История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг. - Джузеппе Боффа

Тревога переросла в животный страх, когда немцы, форсировав Дон в нижнем течении, вновь заняли 24 июля Ростов и вырвались на равнину к северу от Кавказа. Вторичная утрата Ростова — это один из тех эпизодов войны, которые все советские историки /72/ обходят молчанием в своих реконструкциях событий[16]. Под Ростовом также стояла задача избежать окружения, задуманного немецким командованием. Но когда город был оставлен, пошли разговоры, в которых намеками давалось понять, что причиной было если не прямое предательство, то уж, во всяком случае, полная растерянность и бездарность командования, бегство частей еще до поступления приказа об отходе[17]. В подтверждение подобной порочащей версии никогда не было приведено ни одного доказательства. Но дело ведь было не в одном Ростове. В тот момент отступление грозило превратиться в повальное бегство.

Участь Ростова, казалось, вот-вот постигнет и Сталинград. Город на Волге находился в не менее опасном положении, чем Ростов. Местные руководители испытывали сомнения насчет его дальнейшей судьбы. Из Москвы уже прибывали правительственные уполномоченные для ускорения эвакуации заводов. По указаниям все той же Москвы штаб военного округа отбыл в Астрахань. Самые мрачные слухи ходили среди гражданского населения, порождая первые приступы паники. Но Сталинград стал и местом первой животворной встряски. В ночь на 20 июля Сталин позвонил секретарю обкома Чуянову и заявил, что пора перестать думать только об отступлении. Чтобы больше не было никаких разговоров об эвакуации. Предприятия должны оставаться на месте и еще напряженней работать на фронт — иначе их руководители будут преданы суду военного трибунала. Командованию округа надлежит в 24 часа вернуться в Сталинград. Необходимо вести «беспощадную борьбу» с паникерами: город не должен пасть[18].

Правительство страны сознавало, что наступил момент, когда необходимо было любой ценой обеспечить курс на сопротивление врагу. После падения Ростова 28 июля Сталин подписал суровый приказ №227. Два дня спустя он был зачитан во всех армейских подразделениях. Прошло много лет, но до сих пор многие фронтовики вспоминают этот приказ с содроганием. Из обнародованных отрывков мы знаем, что он начинался перечислением территориальных потерь, понесенных страной:

«Мы потеряли более 70 млн. населения, более 800 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. т металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба... Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.

Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке... Если не прекратим отступление, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог».

«Каждую позицию», «каждый клочок советской земли» следовало отныне защищать «до последней капли крови». Весь приказ был написан в подобном высокодраматическом тоне. Врагу, говорилось /73/ в нем далее, можно нанести поражение. Достаточно продержаться «ближайшие несколько месяцев». Но для этого, однако, необходимо во всех частях установить «строжайший порядок и железную дисциплину». Паникеры и трусы должны истребляться на месте, говорилось в приказе. Перед каждым было жестко поставлено требование: «Ни шагу назад без приказа высшего командования...»[19] Именно под этим девизом — «Ни шагу назад!» — и вошел в историю этот приказ.

Воздействие приказа было «колоссальным», сообщают нам авторы всех воспоминаний[20]. Чтение его дополнялось интенсивной пропагандистской работой политработников с целью поднять дух у офицеров и солдат, вдохнуть в них снова стойкость. В тоне прессы зазвучал металл, наряду со старыми якобинскими мотивами слышались; новые ноты: подчеркивалась национальная гордость. Отступление без письменного приказа стало рассматриваться уже не только как бесчестье, но и как преступление. Причем там, где одними призывами, по-видимому, не удавалось изменить положение, в ход шли, как и деликатно именует современная официальная история, «самые строгие меры»[21]. В частности, были произведены многочисленные расстрелы без суда и следствия военнослужащих разных рангов и званий[22]. На Кавказ Сталин послал главу полиции Берию, который применил там свои излюбленные методы[23]. Как это уже произошло летом 1941 г., после расстрела Павлова, установки нового приказа поначалу применялись на практике настолько круто, что вскоре потребовалось внести некоторые коррективы. Необходимо действовать, как было объяснено, больше убеждением и меньше репрессиями[24]. Тем не менее в общем и целом сталинский приказ, отвечавший настроениям населения, которое внутренне противилось безысходности поражения, сыграл роль удара хлыстом. И удар это повлек за собой позитивные последствия, хотя и не был, разумеется, единственным фактором перелома в ходе войны.

Битва на Волге

Начало Сталинградской битвы датируется советскими историками 17 июля, когда части 62-й армии (одной из трех советских армий, взятых из резерва главного командования) вошли соприкосновение в излучине Дона с передовыми частями группировки германских войск под командованием генерала Паулюса. Битва эта продлится до первых дней февраля следующего года, то есть шесть с половиной месяцев. С обеих сторон в ней участвовало более двух миллионов человек. Эта битва с полным правом считается самым крупным сражением второй мировой войны. Рассказать о ней означает рассказать обо всем том главном, что случилось с СССР на втором году войны. В самом деле, оборона Кавказа — другой важнейший участок боевых действий советских войск в тот период есть /74/ не что иное, как своеобразное «приложение» к великой схватке в междуречье Дона и Волги. Это не значит, что одновременно на советско-германском фронте не велось других боевых действий. Бои шли, бои тяжелые, кровопролитные, но им не суждено было остаться запечатленными в золотой книге славы[25]. И все же по отношению к главному эпизоду противоборства они носили лишь вспомогательный характер: некоторые авторы военно-исторических трудов впоследствии критически отзывались о них, потому что они отвлекали на себя слишком много сил и вели к чересчур большим потерям в личном составе[26].

Первые сражения были проведены советскими войсками не лучшим образом: еще сказывалась тягостная атмосфера отступления. К тому же не все подкрепления были введены в действие. Со временем противник встречал все более энергичный отпор. Как и в других местах, население Сталинграда было мобилизовано на сооружение оборонительных рубежей на подступах к городу. Сопротивление советских войск было облегчено к тому же ошибкой нацистов, обусловленной их высокомерной самоуверенностью. В середине июля, решив, что с противником покончено, Гитлер вывел свою мощную 4-ю танковую армию из состава войск, наступавших на Сталинград, и присоединил ее к дивизиям, нацеленным на Кавказ. Город на Волге, по расчетам фюрера, можно было захватить и оставшимися частями. Вскоре он обнаружил свой промах и к концу месяца вынужден был снова повернуть танки к Сталинграду, для которого, таким образом, возникла угроза не только с запада, но и с юга[27]. Но и тогда нацистской армии не удалось добиться решительного успеха. Советские войска теперь сражались более организованно и стойко. С 17 июля по 17 августа немцам удалось продвинуться не более чем на 60—80 км[28].

И все-таки враг, пусть медленно, приближался к городу. Советские войска отошли на оборонительные позиции, спешно подготовленные населением. Но в середине августа, когда немцам удалось произвести перегруппировку войск, эти рубежи не могли их сдержать. Немцы форсировали Дон. Наступил трагический день 23 августа, когда прорвавшиеся немецкие танки вышли к Волге на северной окраине Сталинграда. Чтобы преградить им путь к находящимся рядом крупным заводам, навстречу танкам был брошен наспех сформированный заслон из рабочих батальонов и частей НКВД[29]. В тот же день немецкая авиация, обрушиваясь на город волна за волной, подвергла его массированной бомбардировке. К вечеру он был объят «морем пламени»[30].Так начались массированные воздушные налеты, которые продолжались каждый день вплоть до конца месяца.

В ночь с 23 на 24 августа Сталин предупредил своих генералов в Сталинграде, чтобы они не поддавались панике. Сам же он при этом не был убежден, что армия сможет удержать Сталинград. Напротив, он опасался, что город будет сдан немцам с минуты на минуту. 27-го он вызвал Жукова, только что назначенного заместителем /75/ Верховного Главнокомандующего, и предложил ему отправиться в Сталинград[31]. Задачей ему было поставлено взять на себя руководство наступлением с севера на немецкие части, прорвавшиеся к Волге. Прибыв на место 29 августа, Жуков вскоре вынужден был констатировать, что войска, предназначенные для проведения операции, еще не готовы. На протяжении нескольких следующих дней подготовка их велась со всей возможной поспешностью, подстегиваемая постоянными напоминаниями Сталина. «Сталинград могут взять сегодня или завтра... — гласила его телеграмма от 3 сентября. — Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению»[32]. Контрнаступление с севера началось наконец 5 сентября. Оно продолжалось в течение нескольких дней, но не принесло никаких ощутимых результатов, если не считать того, что немцы вынуждены были оттянуть часть своих сил из-под Сталинграда и тем ослабить свой напор[33].