Артиллерист: Назад в СССР (СИ) - Ларин Павел

Все началось с простого общения. Обычный разговор, откуда, кем был на гражданке, как прошел КМБ, превратился в какое-то подобие допроса. Прям возникало полное ощущение, сейчас мне свяжут руки, окружат со всех сторон, а потом достанут лампу, которой будут светить в глаза и кричать:"Говори, русский! Явки, пароли!" Они выплевывали слова с такой злобой и ненавистью, будто я их кровный враг, а не брат по оружию, как утверждал наш ротный в "учебке".

— Это просто обиженные по жизни люди, поэтому так себя ведут. — Сказал тихим, спокойным голосом Исаев, а потом, вдохнув, принялся драить толчок дальше. Просто именно рядом с грязным очком прошла наша с ним первая ночь на новом месте.

Я от его флегматичности, честно говоря, сам охеревал. И даже где-то понимал сержантов, которые определили нас сюда. Потому что вот эта его бесячья манера говорить болеющим голосом, вызывала дикое желание окунуть Исаева головой в очко. Даже у меня. Просто…Ну, ешкин же ты кот…Нельзя быть таким тюфяком и мямлей. Нельзя считать, что все люди хорошие. Читал уже про одного такого героя у классика. Ничем хорошим парень не закончил. Причем, ни тот, который в книге, ни тот, который был его прототипом.

Первая ночь с зубной щеткой в руках оказалась лишь началом.

Следующим утром нас вывели на строевую подготовку.

— Так, духи, покажите дедушке, как вас научили на КМБ строевой… — Один из старослужащих стоял перед нами, нагло усмехаясь.

Во рту у него была спичка, которую он постоянно перекидывал из одного уголка губ в другой, что ужасно раздражало. Я прям не мог отвлечься от этой дебильной спички. Наверное, потому, что имелось сильное желание взять весь спичечный коробок и затолкать его в горло стоящему напротив мудаку поглубже.

Мы начали демонстрировать отработанные ранее навыки строевой подготовки. Только вот "дедушек" не устроило, как мы шагаем.

— Что это за шаг? Боитесь ножку на асфальт опустить? Полностью стопа должна с шлепком ставиться на асфальт. Жесте, четче, уверенней. Как девочки ножки свои бережете.

Мы продолжали маршировать, пытаясь сделать так, как хотелось этому придурку. Конечно, все происходящее ужасно выводило из себя. По их отношению и поведению вполне было ясно, просто докапываются, суки. Проверяют, наверное, насколько терпения хватит.

— Я не слышу стук сапог! Вам как сказали ставить ногу? Вы че, духи, позорите советскую армию?

Так продолжалось порядка двух часов. Муторных, тупорылых два часа. Мы слушали, как надрывают связки эти "вояки", доказывая, что мы — дебилы.

Пообедав в столовой "болтами", то бишь перловкой, вкус которой останется навсегда в моем воспоминании, как одно из самых ненавистных блюд после незабвенного "бигуса", мы пришли в расположение, и развлечения "дедушек" продолжились. Нам устроили физподготовку прямо в казарме. В центральном проходе они поставили деревянный ящик, хрен пойми с чем. Но вес у него был серьезный.

— Соколов, вот смотрю на тебя и понимаю, нельзя идти с тобой в разведку. Ты же сдашь. Бросишь товарища. Придётся довести тебе, что такое, настоящее солдатское братство. Давай. Тащи своего раненого товарища. — Заявил тот самый "дед", который выступал утром. Фамилия у него оказалась Козочкин. Это, наверное, ирония судьбы. У такого мудака такая нежная фамилия.

— Какого товарища? — Уточнил я на всякий случай.

— Да вот же. — Он пнул ногой ящик, который от этого движения даже на миллиметр не сдвинулся. — Вспышка сзади, солдат!

Уже понимая, что это значит, я прыгнул вперед на пол, упал на живот, прикрывая свою голову руками.

— Рядом с тобой — твой раненый товарищ. Толкай его вперед. Смотри, чтобы он голову не поднимал, а то отстрелят.

Вот, сука. Издевается. Какую, на хрен, голову? Делать нечего, я принялся толкать ящик. Занятие это было нихрена не из легких. Чуть почки не опустились к чертям собачьим.

— Давай быстрей, солдат. За вами бегут, а до своих вам ползти еще долго. Ускорился! Резче работой своими конечностями!

Я полз, толкал, а сам думал. Попался бы ты мне на гражданке, в мое время и в моем теле, я бы тебя, мразота, в порошок стер. Вот о чем я мечтал, пока пихал этот долбанный ящик вперед. Наверное, картины, которые представлял, а именно Козочкин, которого я расчленяю на составные детали, добавили мне сил. До "своих" мы с ящиком добрались. Был ли это финал издевательств? Конечно, нет. Еще много раз пришлось перемещать деревянного "товарища" туда-сюда. Пока не надоело Козочкину и дебильно хихикающим сержантам, которые наблюдали весь этот процесс со стороны.

— Так, духи, строимся. Пойдем с вами к спортгородку. Будем смотреть, кто на что способен. — Приказал один из сержантов. А потом кивнул в сторону шкафа, стоявшего неподалеку. — Берем с собой противогазы.

Какой нахер спортгородок? Какие, на хер, противогазы? Снова подумал я. Конченое мудачье, а не люди. Кстати, в шкафу и правда лежали упомянутые резиновые изделия..

— Зачем нам противогазы? — Честно говоря, начал заводиться. Нет, я все понимаю. Любят в армии вот так подрочит новичков. Но должно же быть хоть какое-то понимание, когда пора остановиться.

— Узнаешь. Много вопросов задаешь. Слишком разговорчивый, смотрю, Соколов. И с хера ли ты со мной родственные беседы ведешь? Не знаешь, как обращаться? Товарищ сержант. Еще раз накосячишь, не обижайся.

Я мысленно усмехнулся. Вот-вот. Именно об этом и говорю. Он ведь не спросил моей фамилии. По идее, вообще увидел меня впервые. Вчера, на момент нашего прибытия, его не было в расположении. Да и утром тоже. Вошел, когда я спасал "товарища".

— Вот лично для тебя, Соколов, команда газы. — Велел с усмешкой сержант.

Ладно, хрен с тобой, думаю. Нацепил противогаз. Стою, жду, что будет дальше.

— Отставить команду газы!

Думаю, ну, дошло наверное, до него, что тупость, даже сержантская, должна иметь пределы. А хрен там.

— Долго одеваешь противогаз… — Он почесал затылок, изображая умственный процесс. Типа, соображает, что делать со мной. — Соколов, команда газы!

Я опять натянул эту резиновую хрень себе на голову, злясь все больше. Ему просто скучно, вот он меня и дрочит. А заодно, очевидно, выполняет чей-то приказ или просьбу. При этом, остальные пацаны стояли , ожидая, что делать им. Бежать или смотреть, как я корячусь с противогазом.

— Ну… почти нормально. В нем похерачишь на спортгородок.

Последовал приказ покинуть расположение. Мы вышли на улицу. Сержант прямо там нас построил. Я один, как идиот, по-прежнему, оставался в противогазе. И тут ему пришла в голову новая идея. Или, может, решил, что слишком наглядно докопался ко мне.

— Команда для всех. Газы! Я подумал, что все должны быть равны. А то че у нас один Соколов в противогазе. Не по товарищески как-то.

Я подумал, гребись оно все конем, ну, не убьет же, в конце концов. А потом снял долбаный противогаз без команды.

— Вот. Соколов снял. Пусть и парни снимают, ведь не по товарищески будет, если я без противогаза, а они в них. От ваших слов отталкиваюсь, товарищ сержант.

У него была такая охеревшая морда, что она, вытянувшись, стала напоминать лошадинную. Я понял, он просто не поверил в то, что видит. И в то, что слвшит, тоже. Его до безумия удивил факт моего сопротивления. А я просто, честно сказать, задолбался. Еще с самого утра, кстати. Сначала эта строевая, похожая на вьетконговские пытки, потом "раненный товарищ", на спасении которого я оставил последние силы, а теперь, млять, противогазы. Какая разница, что сейчас последует, если я реально готов лечь и сдохнуть. Учебка с ее напрягами? Да, ну на хрен. Детский сад. Самый настоящий пионерский лагерь

— Ты что, душара, учить меня вздумал? Упор лежа принять! — У сержанта чуть пена изо рта не пошла. По крайней мере, глаза точно налились кровью и выкатились на лоб.

— Не буду. Тут асфальт и грязно. Я не хочу пачкать форму. Косяка с моей стороны не было. Я ничем, никак не нарушил устав. — В этот момент прям вообще было все равно, во что это выльется.