Похищение мечты - Олесь Бенюх

Вновь прозвучал перезвон. Теперь выступали две брюнетки.

Тоже нагие, они исполняли пантомиму "Пастушка и пастушок".

невинные ухаживания постепенно переходили в томный флирт.

Апофеоз пантомимы, который совершался при свете багровых лучей, являл собой имитацию полового акта. "Эти "колокольчики" весьма в моем вкусе", удовлетворенно вздохнул сидевший впереди Картенева и сделал какую-то пометку в раскрытой на коленях программе. теперь "пастушка" опустилась на колени и обняла за ноги "пастушка". Высоким, чистым голосом "он" объявил: "Омар Хайям. рубаи пятьдесят девять". И, нараспев, произнес: От стрел, что мечет смерть, нам не найти щита: И с нищим и с царем она равно крута.

Чтоб с наслажденьем жить, живи для наслажденья, Последнюю строку рубаи меланхолично - и так же высоко полупропела "пастушка": Все прочее поверь! - одна лишь суета!

"Пастушок": "Рубаи сто четыре".

Пред взором милых глаз, огнем вина объятый, Под плеск ладоней в пляс лети стопой крылатой!

В десятом кубке прок, ей-ей же, невелик.

"Пастушка": Чтоб жажду утолить, готовь шестидесятый...

Теперь "пастушка" и "пастушок" стояли, слившись в пылком объятии, читали стихи дуэтом: "Рубаи двести семьдесят семь: "Вино пить - грех". Подумай, не спеши!

Сам против жизни явно не греши.

В ад посылать из-за вина и женщин?

Тогда в раю, наверно, ни души..." (Перевод О.Румера и И.Тхоржевского) В малом баре клуба Райдхэрст, кивая на большие - в полный рост - ню, рассказывал об особо выдающихся победительницах конкурса за последние десять лет. "Мисс Маккинли, - он отхлебнул немного бренди, подержал его во рту, глотнул, зажмурившись, - знаете ли, получила преотличный контракт в Голливуде. Сейчас снимается в очередной картине. Да-а. Загротцки вышла замуж за члена клуба Грегори Келли, контролирует двести двадцать один миллион долларов. А эти, сегодняшние - славные девочки, не правда ли? В меру - проказницы. И артистичны. Вы как полагаете?" "Дикция, дикция у них страдает, вот что!" назидательно сказала Беатриса. "Дикция, - пробормотал Райдхэрст. - Н-не заметил". Он посмотрел на Раджана и Картенева, ожидая от них помощи. "Дикция - вот в чем вопрос", - поддержал Беатрису Раджан. Картенев молчал, поглаживая пальцами стакан с соком.

Вскоре Беатриса объявила, что она непрочь "попытать счастья на зеленом сукне". Адмирал вскочил, галантно предложил ей руку. Раджан поднялся за ними. "Я посижу еще немного и догоню вас", - махнул рукой Виктор. "Налево по лестнице, через бельэтаж - так короче, - крикнул ему адмирал. - не заблудитесь". "Черт меня дернул поехать в этот клуб, - думал Виктор. - Все здесь запретно, все за гранью закона. Правда, одно дело читать о таких злачных местах в прессе, и совсем другое - увидеть их воочию... Вседозволенность - какая это, однако, скверная штука. Я знаю, чувствую, что есть границы, которые нельзя преступать, не рискуя умертвить душу человеческую.

Нет, я не ханжа, здесь совсем другое. Страшное. Гаснут цвета времен...".

Виктор вздохнул, отпил немного из стакана. Как всегда, холодный сок успокаивал.

- Джошуа, голубчик, нам пора, - вдруг услышал он призывный шепот. Он оглянулся и вздрогнул. К нему наклонилась какая-то женщина.

- Это недоразумение, скорее всего. Я - не Джошуа, мадам, - Картенев улыбнулся, встал, раглядывая незнакомку. Она была лет сорока, миловидна, но с явными признаками преждевременного увядания: морщинки у глаз и у рта, естественная седая прядь негустых темных волос. Одета она была в черное платье с глубоким декольте. На толстом браслете из белого металла мрачно посверкивал огромный рубин.

- Мой славный Джошуа, - дама махнула рукой бармену и на столе тотчас появилась водка с апельсиновым соком. - Прошлый раз ты сбежал, негодник. теперь тебе это не удастся, нет.

"Час от часу не легче, - раздраженно подумал Виктор. Пьяная. Да к тому же еще и психопатка". Дама игриво почесала его щеку рубином.

- Джо-шуа! - пропела она. - Котено-чек! Условия игры прежние. ы меня первый поцелуешь - я плачу пять тысяч. Я тебя первая поцелую - платишь ты!

Она быстро выпила свою водку, ухватилась за край стола обеими руками. "Как спринтер перед стартом!" - мелькнула мысль у Виктора.

- Начинаем при счете "три!" - радостно сообщила дама. Итак, р-р-раз, два-а-а...

- Ей Богу, я не Джошуа! - успел крикнуть Картенев, отбросил кресло и выбежал в коридор. "Десять тысяч... пятнадцать... - неслось ему вдогонку. Он взбежал по лестнице на бельэтаж, быстро пошел мимо каких-то дверей, лоджий, боковых лестниц, ведущих наверх. Услышав пока еще далеко за собой проворные шаги, Виктор выругался и юркнул в первую попавшуюся дверь, благо она была не заперта. Сдерживая дыхание, он приложил ухо к двери: шаги проскочили мимо и смолкли. "Какое счастье, что хоть этот проход здесь не покрыт коврами", - подумал Картенев и повернулся спиной к двери. Он находился, видимо, в большой комнате. Стены, потолок, пол - все тонуло в зеленой мгле. Терпко пахло табаком, чем-то сладким. Вскоре он уже мог различать предметы и людей. В помещении было пять мужчин, одетых в восточные халаты. Трое неподвижно лежали на широких диванах, двое сидели в креслах и курили из кальянов причудливой формы. Никто не обратил на него внимания,не шелохнулся. Виктор стоял, смотрел на курильщиков неведомого ему зелья и чувствовал, как у него постепенно начинает кружиться голова. Один из лежавших на диване блаженно улыбнулся. Другой залепетал тихо и несвязно: "Мадам, увольте... режьте билеты... Джой, ты видишь Абердин?.." И вдруг громко захохотал.

Сидевший в ближнем ко входу кресле встал, выпустил кальян изо рта, вперил остекленевший взгляд во что-то видимое ему одному. "Призраки", подумалось Виктору. Постепенно, как в замедленном фильме, все - стены, люди, диваны, - стало наползать друг на друга, ломаться, заволакиваться оранжевыми подтеками. С огромным трудом он нащупал ручку двери, вывалился в коридор.

Очнулся он на кресле в лоджии. Прошло, видимо, несколько минут. Мимо него пробежали две девушки. За ними торопливо проследовал мужчина. И в наступившей темноте, где-то шагах в двадцати от Картенева раздался призывный монолог: "Джошуа, котеночек! Приди в мои объятья! Я чувствую - ты здесь. Я найду, найду тебя. И страсти моей не будет предела! Джо-шуа!".

Хотя его поташнивало и лихорадило, он выскользнул бесшумной тенью из лоджии и вбежал в одну из последних комнат по правой стороне коридора. Навалился спиной на дверь и, ослепленный ярким светом, зажмурился7 "Ты звал его, Генри?" - услышал он грубый женский голос.

Открыв глаза, Картенев увидел странную картину. На полу в центре комнаты на четвереньках стоял голый мужчина. Он был крупных размеров, с бычьей шеей, могучими плечами и спиной.

Верхом на ней сидели две девицы, обе в малиновых бикини. Обладательница грубого голоса стояла чуть в стороне. на ней были красные трусики и высокие черные сапоги. В руках она держала длинный, толстый хлыст. "Я тебя спрашиваю, Генри!" резче, чем прежде, сказала она. Мужчина повернул лицо к Картеневу, прищурил близорукие глаза и плачущим голосом проговорил: "Ну, Эдна, ты же знаешь - без очков я слепой, ну аб-со... аб-со-лютно с...слепой". Язык его заплетался, пряди седых волос упали на лоб. "Ты у меня живо прозреешь!" - Эдна умелым движением рванула хлыст: "З-з-з-а-х!". "О-о-й!" - Генри с двумя всадницами мгновенно очутился у ног Картенева. Тяжело дыша, он пытался рассмотреть лицо пришельца. Мурлыкая какие-то песенки, девицы щекотали его, били пятками по животу, пришпоривали. В воздухе висел терпкий запах пота, винного перегара, каких-то резких духов. "Ну же?" - хлыст предупредительно щелкнул. "В раз... первый раз его вижу-у!" - простонал Генри. "Ах так! - загремела Эдна, поднимая свой страшный хлыст над головой. - Ты что же, паскудник, разрушаешь наш интим? Знаешь, что приключилось с Подглядывающим Томом?". Виктор едва успел захлопнуть за собой дверь, как на нее изнутри обрушился удар хлыста. На дверной ручке закачалась табличка с надписью: "Просят ни в коем случае не беспокоить". "Извините", - прошептал он запоздало, остановил табличку и стал спускаться с лестницы. Она привела его в небольшое фойе. Откуда-то со стен струился мягкий свет. Еле слышно лилась музыка Берлиоза. Приятной прохладой сочился кондиционированный воздух. Кто-то тихо, почти шепотом позвал: "Виктор!". Он с опаской оглянулся. И радостно вздохнул: за круглым столиком у небольшого настенного бара одиноко сидел Раджан.

- Тебе чего налить? - спросил он.

- Молока, - ответил Картенев, садясь на низенький круглый табурет. Больше всего я хотел бы сейчас выпить стакан горячего молока.

- Есть все, что угодно, кроме этого.

- А, налей чего-нибудь. А где Беатриса?

- Ее, как особо почетную гостью, Райдхэрст пригласил посетить какую-то Бухту Тихой Радости.

- А что это?

- Откуда мне знать? Райдхэрст не пояснил.

- Не знаешь, надолго? По домам, пожалуй, пора, - Виктор прислушался к отдаленным, неясным звукам, облегченно улыбнулся. Ничего похожего на гортанное "Джошуа".