Анти-Ахматова - Тамара Катаева

Все, что вы пишете мне, совершенная правда… Я был против… Согласиться — значит стать в противоречие со своим убеждением, что помощь настоящая, всегда и всем действенная состоит в том, чтобы очистить свою жизнь от греха, и что всякая помощь чужими, отнятыми от других трудами, есть обман, фарисейство и поощрение фарисейства; не согласиться — значит отказать в поступке, который может облегчить сейчас страдания нужды. Я по слабости своего характера избираю второй выход, и мне это мучительно.

Анна Ахматова, сытая, пьяная, получающая медали, желающая, чтобы 90 килограммов ее тела доставили — на правительственном! на специальном! самолете, в брюхе летучей рыбы или как там!.. — в Ленинград вместо нескольких мешков муки, чтобы она могла напомнить о себе любовнику, а в случае отказа властей бряцает славой и угрожает — эта «великая душа», Анна Ахматова, она могла бы мысленно представить пропасть, которая отделяла ее нравственную позицию от позиции «мусорного старика». Соглашусь, что позиция Толстого на ступеньку выше обыкновенного здравого смысла и обыкновенного сострадания, но само зияние пропасти — неужели было ей не видно?

«Я БЫЛА С МОИМ НАРОДОМ»

Я была с моим народомТам, где мой народ, к несчастью, был.Анна АХМАТОВА

…Тогда (когда-то) еще Ахматова не умела употребить свой дар на то, чтобы воодушевлять и вселять мужество в людей, как по вторую мировую войну.

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 66

Во «вторую мировую войну» — несомненно, уже могла. Известно это со слов самой Анны Андреевны — Хейт записывала за ней.

А. А. очень многое диктовала о себе одной англичанке, которая пишет о ней книгу.

Ю. Г. ОКСМАН. Из дневника, которого не веду. Стр. 646

Попытки «воодушевлять и вселять мужество в людей» предпринимались и во время Первой мировой войны.

В 1915 году Ахматова пишет «Молитву», проникнутую готовностью пожертвовать всем во имя военной победы:

Так молюсь за твоей литургией,После стольких томительных дней.Чтобы туча над темной РоссиейСтала облаком в славе лучей.

Это настроение совсем напоминает настроение Жанны ДʼАрк, с той только разницей, что настроение Ахматовой остается настроением, а Орлеанская дева «одела латы боевые», «в железо грудь младую заковала» и «Карла в Реймс ввела принять корону», но, видимо, активность французской крестьянки XV века и русской дворянки XX различна.

Г. ЛЕЛЕВИЧ. Анна Ахматова (беглые заметки). Стр. 475

Это — как эпиграф.

О том, какой она была «героиней», мы только что говорили. Сейчас о том, как она просто была со своим народом — так, как был он. Или не совсем так.

Речь пойдет о том, как Анна Андреевна переждала войну в Ташкенте в эвакуации. Не будем спорить — доля, выпавшая миллионам.

В «Ташкентской тетради» Лидия Чуковская называет Анну Ахматову NN.

Вчера днем я пошла с Ираклием на рынок, мы купили три пустых ящика и лопату угля и поволокли к ней. NN лежала в кровати, кружится голова и болят суставы. При мне встала, вымыла посуду, сама затопила печь. Сказала фразу, очень злую, и, в известной мере, увы! правдивую. «Я ведь в действительности не такая беспомощная. Это больше зловредство с моей стороны».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 350

Давно замечено.

В эвакуации встречаются бытовые трудности.

NN оглушает меня: «Вот, товарищи пришли сказать, что мне отказали в прописке…» У NN кружится голова. Вижу, что она страшно встревожена. «Я же вам еще в поезде говорила, что так будет», «что ж! Поеду в кишлак умирать!..» Я пытаюсь говорить, что все наладится, но получаю грозную и гневную отповедь: «Марину из меня хотят сделать! Болтуны! Им бы только поговорить об интересном! Не на такую напали».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне. Ахматовой. 1938–1941. Стр. 352

Не на такую, это точно. Это я отнесу в разряд ее коммунальных криков, фуй и пр., чтобы видели, в каком контексте она «Марину» упоминает. Марине Цветаевой, впрочем, отказали в должности судомойки в писательской столовой — а не в прописке в лауреатском доме.

Выяснилось: никакого отказа не было.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 353

А как бы хорошо было поехать умирать в кишлак! Она же смерти все хотела!

«Не желаю я больше слышать ничего о прописке. Если Ташкент не хочет связать свою биографию с моей — пусть. Видно, что она очень уверена в себе. Пусть меня вышлют. Так еще смешнее». Я замолчала. Мне не нравится это ее желание непременно пострадать. Она ведь сама отлично знает, что власти дали разрешение на прописку в одну минуту, что никто не собирается ее выселять — а вся загвоздка в неряшестве и лени Радзинской.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 359

Читатель! Не пропускай ни слова из трагических речей! Если вы большой поклонник Ахматовой — можно будет найти применение горькому восклицанию: Ташкент не захотел связать свою судьбу с ахматовской!

<…> (несколько строк густо зачеркнуты. — Е.Ч.) в то время как все порядочные люди радостно служат ей — моют, топят, стряпают, носят воду, дарят папиросы, спички, дрова…

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 373

Начинаются зачеркивания в дневнике Лидии Корнеевны.

А.А. показала мне полученную ею бумажку, которая ужасно оскорбила ее. Это было приглашение выступить в лазарете для раненых, написанное в чудовищно-грубой форме: «В случае Внеявки Союз будет рассматривать это, как тягчайшее нарушение союзной дисциплины».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 374

Потом пришли О. Р. и Лидия Львовна. Они трещали без умолку, и NN много смеялась, даже падая на постель. Ушли мы поздно.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 381

Она позвала к себе. Легла. В комнате холодновато, с обедами что-то разладилось — и она, которая никогда не жалуется, говорит о «зверином быте». «Как я рада, что вы пришли. Я написала патриотические стихи».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 381

Какой цинизм — «патриотические стихи». Дипломатическая сноровка дает сбой — о таких вещах лучше промолчать.