Волшебный пояс Жанны д’Арк - Екатерина Лесина

Тот, взяв в галоп, не останавливался, пока Жиль ему не позволил…

Старую церквушку отыскал дед. Она стояла аккурат на границе земель де Креонов. Священник, предупрежденный дедом, уже ждал. Он был молод, честолюбив и рассчитывал не столько на деньги, хотя Жан де Креон уплатил за этот брак приличную сумму, сколько на благодарность старика.

— Что вы делаете? — спросила Катрин, наконец обретя дар речи.

— Собираюсь на вас жениться.

— Но мы… мы не можем! Ваш отец и моя матушка… Святая Церковь… благословение…

Она лепетала что-то о существующих обязательствах, об обещании ее отца, который уже сговорился о браке… и вот отчего дед решил поторопиться… но Жиль от слов отмахнулся.

И когда Катрин все-таки заупрямилась, попыталась ударить его по рукам, он отвесил ей оплеуху. Не то чтобы Жиль так уж разозлился, скорее он пытался достучаться до разума этой бестолковой женщины, которой предстояло стать его женой.

— Послушай, — сказал он, теряя остатки терпения, — у тебя есть выбор. Мы сейчас идем к алтарю, и нас венчают. Или мы отправляемся в мой замок… и ты все одно разделишь со мной постель, но не как законная жена…

Катрин заплакала. Она выглядела такой жалкой, что Жиль испытал некое подобие сочувствия, которого, впрочем, было недостаточно, чтобы отказаться от исходного плана.

— Я буду хорошим мужем, — пообещал он со вздохом.

Обвенчали их быстро. Еще быстрее Жиль добрался до замка Тиффож.

— Мой отец… — сказала Катрин, увидев хозяина этого места, в котором ей предстояло провести остаток жизни, и сейчас именно эта внезапная перспектива пугала ее едва ли не больше мрачного хозяина. А уж о нем-то в округе ходили самые разные слухи.

Слухам Катрин не верила.

Прежде не верила.

А теперь вдруг…

— Твой отец, конечно, разозлится, — сказал Жан де Креон. — Однако ничего не сможет сделать. А тебе бы, дорогая, радоваться надо.

Поводов для радости Катрин не видела.

— Мой мальчик умен, хорош собой. И воин знатный. Он богат, и ты ни в чем не будешь знать отказа. — Старик оттеснил Жиля, которого это похищение внезапно утомило. Даже не столько само похищение, сколько нытье этой женщины, которую он перед Богом и людьми назвал своей женой.

— И с женщинами он ласков, — продолжал увещевать дед. — А в самом скором времени он отправится ко двору и тебя возьмет с собой… Такой красивой женщине нельзя пропадать в глуши.

Спокойный голос Жана де Креона окутывал Катрину, избавляя ее от страхов.

И она оглянулась на мужа, внезапно осознав, что ее кузен и вправду весьма хорош собой. У него чистое лицо с чертами приятными и мягкими. И зубы целые, белые и ровные. А дыхание всегда свежее.

Он высок. Широкоплеч.

И воин знатный, быть женой такого не стыдно… А по прежним-то временам, когда Катрин видела в нем лишь родственника, Жиль был любезен. Он много говорил и рассказывал презанятные вещи. И наверное, действительно лучше уж он, чем тот старик, которого прочил в мужья отец. Нет, Катрин была послушной дочерью и, без сомнения, приняла бы отцовскую волю, но… ее ведь похитили, верно? И значит, нет на ней греха ослушания…

— С женщинами надо лаской, — наставлял Жан внука позже. — Ласка, она порой куда как полезней силы…

Жиль молчал. Почему-то было стыдно, что он не справился с собственной женой.

— Что смысла кричать на пугливую лошадь? Или, паче того, бить ее? Нет… — Старик был доволен. Конечно, еще предстояла нелегкая беседа с отцом Катрины, который вовсе не обрадуется этакой партии и наверняка поспешит оспорить брак. Но тут уж кто кого, и в своих силах Жан де Креон не сомневался.

— Иди к жене, — велел старик, плеснув себе вина. — И будь с нею ласков. Привяжи ее. Женщины влюбчивы, а влюбляясь, делаются ласковыми и послушными. Для того, кого любят, они готовы на все…

— Что мне с ее любви?

Спорил Жиль с дедом исключительно по причине врожденного упрямства.

— Может, и ничего… но всяко приятней видеть улыбающуюся жену, чем ту, которая денно и нощно слезы льет, кляня судьбу… Иди, Жиль. Не разочаровывай меня.

Катрина ждала мужа с трепетом.

Она не была столь уж наивна, чтобы вовсе ничего не знать о том, что происходит между мужчиной и женщиной в тишине супружеской спальни. Она слышала и разговоры служанок, которые не особо стеснялись молодой госпожи, и наставления матушки… и сетования ее на то, что отец вовсе распустился, перестал бояться, что людей, что бога…

…Дорогу в матушкины покои забыл, зато служанок к себе таскает…

…Грешник.

Подумалось, что уж Жиль не станет вести себя подобным образом… он благородный. И так на Катрину смотрит… На нее никто никогда так не смотрел.

— Я… — Жиль остановился на пороге комнаты, глядя на женщину, сидящую в постели. Она, облаченная в рубашку тонкого полотна, с распущенными светлыми волосами, была прекрасна. — Я должен извиниться перед тобой, дорогая Катрина, за ту грубость, которую учинил по отношению к тебе.

Все ж ему повезло. Жилю случалось видеть иных невест. Толстых, неопрятных, с рябыми лицами, с запахом пота и благовоний, что рождали непередаваемый смрад. И все шелка, все богатства не в силах были прибавить им малой толики красоты.

— Я прошу простить меня и не держать зла. С первой нашей встречи, с первого взгляда на тебя я был сражен.

Слушает.

И улыбается, робко, уголками губ, не в силах поверить, что все сказанное — сказано для нее.

— Я боролся с собой, говорил, что эта страсть запретна, но не в силах оказался с нею совладать. Оттого и решился на действие столь дерзновенное… и боясь, что затея моя не удастся, что твой отец остановит меня… лишит и тебя, и самой надежды быть вместе, я повел себя недостойно. Простишь ли ты меня?

— Прощу. — Голос у Катрины был низким, грудным. — И сама повинюсь, что вела себя недостойно, укоряя вас… Я так испугалась, Жиль…

— Ты женщина, в твоем страхе нет ничего зазорного…

Что ж, дед оказался вновь прав.

Катрина полюбила мужа.

Нет, она не была столь глупа, чтобы безоговорочно поверить в страсть, которая охватила Жиля, но он и вправду был ласков, весел и учтив. Он вел себя не так, как отец, который позволял себе не замечать матушку, а порой и поколачивал ее… и не только ее… Нет, с Катрин в Тиффож обращались с превеликим почтением, и ей это нравилось. По душе пришлась и щедрость супруга.

Он преподнес Катрин шелка и бархаты, и чернобурых лисиц, и прекраснейший кружевной воротник… и кубок золотой, и сетку для волос с жемчугами.

Он приглашал в Тиффож купцов и говорил, что скоро они отправятся ко двору, а значит, Катрин должна блистать. Что ж, ради этого она готова была простить ему многое.

Отец, конечно, был недоволен, но смирился.

Да и Церковь, как и предсказывал Жан де Креон, брак благословила… Правда, в отличие от Церкви, Господь оказался куда более ревнив. И первенец Катрин прожил лишь три дня.

— Так бывает, — сказал Жан де Креон. — Пусть примет Господь невинную душу его…

Катрин плакала.

Впрочем, слезы эти ушли, как уходили и прежде, и все вернулось на круги своя.

Тиффож.

Жиль.

И Жан де Креон, полюбивший вести долгие пространные беседы о смысле веры и жизни.

Катрин старалась не обращать внимания на саднящую боль, поселившуюся где-то внутри. Дети часто умирают… у всех умирают… и один ушел, другой родится.

Но небеса не спешили утешать ее.

А затем Жиль все-таки решился отбыть ко двору.

Утром Жанна вновь почти решилась уехать.

Она вытащила сумку, которую убрали в шкаф, и одежду принялась складывать, радуясь, что этой одежды немного. Ей было совестно, что она, Жанна, вот так сбегает, но совесть совестью, а дальше находиться в доме было невозможно.

В конце концов, она же сразу сказала, что только на выходные…

— Сбегаешь, — Алиция Виссарионовна вошла без стука. — Слабохарактерная, как твой папаша.

— Оставьте его в покое!

Алиция Виссарионовна не услышала.

— Так и не набрался духу позвонить мне. Твоя мамаша была слишком упряма, а он… Я ведь предлагала ему деньги, и неплохие…

Она вошла, ступала медленно, подволакивая левую ногу, и на трость опиралась, и выглядела больной, бледной, если не сказать — серой.