Королева сплетен - Мэг Кэбот

Я смотрю на пустой пакетик у себя на коленях:

– Господи! Простите, пожалуйста. Я просто умирала с голода. Да, давайте пойдем в вагон-ресторан, куплю вам обед в компенсацию за орешки, слезы и свой нелепый рассказ. Мне правда очень неловко.

– Это я приглашаю вас на обед, – галантно заявляет он. – В компенсацию за неподобающее обращение, которое вы претерпели от представителя моего пола. Как вам такой расклад?

– Хм, ладно. Но… я даже не знаю, как вас зовут. Я Лиззи Николс.

– А я Жан-Люк де Вильер, – говорит он, протягивая мне руку. – И, думаю, вам следует знать, что я банкир-инвестор. Но у меня нет ни особняка, ни «БМВ». Клянусь.

Я машинально беру его руку, но вместо того, чтобы пожать ее, просто тупо смотрю на него, мгновенно вспыхнув.

– Ой, простите. Я не хотела… Думаю, не все банкиры плохие…

– Да ладно, – Жан-Люк сам пожимает мне руку. – Большинство именно такие. Но не я. Ну что, пойдем поедим?

Пальцы у него теплые и лишь самую чуточку шершавые. Я смотрю на него и гадаю, действительно ли розоватое сияние вокруг него – это всего лишь свет заходящего солнца, или же здесь ангел, по счастливому стечению обстоятельств ниспосланный с небес спасти меня.

Да уж, никогда не знаешь… Даже банкир-инвестор может оказаться ангелом. Пути Господни неисповедимы.

Моду на «императорскую талию» – линию талии, поднятую прямо под грудь, – ввела жена Наполеона Бонапарта, Жозефина, которая во времена императорского правления мужа, начавшегося в 1 804 году, увлекалась «классическим» стилем греческого искусства и любила имитировать платья-тоги, в которые были облачены фигуры, изображенные на древних вазах.

Дабы больше походить на фигуры с ваз, многие молодые модницы мочили свои юбки, чтобы ноги под ними выделялись явственнее. Именно от этой традиции, как полагают, возникли современные «конкурсы мокрых футболок».

10

Заинтересовать мужчину и удержать его интерес можно только разговором о нем самом. Потом уже можно постепенно переводить разговор на себя и там его и оставить.

Он не ангел. Во всяком случае, если только ангелы не рождаются и не воспитываются в Хьюстоне, а он именно оттуда родом.

Еще у ангелов обычно не бывает дипломов Пенсильванского университета, какой имеется у Жан-Люка.

Также у ангелов нет родителей, тяжело переживающих развод. Так что когда им (ангелам) хочется навестить отца – как, например, захотелось Жан-Люку, который выкроил пару недель отпуска в своей инвестиционной конторе, – им не приходится ехать аж во Францию. Именно там сейчас проживает его папа. Кстати, француз.

А еще ангелы шутят получше. Насчет шуток он не соврал – они у него и правда неуклюжие.

Но это ладно. По мне уж лучше парень, который неудачно шутит, но помнит, что я ненавижу помидоры, чем картежник и мошенник, который ничего не помнит.

Кстати, Жан-Люк помнит насчет помидоров. Вернувшись из дамской комнаты (живописно названной во французских поездах «туалетом»), куда я отправилась оценить ущерб, нанесенный моему лицу слезами, – к счастью, ничего такого, чего нельзя было бы исправить тушью, подводкой, помадой, – я обнаруживаю, что официант уже у нашего столика и принимает заказ. Жан-Люк ведет все переговоры, потому что, будучи наполовину французом, говорит по-французски бегло. И даже очень. Я не все понимаю, но несколько раз я улавливаю «pas de tomates».

Даже я со своим французским на уровне летних курсов понимаю, что это значит «без помидоров».

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться снова. Потому что Жан-Люк вернул мне веру в сильную половину человечества. Есть все же милые, приятные, симпатичные парни среди них. Нужно только знать, где искать. И уж точно не в женском душе своего общежития.

Этого, правда, я нашла в поезде… значит, после того как я сойду на своей станции, я могу его больше никогда не увидеть.

Ну да ладно, все в порядке. А чего я, собственно, хотела – закончить одни отношения и тут же начать другие? Вот именно. Можно подумать, что это нормально. Как будто у этих отношений был бы шанс, ведь я только-только оправляюсь после Энди.

И потом, вы же понимаете, «два корабля, плывущие мимо в ночи» и все такое.

О боже, я ведь рассказала ему об ужасных интимных подробностях своей биографии!

ПОЧЕМУ? НУ ПОЧЕМУ Я СДЕЛАЛА ЭТО? ПОЧЕМУ МНЕ ДОСТАЛСЯ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ЯЗЫК ВО ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ?

Но все равно. Он такой… классный. И не женат – кольца нет. Может, у него есть девушка? Вообще-то у такого парня просто не может не быть девушки. Ну и пусть! Он же о ней ничего не говорит.

Это даже хорошо. С какой бы стати мне сидеть и слушать, как этот замечательный парень говорит о своей девушке? Конечно, если бы он стал говорить о ней, мне пришлось бы слушать. Ведь слушал же он мои излияния по поводу Энди.

К обеду он заказал вино. Когда официант приносит его и разливает нам, Жан-Люк поднимает бокал, чокается со мной и говорит:

– За минеты.

Я чуть не давлюсь хлебом, который потихоньку отщипываю. Мы хоть и в поезде, но все же во Франции. А это значит, что еда здесь потрясающая. По крайней мере, хлеб. Он такой великолепный, что я, отщипнув разочек от булочки в корзинке, уже не могу остановиться. Хрустящая корочка и мягчайшая теплая сердцевина – как тут удержаться? Конечно, я об этом потом пожалею – когда мои джинсы девятого размера на мне не застегнутся.

Но пока я просто на седьмом небе. Жан-Люк, хоть и неуклюжий шутник, все же очень забавный.

А еще я соскучилась по хлебу. Очень, очень соскучилась.

– Нет, их мы как раз хотим забрать назад, – поправляю я.

– Я могу только молиться, чтобы ни одна женщина, дарившая мне его, не захотела бы его вернуть, – говорит он.

– Уверена, что таких нет, – говорю я, нежно положив ломтик соленого масла на булочку и наблюдая, как оно тает на теплой мякоти. – Я хочу сказать, ты не похож на человека, который использует других.

– Да, – говорит он, – но и этот твой – как его зовут? – тоже не был похож.

– Энди, – говорю я, вспыхивая. Господи, ну зачем я рассказала о нем? – Мое чутье не сработало. Это все из-за его акцента. И одежды. Будь он американцем, я бы никогда не запала на него. И не повелась бы на его вранье.

– Одежды? – переспрашивает Жан-Люк в тот момент, когда официант приносит мне жареные медальоны из свинины, а Жан-Люку – лосося на пару.

– Ну да. О парне многое можно сказать по тому, что он носит. Но Энди – британец, и это путает все карты. Я, только приехав в Англию, поняла, что там все носят футболки с «Аэросмитом», как Энди в ту ночь, когда мы познакомились.