы по-прежнему сохраняли свой естественный рыжевато-каштановый цвет, а вот щеки уже нуждались в румянах, ее губы тоже потеряли ярко-красный оттенок, а глаза, которые, по описанию Екатерины, «были как у веселой птички», теперь не поражали острой голубизной.

Всегда в движении, непоседливая, она скакала верхом, охотилась, путешествовала, посещала монастыри, отдавала дань своим сердечным привязанностям, а по вечерам главенствовала на пирах и балах. Она посещала службы в церкви — обычно три раза в день, а во время поста чаще. Но несравненно больше часов тратила она, то и дело меняя платья, прически, подкрашиваясь, совещаясь со своими портными и ювелирами. И пока все это шло своим чередом, государыня неохотно, мимоходом занималась не терпящими отлагательства делами, которые представлял ей на рассмотрение канцлер, выслушивала сообщения своих осведомителей. Эти известия подкрепляли подозрения, и она изливала гнев на тех, кто терял ее расположение.

Самым плохим для нее временем были ночи, особенно зимние, потому что запас ее энергии быстро растрачивался, ее тучное тело требовало отдыха, и Елизавете было трудно отвлечься от не слишком радужного бытия. Страхи и подозрения усиливались. Она вспоминала, что у западных границ России идет война и что на огромной шахматной доске европейской политики Россия и ее союзники пока проигрывали. Несмотря на отвращение к государственным делам, Елизавета не осталась глуха к мольбам Бестужева вникнуть в опасное положение, в котором оказалась Россия. Эти мысли преследовали ее так же, как и забота о преемнике.

Рахитичный, обезображенный следами оспы племянник продолжал огорчать ее. Сделав его своим наследником, она не чувствовала себя в безопасности, поскольку он обладал талантом внушать людям неприязнь к своей персоне. С годами его поведение не изменилось. Брак не помог Петру повзрослеть, наоборот, он все чаще уходил в мир ребяческих фантазий и не проявлял решительно никаких способностей к управлению страной. А что до его жены, немки Екатерины, то Елизавета разочаровалась в ней. Ей полагалось бы забеременеть, а она оставалась стройной и гибкой, как тростиночка, и с каждым днем становилась все привлекательнее. Она не стала той дебелой, послушной матроной, какой должна была быть в представлении Елизаветы. Напротив, она была слишком умной, слишком общительной, слишком хорошо разбиралась в людях и быстро всему училась. Эго вызывало у Елизаветы определенную тревогу.

Императрица постоянно боялась темноты, одиночества, переворота, насильственной смерти во сне. Она взошла на трон благодаря заговору, в ходе которого была свергнута ее предшественница Анна Леопольдовна, регентша при младенце-императоре Иване VI. Это случилось ночью, когда Анна спала, и могло легко повториться снова.

Каждый вечер Елизавета посылала своих фрейлин на поиски комнаты, где она могла бы в безопасности переночевать. Она редко оставалась в одной и той же спальне на вторую ночь, полагая, что это собьет с толку заговорщиков.

Устроившись в очередной спальне, она от страха никак не могла заснуть и потому собирала вокруг себя сонных фрейлин и заставляла их вести разговоры, рассказывать ей самые свежие, пусть незначительные сплетни, ходившие среди придворных, опять повествовала о своих любовных похождениях и сознавалась в самых затаенных желаниях. Во время этих ночных бесед фрейлины щекотали государыне пятки, чтобы та не заснула, и смешили ее, отвлекая от страхов.

Рядом с ее кроватью на тонком матраце, постеленном на полу, обычно лежал ее телохранитель Шульков, бывший истопник, здоровенный мужик с мощными ручищами. Он свирепо оскаливал зубы, если кто-то подходил слишком близко к его хозяйке. Шульков охранял Елизавету еще с тех пор, когда она была ребенком, и она полагалась на его силу. Она, конечно, понимала, что даже Шульков, несмотря на всю его мощь, оружие и зверское обличье, вряд ли сможет справиться с шайкой коварных убийц, которые прокрадутся в ночной тишине и застанут врасплох. А потому она бодрствовала до рассвета, всматриваясь в тени и напрягая слух в ожидании приглушенных шагов, которые могли означать конец ее царствования.

Екатерина же трепетала и волновалась, как и все прочие, стараясь не попадаться императрице под горячую руку. У нее были причины для боязни: ведь за месяцы, прошедшие со дня свадьбы, грозная правительница редко удостаивала ее своим вниманием. Великая княгиня постоянно страдала от ужасных головных болей, простуд и ангин, причиной которых были частые переезды из одних непригодных для жилья и продуваемых сквозняками апартаментов в другие и долгие, утомительные путешествия. Ее угнетало то, что она находилась под постоянным подозрением. Придворные, занятые интригами, как она позднее писала, «все сердечно ненавидели друг друга». Но особенно много сплетен и обвинений возникало по поводу ее персоны. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, что императрица подозревает ее в шпионаже, в котором оказалась замешана Иоганна, в непослушании и враждебности. А еще ей было известно, что Елизавета не ограничивалась оплеухами, которыми щедро награждала тех, кто вызвал ее недоверие — фрейлин, офицеров, даже друзей и любовников, причем ее побои иногда приводили к серьезному расстройству здоровья. Она нередко отправляла людей в страшную Петропавловскую крепость, откуда их потом гнали в далекую ссылку. Зная все это, и зная также, что Елизавета пытается обнаружить в ее внешности признаки начавшейся беременности, Екатерина старалась не давать повода для упреков и вообще держалась подальше.

Со всех сторон Екатерину окружали люди, не внушавшие доверия. Она не знала, на кого можно положиться. Подкупом и угрозами слуг принуждали доносить на нее, а тех немногих, кому она могла доверять, по приказу императрицы удалили от нее. Неохотно согласилась Елизавета оставить при великой княгине лишь верного слугу Тимофея Евренева. Чехарда с прислугой продолжалась, и Екатерина вынуждена была молча сносить этот произвол. Слухам и сплетням не было числа. Некоторые придворные не без злорадства рассказывали Екатерине об амурных похождениях Петра: граф Девьер сообщил ей, что Петр влюбился в одну из фрейлин Елизаветы, а потом бросил ее и нашел себе новую любовницу в ближнем окружении императрицы. Петру же и Елизавете нашептывали, что Екатерина флиртует то с тем, то с другим, устраивает тайные свидания и нарочно срывает все настойчивые попытки Петра сблизиться с ней. Говорили, что она холодна и расчетлива и не выполняет должным образом своих супружеских обязанностей. «Изменница» — это слово чаще всего произносили шепотом за ее спиной, и она знала это.