Шакалы пустыни (СИ) - Валин Юрий Павлович

Кладбище аль-Караф тоже выло. Голосов живых здесь было меньше чем в благополучных кварталах, но может быть, безмолвно кричали и мертвые? Тонкая пыль осыпалась со стен склепов – от крика ли, от ветра ли? – не спешила ложиться на землю, крутилась легчайшим прахом, пудрила лица замерших «археологов». «Цифры», одинаково разевая рты, силились что-то сказать – не получалось.

Катрин давно не было так… плохо. Это не страх. Это четкое предчувствие густо-грязного, крайне дурного и необратимого.

Крик людей укатился куда-то за реку, к Гизе, и стих. Словно издеваясь над угасшими голосами людей и псов, визгливо захохотал прижившийся где-то на окраине кладбища шакал, тоже смолк. В тишине заскрипели открывающиеся двери, ставни, лазы, сдвигающиеся камни саркофагов-тайников. Услышать это было невозможно, но от догадки по коже пошли мурашки.

— Так я сказал, что нужно возвращаться? – напомнил Вейль и улыбнулся.

Группа бежала к выходу из кладбищенского квартала кратчайшим путем. Катрин догадывалась, что за кладбищем дело пойдет ничуть не лучше, но задачи следовало решать по мере возникновения. А они, мать их, возникали…

Первым начал стрелять «Девять» – с автоматом оно, конечно, удобнее. Катрин на результаты пальбы не смотрела – она вновь оказалось ведущей, повороты и варианты сокращения пути форсированием забора требовали полной концентрации. Тени – живые и мертвые – падали по сторонам, кидались наперерез, пытались преградить путь, но отлетали с дороги.

Неровно прыгала-скакала по небу побледневшая красавица-луна, неслась по узким проходам между склепов и могил девушка. Перемахивала через ложащихся ничком, зияющих распахнутыми пулей затылками нищих, перелетала через рассыпающиеся иссохшие тела с еще шевелящимися, унизанными коричневыми перстнями остатков кожи, пальцами. Перепрыгивала через нелепых кукол-червяков в грязных саванах – распоротые пулями клочья посмертных одеяний трепетали от сквозняка ужаса. Пыль, запахи гниющей плоти и злой ветер с Нила, дым пороха и подгорающих лепешек; все пронизывало сознание и исчезало. Вот отлетел живой человек с неживым, искаженным ненавистью лицом – переносицу размазала пуля – бегущий следом «Спящий» стрелял наверняка – точно в головы, с мозгами или давно пустыми черепами – все равно – двенадцатиграммовые револьверные пули свое дело знают. Сзади огрызался автомат «Девять» и страхующий напарника револьвер «Семь-Шесть»: охранники прикрывали тыл и фланги…

План города Катрин помнила – к счастью, проклятому мертвому кварталу аль-Караф там уделили достаточно внимание – достопримечательность, чтоб ее землетрясением… Вот высокий забор, за ним выход к площади Как-Ее-Там, она вполне живая, в смысле, без могил. Ворота приоткрыты, труп или умирающий сидит рядом, кровь на камнях… Выход…

Вейль, хоть и был настороже, врезался в спину девушки.

— Чтоб вас Нилом утопило… – выдохнула Катрин.

За стеной было многолюдно. Не то чтоб чересчур – человек пятьдесят-шестьдесят, зато толпой – в рукопашной свалке на «археологов» хватит. Подходили к воротам другие, сейчас напрут. У ближайших лиц вообще нет: искаженные маски – так люди в здравом рассудке выглядеть не могут. Но у сумасшедших столько оружия в руках не бывает. Молодой, богато одетый каирец не раздумывая, вскинул пистолет. Блеснула искра на замке, факел выстрела…

Катрин чудом успела сесть-упасть на колени. Над головой сухо стукнул револьвер шефа – на красавца-стрелка с уже разряженным пистолетом прагматичный Вейль размениваться не стал – свалил разъяренного толстяка с длинным ружьем. Катрин, сидя на заднице, отползала к воротам, которые, кстати, уже закрывали резвые «Цифры». Ноги едва на улице не остались, хорошо, шеф за платье рванул. Снаружи в створки застучало: определенно это тот мясницкий нож прилетел, камни и та двузубая штука. Вот и пуля – массивная, но мягкая, безоболочечная, не пробьет…

— Обход? – поинтересовался шеф, вкладывая в барабан свежий кругляш обоймы.

— Восточнее, – прохрипела Катрин. – Но…

«Цифры» уже убегали. Вот скоты однозначные: где восток они знают точно, а что в данной оперативной обстановке «восточнее» это направление отнюдь не строго противоположное наметившейся розовости над крышами, так это дело десятое.

— Сюда! – призвала Катрин, сворачивая за огромную обветшавшую могилу какого-то шейха…

…Словно в мясокомбинат попали. С глубоко несвежей продукцией. Катрин рубила всех, кто вставал на пути – ятаган полосовал плоть с кровью или червями, под клинком лопались сухие кости, слетали безгубо хохочущие костяные головы. Еще чуть-чуть, к тому дому, рядом стена. Девушка, рыча, сбила подсечкой безумно лохматую живую бабу, отшвырнула нечто в вонючем саване,  зарубила воющего беззубого человека. За спиной все реже хлопали выстрелы, визжал и истерил «Девять» – его автомат наглухо замолчал.

Катрин снесла гнилую голову великану в ржавой кольчуге, отбросила двоих – не так сложно, они почти все безоружные. Совсем несложно, если бы страх не мешал. Уходим, уходим… Дверь склепа приоткрыта, ручка-кольцо удобная. Ногу опереть, вверх… Не слишком удачно отмахнувшись клинком по тянущимся рукам, живым и неживым, девушка взлетела по двери, подтянулась, оказалась на крыше… Вот она, стена кладбища, допрыгнуть (если постараться) можно…

— Эй, слабое звено!

Не слышат. Зажатые «Цифры», судя по поведению, берегут последние патроны в барабанах «смит-вессонов» – перезарядиться уже шансов не будет.

«Девять» уже не визжит – в голос воет. У шефа оказался в резерве недурной тесак. Ишь, прямо спартанец, только куда скучнее врага режет-рубит.

— Вейль!

Увидел. Снес вцепившуюся в одежду руку, разрядил «лебель» в ближайшего нападающего (придержал-таки пулю, хладнокровен как тюремный священник), слегка рубанул колено кому-то сутулому, без церемоний наступил тому на спину, далее на дверь…

Катрин поймала за руку, рывком выдернула на крышу:

— Дай, Джим, на счастье лапу мне!

— Кто? – слегка удивился шеф.

— Репшнур у вас? – уточнила Катрин, глядя на месиво внизу. – Готовьте.

В борьбе «в партере» охранники что-то смыслили – знакомый вид спорта. Но атакующие давили массой: стоило отбросить одного-двух, как наваливались трое. «Девять» кроликом верещал где-то внизу, похоже теперь уже его пытались загрызть, партнер дробил кости врагов рукоятью пустого револьвера, но исход свалки был предрешен.

Катрин спрыгнула на пустое место – за ногу нынче уже хватали, хватит, едва устояла. Атаковала толпу с фланга. Славный сородич кукри рубил и отсекал все что попадалось – хорошему клинку, «что водка, что пулемет – все поимеем». На мгновение посеченное мертвое и живое присмирело в единой куче. Правда, и «Цифры» замерли как неродные – силы у мальчиков иссякли. На морде «Девять» натуральные слезы пополам с соплями и густо набрызганной гадостью.

— Встать! – рыкнула Катрин, машинально обращаясь к языку малопонятному присутствующим, но сугубо необходимому ей самой для уверенности в эту минуту.

Дальше пришлось использовать обсценный сегмент данного языка, поскольку волочились охранники к спасительной двери невыносимо медленно, а взбирались по шнуру вообще возмутительно вяло. Катрин практически притиснули к стене: морды вокруг как на татуировках пригородных сатанистов – жуть, глубоко бессмысленная. Рубящая рука онемела от непрерывной работы, ноги, в общем, тоже – свинцовые. Чувствуя, что еще секунда и придется захныкать, как душевно ранимому охраннику, Катрин прыгнула на дверь. За проклятое платье немедленно уцепились десятком рук. За край крыши девушка успела ухватиться, но теперь пришлось висеть на одной руке и сбивать клинком с подола невоспитанные лапы. К счастью, сверху девушку поддержали, Катрин закинула руку с оружием, оперлась локтями, стиснула зубы, и, оставив жаждущим девичьей крови лапам порядочный кус подола, выдернула себя на крышу.

— Так как там говорится в таких случаях? – уточнил шеф.

— Это к теме не относится, – прохрипела девушка. – Они сейчас наверх вылезут.