Труп на балетной сцене - Эллен Полл

— Но, понимаешь ли, я вижу Пипа совсем по-другому, — волновалась Рут. — Приземленным, пружинистым.

— Хейден сумеет перевоплотиться. — Джульет намеревалась утешить подругу, но ее слова произвели обратный эффект.

— Не сумеет! — расстроилась та. — Поэтому я тебе и звоню. Успокой меня, скажи, подойдет для балета воздушный Пип? Ты лучше меня знаешь этот персонаж.

— Конечно. Все будет хорошо, замечательно, потрясающе, уникально. — Джульет кольнула неприятная мысль, что необходимо срочно вдохнуть новую силу в свой обычный дар убеждения, если она хочет привести в чувство разнервничавшегося хореографа. Пришлось призвать на помощь в воображении сэра Хью Легбурна, который, как явствует из четвертой главы «Генерального консула», был верным товарищем и неповторимым лжецом, и напустить его на приятельницу. — Рут, — сказала она, — ты делаешь работу, требующую неподдельной глубины и художественной фантазии. Ведь не может существовать один-единственный способ исполнения партии Пипа. Пройдут годы, в различных постановках появится много Пипов, и каждый будет по-своему интересен и значителен. В этом смысл творчества. Надо постараться, чтобы тебя вела сама работа. Верь себе, верь танцу. Верь, наконец, Диккенсу.

Возникла пауза. «Что же все-таки подумал обо мне водитель такси?»

— Ты правда считаешь, что в «Больших надеждах» есть глубина? — наконец спросила Рут.

— Конечно, — мягко успокоила ее Джульет и солгала. — Сворачиваем на Амстердам. Мне пора выходить.

— Остерегайся репортеров, — торопливо предупредила Рут. — Уже ползают по всему зданию. Бог знает, как сюда проникли.

Джульет собиралась положить телефон обратно в сумочку, как он снова зазвонил в ее руке.

— Детектив Лэндис вызывает Джульет Бодин.

— Слушаю, Мюррей.

— Ах это ты. — Низкий голос стал не таким лающе резким. — Я говорю из кабинета судебно-медицинского эксперта. В рюкзаке Мора обнаружен недельный контейнер для лекарств — по отделению на каждый из семи дней. Понедельник и вторник — пустые. В среде осталась одна таблетка, в остальных по три. Ты его видела?

— Я тебе говорила, я туда не заглядывала.

— Это нардил, таблетки от депрессии. Эксперт тут же определил.

— Вот как?

— Мор производил на тебя впечатление депрессивной личности?

— Нисколько.

— А на самом деле тяжело болел. Эксперт сообщил, что психиатры не начинают с нардила. Этот препарат подавляет тревогу, но его опасно употреблять со многими пищевыми продуктами и лекарствами. Он эффективен, но людям трудно отказаться от сыра, пива и многого другого, поэтому врачи прописывают его только в том случае, если другие, более легкие и современные средства не помогают. Значит, у Антона был тяжелый случай. Я разыщу телефон его лечащего врача и попытаюсь переговорить. Кстати, именно поэтому он и погиб: экстази и нардил — роковое сочетание. Растяпа-психиатр не предупредил его о том, что лекарство нельзя употреблять вместе с наркотиками.

Джульет помолчала, потом решилась:

— Но если он принимал нардил, с какой стати…

— Как ты считаешь, в труппе кто-нибудь знал, что он сидел на антидепрессантах? — перебил ее детектив. В это время «блейзер» наконец доплелся до Западной Семьдесят пятой.

— Понятия не имею.

— Подумай. Потому что если кто-нибудь знал, это означает, что его намеревались убить. Через некоторое время я буду в студии. Можем переглянуться с тобой, но не более. Не показывай и не рассказывай никому, что мы с тобой говорили. Ни единой душе. Даже своей приятельнице Рут. Ты поняла, Джульет?

— Спасибо, да.

— Я оставил бутылку в лаборатории, но пока все указывает на несчастный случай. Даже если в напитке окажется наркотик, не исключено, что подмешал его сам Мор. Вспомни, как маскируют гашиш под сахарный песок, а ЛСД прячут в сахарные кубики. После того как мы кончим с тобой говорить, позвоню его родным, постараюсь что-нибудь выяснить об истории депрессии.

— Кстати, как тебе удастся… — попыталась вставить слово Джульет, но ей опять не удалось договорить.

— Заканчиваю, Джули. Пора бежать. Тут принесли еще одно тело. — Мюррей разъединился, в ухе Джульет громко щелкнуло.

Джули?

Как обычно, репетиция «Больших надежд» была назначена на двенадцать часов в зале номер три. Участвовала вся труппа. Обычный порядок вещей нарушали просочившиеся в фойе журналисты, которые немного задержали Джульет. Когда она оказалась в репетиционной, танцовщики были в сборе. У многих покраснели глаза, и все чаще обычного цеплялись за талии и плечи товарищей. Бумажные салфетки так и порхали в изящных пальчиках. Джульет удивилась, заметив, как Электра Андреадес прижимается к мужу — молча, как человек, на время потерявший самообладание и ищущий утешения. Хотя почти все и так знали о смерти Антона — репетиции в студии начались два часа назад, — Грег Флитвуд усадил труппу, встал и произнес речь.

Судя по всему, Грег не ложился всю ночь: его глаза тоже покраснели, обычно торчащие волосы были прилизаны, голос звучал мрачно. Рядом с ним с застывшим взглядом мыкался Макс. Он явно ломал голову, как преодолеть постигшую студию пиаровскую катастрофу.

— Вы все, вероятно, уже знаете, что вчера вечером погиб Антон Мор, — начал Грег, и его глаза неожиданно наполнились слезами. — Он умер от гипотермии, потому что принял наркотик, который возымел такое неожиданное действие. Никакими другими деталями мы пока не располагаем, и я прошу вас ни о чем не распространяться перед журналистами. Я уверен, Антон хотел бы, чтобы мы продолжали постановку, которой он отдал столько сил…

Поднявшись рано, Джульет почувствовала, что засыпает. Она слушала речь краем уха и скользила взглядом по лицам танцовщиков. Электра наконец отлепилась от мужа, сгорбилась на полу и подтянула колени к груди. Она выглядела потрясенной. Более чем потрясенной. Напуганной? Райдер вытянул вперед длинные, мощные ноги, глаза смотрели трезво и твердо. Напротив Электры расположился ее партнер Харт. Он тоже не мог прийти в себя, но был скорее расстроен, чем испуган. Лили Бедиант не сводила с Грега фиалковых глаз, ее бесстрастное лицо ничего не выражало. Джульет внезапно вспомнила вопрос детектива. Знала или не знала Лили, что Антон принимал нардил? Если лекарство требует стольких ограничений, это трудно утаить от близкого человека. Обычно сдержанная Кирстен Ахлсведе плакала. Алексей больше не строил из себя умника; он закрыл голову руками, словно не желал знать, что произошло. Сочные губы Олимпии Андреадес кривились, глаза затуманились и покраснели. А Викторин, которая провела в больнице всю ночь без сна, не пришла.

Если кто-нибудь из присутствовавших в зале и был виноват в смерти Антона, Джульет не смогла прочитать этого по их лицам. Хотя как она проявляется, эта вина? Джульет постаралась вспомнить, как ведет себя сама, когда хочет что-нибудь скрыть. Не убийство, конечно, и не серьезное преступление — порывы такого рода немедленно гасились ее личностью, а, скажем, ложь или ошибку в отношениях с людьми. Однажды, чтобы не ходить к надоедливой знакомой, она прикинулась, что должна срочно уехать на выходные по делам за границу. И неожиданно столкнулась с ней у рыбного прилавка в «Зейбарсе». Что она ответила недоумевающей знакомой? На случай подобных неожиданностей у нее всегда была заготовлена версия. Джульет хмыкнула, заключив, что в тот день она излагала свою историю слишком напористо. Улыбалась чаще, чем обычно, растягивала губы, немного заискивала, словно в ней проявился чисто животный инстинкт — стремление задобрить злого хищника. Рассказ чрезмерно изобиловал деталями. Перед расставанием Джульет потянуло поцеловать свою мучительницу, хотя это было совсем не в ее духе. Так случалось только когда она сталкивалась с человеком, перед которым чувствовала себя виноватой. А до и после случайной встречи она не испытывала ровным счетом ничего, кроме радости, что удалось избежать скучнейшей вечеринки.

Джульет потеряла нить рассуждений Флитвуда. К действительности ее вернул голос Рут, которая заняла место руководителя студни. Рут покосилась на Грега — с того слетела вся его самоуверенность, он забился в угол подле Макса. Любовник и начальник, неужели Грег не ведал, что Антону прописали нардил? Ведь это он принимал Мора в труппу. И если депрессия танцовщика продолжалась долго, наверняка должен был задаться вопросом: поддавалась ли она какому-то контролю? Студия Янча была его бизнесом, артисты — его средством к существованию, его репутацией. Каков же мог быть его возможный мотив?

Рут тоже говорила хриплым голосом, вокруг ее глаз обозначились красные круги. Но Джульет предпочитала не знать, что заставило ночью реветь подругу: жалость к покойному или жалость к себе. Когда Джульет пришла, она вцепилась ей в руку и порывисто прошептала: