Журнал «Вокруг Света» №10 за 1982 год - Вокруг Света

Копии пиратских карт, приписываемых капитану Кидду. Гарольд Уилкинс уверял, что на основе четырех таких карт он составил свою — вымышленную. Как выяснилось, карты Кидда — ложный след, а карта Уилкинса срисована с совершенно реального плана острова Оук.

Неужели «Синдикат Труро» не задумывался о колоссальном труде, затраченном кем-то на строительство оукских подземных сооружений? Неужели никто не понял, что перед ним не просто захоронение клада, а удивительное достижение инженерной мысли? Нет. На Оуке долгое время вообще сначала действовали, а потом думали.

«Синдикат» выстроил в бухте Контрабандиста мощную дамбу, надеясь отсечь морские воды от подземного тоннеля. Не вышло: дамбу снес необычайно высокий прилив. Тогда, словно обезумев, кладоискатели бросились копать новые шахты — № 4, № 5, № 6... От последнего колодца повели в сторону Денежной шахты очередную горизонтальную штольню. Только перерыв на обед спас рабочим жизни. Шахта обвалилась, штольню засыпало, а «сундуки», к которым добирался «Синдикат», провалились куда-то глубоко вниз. Некоторые исследователи полагают, что там они лежат до сих пор — где-то ниже отметки 50 метров. Перекрыть туннель и откачать воду до конца до наших дней не удалось никому.

«Синдикат Труро» временно прекратил работы и вернулся на остров лишь в 1859 году — с новыми силами и новыми деньгами. Опять копали шахты и пробивали туннели. Тридцать лошадей ходили кругами, приводя в действие помпы. К осени 1861 года на Оук привезли паровые помпы, но лишь только их пустили в ход — взорвался бойлер. Механик погиб. Несчастье не остановило бестолковых деятелей из «Синдиката». В 1862 году они по-прежнему перекачивали море. И в 1863-м... И в 1864-м... Шестьдесят три человека трудились на острове. Работала паровая машина, а также помпы на конной тяге. Землекопы отрыли еще одну шахту (№ 7), и еще одну, и еще... Снова повели под землей горизонтальные штреки. Земля вокруг Денежной шахты, а также пространство между ней и бухтой стало напоминать дуршлаг. И вот наконец в 1865 году уровень воды в Денежной шахте удалось понизить: зеркало ушло на глубину 33 метров. Так, по крайней мере, утверждал один из членов «Синдиката» в 1894 году (спустя почти три десятилетия!). Что же было дальше? А дальше... у «Синдиката» ВРОДЕ БЫ кончились деньги, и он прекратил существование. Однако...

В Новой Шотландии до сих пор ходит молва, будто бы сокровище на Оуке найдено еще в 1860 году и откопал его именно «Синдикат Труро». Вроде бы дело было так. Рабочие вечером откачали воду из шахты (каким образом удалось перекрыть водоводный туннель — история умалчивает) и отправились на лодках на материк. Утром они вернулись, но членов правления «Синдиката» уже не застали. Дирекция погрузила все оборудование на судно и отплыла. У рабочих не было повода для жалоб: им заплатили вперед. Но ощущение у землекопов осталось такое, будто их крупно надули. Если сокровище и впрямь было близко, то «Синдикат» за ночь мог управиться сам. Пять директоров — пять здоровых мужчин (даром что аристократы!) — вполне в состоянии были поднять «сундуки» на поверхность. Вспомним результаты бурения: каждый «сундук» был высотой 30 дюймов (22 + 4 + 4), то есть семьдесят шесть сантиметров. Не шкатулочка, конечно, но и не шкаф...

Если в этих домыслах есть доля правды, выходит, что с 1860 года остров Оук превратился в капкан без приманки. Денежная шахта осталась, но денежки-то — уплыли... Правда, никто в это не поверил. Версия «Синдикат» сделал свое дело, «Синдикат» может уходить» всегда вызывала сильные возражения: мол, в окрестностях бухты Махон и вообще на полуострове в те времена что-то не слыхать было, чтобы на кого-либо упало богатство. И потом: неужели никто из счастливчиков так за свою жизнь ни разу и не проболтался? В Новой Шотландии на этот счет есть поговорка: «По-настоящему богатые, как правило, те, от которых этого меньше всего ожидаешь».

В 1866 году директора «Синдиката Труро» уступили свои права на поиски клада новой компании — «Остров Оук-Эльдорадо». Впоследствии она стала более известной как «Компания Галифакс» — ее назвали так в честь главного города Новой Шотландии. Но о том, что было дальше,— речь впереди...

Виталий Бабенко

«Сюда никто не едет...»

О Французской Гвиане в мире известно мало. Интерес к этой небольшой стране был бы вовсе незначителен, если бы не одно обстоятельство. О ней заговорили в 60-х годах благодаря роману Анри Шарьера «Папийон» («Мотылек») — произведению с литературной точки зрения более чем посредственному. Автор еще поддал жару, заявив, что его роман — документальные воспоминания уголовника.

В этой книге меня в первую очередь заинтересовали описания самой страны — заморского департамента Франции. Автору во многом изменял вкус, но все то, что касалось природы, людей, занятий каторжников, казалось достоверным. Без сомнения, автор либо наблюдал все это сам, либо использовал рассказы очевидцев. Разразившийся вокруг книги скандал (один из бывших заключенных обвинил Анри Шарьера в плагиате) вызвал еще больший интерес — сначала к роману, а потом и к самой стране.

Я прилетел в столицу Французской Гвианы ночью. Небольшой, тускло освещенный аэропорт. Потолки сплошь покрыты ночными бабочками и толстыми мохнатыми пауками.

На стоянке такси очередь. Желающих уехать много, машин не хватает. И люди стали объединяться по двое, по трое. Моим попутчиком оказался добродушный, благожелательный человек.

— Откуда вы? — спросил он, когда мы сели в машину.

— Угадайте,— предложил я, по опыту зная: если сразу заявить, что я советский журналист, может возникнуть натянутость.

— Немец,— без большой уверенности сказал попутчик.

— Наин.

— Ну уж не англичанин,— сказал он, принимая игру.

— Ноу,— покачал я головой.

— Неужто француз? Но тогда зачем вы сюда приехали?

— Да советский я, советский.

— Настоящий красный? Русский? — развеселился он.

— Вот именно,— сказал я и объяснил, зачем сюда приехал.

— Ради бога,— взмолился попутчик,— не исчезайте завтра! Мы сфотографируемся с вами. А то ведь родственники не поверят, что Марсель Дежан ехал в одной машине с настоящим русским и остался жив. Вас не смущает моя просьба?

— Нет,— сказал я.

В поездках по Латинской Америке я встречался, разговаривал с сотнями самых разных людей: торговцами, представителями фирм, коллегами-журналистами. Нет нужды говорить о том, насколько разными были их взгляды, воспитание, образ жизни, о том, что конкретно знали они о нашей стране, что представлялось им при словах «Россия», «Советский Союз»... И тем не менее мне везло: люди, к которым я обращался с просьбами, практически никогда не отказывали мне в помощи или совете. Встреча с Марселем — коммивояжером, работающим в американской резинотехнической компании «Гудьир»,— только подтверждала это правило.

Утром я сфотографировался с Марселем. А он, довольный полученной фотографией, обещал в тот же день познакомить меня с самым большим знатоком Французской Гвианы — Даниэлем Массом. И без проволочек выполнил свое обещание — сразу после завтрака.

Даниэль Масс — шестидесятилетний директор единственного в Кайенне музея — был рад встрече. Не так уж часто в эти места приезжали журналисты. Он с гордостью показал мне свой труд — «Прогулки по Французской Гвиане» — и тут же подарил эту книжку на память, восторженно подписав ее. Теперь можно было начинать беседу. Я рассказал Массу то немногое, что удалось узнать о его стране, упомянул и роман Анри Шарьера, заметив, что как ни парадоксально, но этот роман прославил Французскую Гвиану. Директор возмущенно замахал руками.

— Нет, нет, такая, с позволения сказать, «литература», кроме вреда, ничего принести не может. Вы знаете, в чем главная трудность развития этой страны?

— Нет,— сознался я.

— Сюда никто не хочет ехать. Все полагают, что обстановка здесь именно такова, как ее описывают авторы подобных произведений. Думают, мол, климат здесь губительный; мол, во Французской Гвиане живут только бывшие уголовники, бандиты; мол, кроме страданий и болезней, европейцам здесь ждать нечего... А ведь страна богатая. И климат не так плох. В соседних странах построены курорты. Там ежегодно отдыхают десятки тысяч туристов. А у нас? Можно, конечно, сказать, что наше нынешнее положение — наследие темного прошлого. Но ведь так не может продолжаться вечно...

Дурная слава об этой стране пошла после поражения Великой французской революции в 1794 году. Сюда стали ссылать революционеров на каторгу. И действительно, люди, привыкшие к умственному труду — писатели, ученые, журналисты, поэты,— не выдерживали испытаний, болезней, тяжелого физического труда и умирали от истощения, от чахотки, дизентерии, желтухи, лихорадки.