Загадка Эдгара По - Эндрю Тейлор

— Вот и мне интересно. Миссис Франт считает, что вас с ее мужем связывало какое-то дело.

— Да, я действительно смог однажды оказать услугу мистеру Франту, — я отвернулся, чтобы Карсуолл не видел моего лица. — Признаюсь, я не понимаю, почему вы полагаете, что сцена, свидетелем которой стала миссис Франт, проливает свет на смерть мистера Франта.

— Неудивительно. Но я не сказал вам самого главного. Окно в гостиной, несмотря на холодную погоду, было открыто, поскольку миссис Франт проветривала комнату. Незнакомец повысил голос, и она отчетливо расслышала слова — «Веллингтон-террас». Более того, она считает — хотя я не уверен, стоит ли принимать ее слова всерьез — что у незнакомца был ирландский или, возможно, американский акцент, — Карсуолл постучал ножкой бокала по подлокотнику. — Я не стану отрицать, она услышала, по крайней мере в воспоминаниях, то, что хотела услышать. И вот еще что: миссис Франт убеждена, что дело, которое связывало вас с ее мужем, касалось именно того типа из Сток-Ньюингтона. Сейчас она очень слаба и с трудом разговаривает, но велела мне изложить вам все эти факты.

Я кивнул. Меня затопила волна стыда.

— Вы ведь не хотите, чтобы миссис Франт страдала еще сильнее, не так ли? — спросил Карсуолл.

— Нет, сэр.

— Тогда вы не станете возражать и расскажете все, что вам известно.

— Хорошо. После первого визита подозрительного незнакомца в Сток-Ньюингтон мистер Франт, естественно, забеспокоился о безопасности сына. Я случайно встретил того типа как-то днем на Лонг-Акр, погнался за ним и, наконец, догнав, услышал его историю. Якобы он американец ирландского происхождения. Назвался Дэвидом По. Причиной же его появления в Сток-Ньюингтоне явился вовсе не Чарли, и даже не мистер Франт, а друг Чарли, Эдгар.

— Аллан? Сын американцев с Саутгемптон-роу? Того мистера Аллана, который пострадал во время краха табачного рынка?

— Увы, я не могу высказаться по поводу деловых операций мистера Аллана, сэр, но это именно он, отец Эдгара Аллана, вернее сказать, приемный отец. Юный Эдгар отлично знает, что его усыновили. А Дэвид По утверждает, что он родной отец мальчика.

— Но почему он появился именно сейчас, по прошествии стольких лет?

— Он надеялся получить денег, — я замялся. — Но, кроме того, думаю, в нем говорят и отцовские чувства. Или, по крайней мере, любопытство.

Карсуолл долго и громко сморкался в огромный желтый платок.

— Не понимаю. Во второй раз он сам дал мальчикам денег.

— Да, сэр. Могу лишь сделать вывод, что в промежуток между двумя событиями материальное положение мистера По существенно улучшилось.

Карсуолл посмотрел на часы.

— Однако миссис Франт совершенно четко выразилась — в первый раз этот субъект интересовался именно Чарли, а не его другом.

— Я считаю, что скорее всего По обознался. Должен заметить, что в тот момент он, как мне кажется, был в подпитии. Кроме того, между мальчиками имеется определенное сходство.

— Они на одно лицо?

— Не совсем так, сэр. Просто похожи, не более.

Карсуолл бросил окурок сигары в камин.

— Скажите, вам удалось установить, где проживает этот По?

— В районе Сент-Джайлс. По не дал мне точного адреса, но сказал, что его часто можно найти в «Фонтане», где он подрабатывает писарем.

— Вы рассказали обо всем этом мистеру Франту?

— Да, сэр.

— Через некоторое время после вашего разговора По снова объявляется в Сток-Ньюингтоне, но на сей раз его материальное положение чудесным образом улучшилось. Позже миссис Франт видит, как ее муж беседует с каким-то человеком, возможно тем самым По, на площади Рассела, и слышит слова «Веллингтон-террас», но муж отрицает сам факт беседы. А еще позже на Веллингтон-террас обнаруживают тело зверски убитого человека, по-видимому мистера Франта. Вы не находите это странным?

— На основании имеющихся у нас сведений невозможно судить, связаны ли данные обстоятельства, или же это случайное совпадение.

Карсуолл стукнул левой рукой по подлокотнику.

— Не читайте мне нотаций, молодой человек. Главная проблема учителей в том, что они весь мир считают своим классом. Как хорошо вы знаете район Сент-Джайлс?

— Бывал там время от времени.

— Развлечений искали? — Я не ответил, и Карсуолл снова залился смехом — странный, неприятный, почти нечеловеческий звук, который могла бы издавать огромная птица. — Вы знаете, где находится «Фонтан»?

— К северу от церкви. Полагаю, где-то рядом с Лоуренс-стрит.

— Пойдете туда завтра и отыщите мистера По.

— Я, сэр, как вы только что изволили напомнить, учитель, и…

— Верно, верно, мистер Шилд. Но вы еще и человек, который кое-что повидал в этой жизни. Кроме того, вы единственный, не считая самой миссис Франт, кто знает, как выглядит этот По.

— Но миссис Франт наняла меня присматривать за ее сыном.

— Черт возьми, а разве не я плачу за честь находиться в вашем обществе?

Богатые считают, что мы в их власти, и обычно они правы. Пока что я всего лишь один из слуг Карсуолла, и если прогневаю его, он поговорит с мистером Брэнсби, и я потеряю работу.

Карсуолл нажал на кнопку репетира[20] на часах, и они издали еле слышный звон.

— Кроме того, — тихо промолвил он, — я не прошу сделать это для меня. Я прошу сделать это ради миссис Франт и знаю, вы мне не откажете.

25

На следующее утро я выскользнул из дома, прошел через рынок на Оксфорд-стрит и направился на восток к Сент-Джайлс. У истопника я купил старое поношенное пальто. Вдобавок взял взаймы у мистера Карсуолла тяжелую трость.

День стоял ненастный. Воздух потемнел от желтого тумана, который проникал в рот и имел привкус сажи. Я ощупью пробирался по мостовой, сталкиваясь с другими прохожими, и чуть было не лишился жизни под колесами телеги с углем.

В те дни, когда меня с радостью именовали помешанным, я часто бродил по трущобам Сент-Джайлса. Самые бедные районы лежали к северу от церкви, в темном ромбе, сплетенном из улочек, тупиков и переулков между Бэйбридж-стрит, Джордж-стрит и Гай-стрит. Однако ко мне никто никогда не приставал, включая собак, бегавших здесь без присмотра. Бедняк бедняка узнает издалека. Местные жители понимали, что я один из них.

По мере приближения к зловещей сердцевине трущоб меня приветствовали вонь и шум, обволакивая и засасывая, словно они являлись продолжением тумана. Трущобы — это место, где естественный порядок вещей перевернут с ног на голову: здесь жертвы становятся хищниками, а те, за кем они охотятся, оборачиваются их злейшими врагами.

Я свернул с Гай-стрит на Лоуренс-стрит. Какая-то женщина, одетая, несмотря на холод, в платье, потянула меня за пальто крошечными, как у ребенка, пальчиками. Я прошмыгнул мимо нее, в спешке наткнувшись на тощую свинью, неторопливо гуляющую в навозной луже, протянувшейся до самого конца проулка. Пара мальчишек бросилась вдогонку за свиньей, возбужденно выкрикивая ругательства. Я торопливо зашагал прочь. Прошел мимо женщины в серых одеялах, клубочком свернувшейся в дверях с ребенком у груди. Она протянула ко мне костлявую руку и поманила к себе:

— Я сделаю тебя счастливым, милый, — закричала она тонким пронзительным голосом.

Когда я прошел мимо, то услышал, как нищенка все тем же тоном поносит меня.

— Не дадите ли медяк старому солдату, чтобы он выпил за здоровье его величества? — раздался охрипший голос откуда-то снизу.

Я опустил глаза и увидел краснолицего безногого парня на низенькой тележке.

— Вы не подскажете, где здесь таверна «Фонтан»? Это ведь недалеко?

— А как же здоровье его величества? — настаивал калека.

Я нащупал пенни в кармане и кинул в протянутую ладонь.

Его пальцы сомкнулись вокруг монетки.

— Переулок слева, на полпути между Черч-стрит и Джордж-стрит. Там и найдете.

Но его взгляд метнулся к кучке пьяниц, выползших из пивной. Этого было достаточно, чтобы я насторожился и поспешил прочь, размахивая тростью и стараясь казаться как можно более угрюмым и грозным. Благотворительность — это роскошь. Вы не встретите ее в трущобах, где любой благой порыв может дорого обойтись.

Я свернул в переулок Немощеный, не больше полутора метров в ширину, покрытый толстым слоем грязи и экскрементов, человеческих и животных, кое-где еще влажных, кое-где — превратившихся в ледышки. Проход был забит спящими, пьющими и беседующими людьми. Две маленькие девочки сидели прямо в грязи, лепили из нее куличики и нянчили самодельных кукол из соломы. Всего лишь в метре от них мужчина и женщина стонали и охали, сливаясь в любовном порыве, который, казалось, приносил им скорее боль, чем удовольствие.

Угрожающе выставив перед собой трость, я пробирался через толпу. Из тупика, заполненного туманом, доносилась медленная танцевальная мелодия «День святого Патрика», которую кто-то играл на скрипке. Я и раньше слышал этот мотив, когда нас расквартировали рядом с ирландским полком. Трущобы называют Святой землей или Маленьким Дублином, поскольку нищие ирландцы стекаются сюда со всего Лондона и даже со всего королевства.