Микеланджело Буонаротти. Его жизнь и художественная деятельность - Семен Брилиант

Дружба Виттории Колонна смягчила для него и тяжелые утраты – сперва потерю отца, потом братьев. Из числа последних остался один Лионардо, с которым Микеланджело поддерживал сердечную связь до могилы. Он посылал дорогие подарки его жене и детям. Интересовался всеми семейными событиями в его доме. Но по поводу письма Вазари, где последний описывает роскошное празднование крестин маленького Буонарроти, у Микеланджело невольно срываются негодующие слова: «Человек не должен смеяться, когда кругом все плачут». Эти слова можно отнести к бедствиям угнетенной Флоренции. Но он не останавливается на этом и идет дальше, говоря, что «нет причины столько радоваться рождению ребенка, но радоваться нужно, когда человек умирает с сознанием честно прожитой жизни». Во всех поступках и словах, всегда однородных, последовательных, ясных, виден в нем тот же строгий мыслитель и человек чести и справедливости, как и в его произведениях.

Окончив «Страшный суд» в 1541 году, Микеланджело достиг вершины славы среди современников. Он забывал обнажить голову перед папой, и папа, по его собственным словам, не замечал этого. Папы и короли сажали его рядом с собой. Но в это самое время ему пришлось испытать ядовитую злобу человека, который оказался могущественнее королей и пап. Это был Аретино. Одинаково знаменитый талантом и цинизмом, он открыто торговал своим пером. Тициан задаривал его, чтобы заслужить его хвалебный гимн или избежать порицаний. Всякий знал, что слово его продажно, но оно облетало Италию, весь мир, и не было средства от укусов этого скорпиона. Один Микеланджело презрел эту силу. Правда, он откликался с изысканной вежливостью на его письма и на выраженное Аретино желание получить какую-нибудь мелочь из его произведений отвечал любезной готовностью (само собой, Аретино обращал этот товар обыкновенно в деньги), но вовсе не спешил осуществить свое обещание. Аретино убедился наконец в тщете ожидания. Тогда он притаился, ожидая удобного момента для мести. Микеланджело окончил «Страшный суд», и скоро гравюра с этой фрески оказалась уже в Венеции, в руках Аретино. Незадолго до того Тициан, с которым Аретино был очень хорош, получая от него время от времени подарки и деньги, посетил Рим. Он не сблизился с Микеланджело, открыто говорившим, что Тициан был бы совершенством, если бы, при его знании красок, знал рисунок так, как он, Микеланджело. Тициан в самом деле не обращал внимания на правильность рисунка, но он был «королем» и не мог слышать правды. От него узнал Аретино, что Микеланджело мало думает о своем обещании. Собираясь выпустить на кого-нибудь свой яд, Аретино обыкновенно писал письмо, и это письмо печатал и рассылал по всему свету. Так сделал он и теперь. Он написал письмо, обращенное к Микеланджело, где, под личиной лести, этот развратный циник, переходивший в своих сонетах и других сочинениях всякие границы приличий и целомудрия, бросил в лицо художнику обвинение «в бесстыдной, противной христианству, наготе фигур „Страшного суда“.»

Папа Павел IV в самом деле стал требовать от Микеланджело, чтобы он «исправил» картину, но Микеланджело просил передать святому отцу: «Это пустяки, и нетрудно исправить; пусть он, папа, только постарается улучшить нравы; живопись же легко можно переделать». Конечно, Микеланджело не поднял руку на свое произведение, но это по воле папы сделали другие, и в том числе ученик и друг художника Даниэль-де-Вольтера. Не довольствуясь этим серьезным ударом, нанесенным Микеланджело, Аретино делает в письме, которое стало общим достоянием, ядовитый намек. Я не удивляюсь, говорит он, что по отношению ко мне не сдержал слова человек, которого даже масса золота, полученного от Юлия II, не побудила исполнить заказ, что заслуживает названия воровства. По мнению Аретино, вся беда в «Страшном суде» произошла оттого, что Микеланджело не послушался его советов, которые он ему давал в начале работы. Последнее единственно было верно в письме Аретино, но только потому, что Микеланджело действительно, хотя в очень вежливой форме, отверг тогда его советы. Это стало еще одной причиной мести. Аретино достиг цели. Жизнь Микеланджело до конца его дней была отравлена обвинениями в язычестве и корысти.

Этой многотрудной жизни наступил теперь конец. Несмотря на крепость сложения, возраст брал свое. Ноги ослабели, и последние годы художник не мог уже приходить пешком к месту работ, к храму Св. Петра. Часто стали мучить его головные боли. Словом, наступила старость. Приближался час, когда мир «должен был радоваться», как он говорил, провожая в могилу честного человека. Последним ударом в жизни Микеланджело стала смерть Урбино.

Восьмидесятидвухлетний старец, он проводил ночи у постели больного слуги. Правда, Урбино никогда не ложился, пока Микеланджело не оставлял работу, потому что, говорил он, «госпожа (Виттория Колонна) просила меня бодрствовать вместе с вами. Тогда, из сожаления ко мне, вы оставите наконец ваш труд». И Микеланджело выпрашивал минуты у Урбино.

Микеланджело Буонаротти. Панорама Рима с собором св. Петра.

Микеланджело Буонаротти. Купол собора св. Петра в Риме. Вид изнутри (декорация 1598-1612 г.)

Все детское простодушие и в то же время глубокое одиночество художника выразились в письме его к Вазари о смерти Урбино.

«Дорогой Джорджо! Мне трудно писать, но я постараюсь ответить на ваше письмо.

Вы знаете, что моего Урбино нет. Смерть является для меня назиданием Господа, но эта громадная потеря возбуждает во мне бесконечную печаль. Пока он жил, жизнь была для меня дорога; умирая, он научил меня умирать, и я жду смерти не со страхом, но с радостью, с нетерпением. Он жил со мной двадцать шесть лет и был мне верен; теперь, когда я обеспечил его старость и думал, что он будет моей поддержкой, я потерял его, и у меня осталась одна надежда – увидеть его в раю.

Его легкая смерть говорит мне, что Господь услышал мои молитвы. Мой бедный Урбино, умирая, скорбел лишь о том, что оставляет меня одного в этой юдоли измены и печали, хотя большую часть моего „я“ он унес с собой, и жизнь моя отныне будет одна огромная печаль».

Витторию Колонна художник потерял еще раньше…

Уже задолго до смерти Микеланджело работал над статуей Марии и Иисуса («Pietá») для своей гробницы. Он умер, не окончив ее.

Кроме мысли об искусстве и о честно пройденном пути, самым светлым воспоминанием его была дружба Виттории Колонна. Умирая, он сожалел, что не запечатлел поцелуя на лбу ее, когда она лежала в гробу.

Микеланджело не имел ни учеников, ни так называемой «школы». Но целый мир, созданный им, остался. Его изучали и изучают до сих пор. Его плафон оказал большое влияние на самого Рафаэля: на его фрески в ложах Ватикана, так называемую «Библию Рафаэля», на его сивилл и пророков. Его значение шире узкой сферы живописи или скульптуры: имя его, его активная жизнь и его наследство сливаются с именем и наследством Лютера, с Реформацией, с возникновением новых стремлений, с «открытием человека», с возникновением нового строя всечеловеческой жизни.