Король-Провидец - Кристофер Банч

— Волк, о Волк, — завопил я, изо всех сил стараясь подражать речитативу чародея. — Узри свою судьбу и познай свой конец. Перестань грешить, примирись с Сайонджи и Исой, богом войны, иначе отправишься к великому Колесу. Повинуйся мне, о Волк, и ты останешься в живых. Отдай женщину, отдай золото, и я не выпущу эту стрелу.

Волк инстинктивно спрятался за каменным зубцом башни, но когда ничего не произошло, он осторожно выглянул наружу.

— Прятаться бессмысленно, о Волк! — крикнул я. — Твоя судьба предрешена. Не заставляй меня выпускать эту стрелу, ибо ей не нужно лука и тетивы. Она найдет тебя, где бы ты ни был, и убьет на месте. О Волк, от моей стрелы не уйти, и нет таких стен, за которыми ты мог бы чувствовать себя в безопасности. Услышь меня и повинуйся! Не заставляй меня выпускать стрелу!

Волк напряженно ждал, когда я начну произносить заклинание. Потом он согнулся пополам от хохота, и у меня появилась надежда, что он задохнется со смеху.

Не ответив мне, он исчез.

Я вернулся к своим подчиненным. Эскадронный проводник Биканер убедился, что нас не могут подслушать, и тихо обратился ко мне:

— Хорошо придумано, легат, но этого типа обманом не возьмешь. Он знает цену словам. Нам придется придумать что-нибудь другое.

Я покачал головой.

— Возможно, Биканер. Но мы подождем до завтра, поскольку мой план только начинает работать.

Я подождал до темноты, позвал Юсэя и сказал ему, что настало время выполнить свое хвастливое обещание. Я хотел, чтобы он поднялся на башню и выполнил определенное действие.

Юсэй побледнел. Его глаза забегали, и он облизнул неожиданно пересохшие губы, прежде чем ответить.

— Я повинуюсь, легат. Мне понадобится лишь несколько минут...

— Я всецело доверяю тебе, Юсэй, — торжественно заверил я. — Я отправлюсь вместе с тобой и возьму Курти — он отлично стреляет в темноте. Он прикроет тебя с тыла, если нас обнаружат. А если ты не вернешься через четверть оборота луны... — я сделал многозначительную паузу, — тогда мы решим, что ты заблудился, и поднимем тревогу.

У него вытянулось лицо. Я отрезал ему все возможные пути отступления. Взяв стрелу, на которую было наложено «заклятье», я объяснил ему, что нужно сделать.

Мы подкрались ближе. Башня была освещена сверху донизу, изнутри доносился смех и нестройное пение. Люди Волка явно не воспринимали нас всерьез.

Юсэй посмотрел на меня, на Курти, стоявшего с луком наготове, и снял свои лохмотья, оставшись в набедренной повязке.

— Думаю, легат, в прошлой жизни вы были одним из нас, — прошептал он и исчез во тьме.

Через некоторое время мне показалось, что я увидел фигурку, ползущую вверх по стене, словно огромный паук.

Юсэй вернулся через полчаса. Он тяжело дышал и был покрыт ссадинами и царапинами.

— Я ошибся, — заявил он, торопливо одеваясь. — Подняться туда было почти невозможно. Думаю, я единственный во всей округе человек, способный на такой подвиг.

— Уверен, что это так, — согласился я, усмехнувшись в темноте. — Я позабочусь о том, чтобы домициус Херсталл узнал о твоей доблести и вознаградил тебя... если наш план сработает.

Мы вернулись к остальным и стали ждать. Через два часа огни в башне начали гаснуть, а затем я услышал пронзительный крик, который обычно издает человек, охваченный внезапным ужасом.

— Отлично, — сказал я. — Теперь дождемся рассвета.

С восходом солнца дверь башни открылась, и Волк вышел наружу. За ним появилась смазливая молодая девушка, которая, как я понял, была Тигриньей, и трое мужчин с тяжелыми шкатулками. Затем я услышал мычание скота и увидел полдюжины волов, подгоняемых пастухами из соседней деревушки.

Когда Волк подошел ближе, я увидел, что он плохо спал: под его глазами набрякли тяжелые мешки, лицо приобрело землистый оттенок. В одной руке он держал стрелу, которую Юсэй бросил в верхнее окно башни, — она-то и поразила его, когда он наступил на нее.

Я вышел навстречу, но остановился вне досягаемости внезапного выпада кинжалом, хотя Волк и его люди выглядели безоружными. Мои лучники приладили стрелы к тетивам.

Волк медленно опустился на колени и протянул стрелу.

— О Провидец! — прохныкал он. — Прости мне мои грехи! Я не знал, с каким могучим волшебником имею дело. Клянусь всеми богами, я больше не осмелюсь оскорблять тебя!

Возьми женщину — клянусь, я обращался с ней ласково и почтительно.

Вот мое золото, — при этих словах его люди открыли шкатулки. — Возьми все, что сочтешь нужным, но сохрани мне жизнь!

— Я дарю тебе жизнь, о Волк, — торжественно произнес я. — И я доволен, что ты внял ниспосланному мною предупреждению. Но эта стрела останется у меня, и если я когда-нибудь услышу о том, что ты пересек нашу границу и грабишь невинных людей, то знай: я выпущу ее, и она поразит тебя, где бы ты ни был!

— Клянусь, клянусь, я буду соблюдать законы! — он помедлил и искоса взглянул на меня. — По крайней мере, в Юрее.

— То, что ты творишь в своих землях, мне безразлично, — ответил я, опасаясь подвергать испытанию свою удачу. Волку никогда не стать овцой.

Я отдал распоряжение, и мои люди повели Тигринью к лошадям. Она казалась чем-то рассерженной и уклонялась от их рук, когда они предлагали помощь. Судя по всему, Волк не солгал: она вовсе не казалась жертвой изнасилования и варварской жестокости.

Я заглянул в шкатулки: там было лишь две дюжины золотых монет, в три раза больше серебра и примерно столько же медяков. Остальную добычу составляли грубые медные украшения, бусы и камушки из цветного стекла.

Я забрал золото и серебро и строго приказал Волку больше не грешить. Кланяясь и униженно благодаря, он отступил в свою цитадель. Больше я никогда не видел его и не слышал о его набегах на Юрей.

Мы поехали в деревню Тигриньи, погоняя волов перед собой. Я был очень доволен: мне удалось не только выполнить поставленную задачу, но и не пролить ни капли крови своих людей. Конечно, кровь — естественная дань богу войны, но чем меньше ее пролито, тем выше ценится искусство командующего. Есть печальная ирония в том, что я всегда старался следовать этому правилу, и, однако, служил под началом одного из самых кровавых лидеров в нашей истории.

В ту ночь мы встали лагерем по нашу сторону границы, рассчитывая прибыть в деревню на следующее утро. Внезапно оттуда, где мы соорудили грубое подобие палатки для девушки, донесся какой-то шум. Через некоторое время ко мне подошел эскадронный проводник Биканер, едва сдерживавший смех. Я спросил его, в чем дело, и он объяснил.

Тигринья была очень рассержена. Она испытала единственное приключение в своей жизни, вырвавшись, по ее словам, «из этой проклятой богами деревни, где я гнила заживо» и попав в объятия романтического мятежника. А потом появились мы и разрушили ее мечты.