История руссов. Славяне или норманны? - Сергей Парамонов

Скверный перевод бросает тень на достоверность свидетельства Багрянородного, что мы и допустили лично вначале, и только потом, ознакомившись с оригиналом, поняли, что виноват не Багрянородный, а переводчик. Многие ли, однако, пользовались оригиналом Багрянородного?

«С наступлением ноября месяца их князья выходят со всеми руссами из Киева и отправляются в “полюдье”, т. е. круговой объезд по городам, именно в славянские земли вервианов, другувитов, кривичей, северян и остальных славян, платящих дань руссам. Прокармливаясь там в течение целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на Днепре, снова возвращаются в Киев.

Потом, получив, как сказано выше, однодревки, тем же указанным способом спускаются в Византию…»

Перейдем теперь к выводам. Прежде всего, ясно, что и греческий текст, и латинский, и русский переводы далеки от совершенства и, чтобы понимать Багрянородного как следует, надо еще много поработать над его текстом.

Однако уже теперь ясно, что Багрянородный — источник отнюдь не безупречный, многое он путает или не совсем верно понимает. Переоценивать его нельзя. Баумгартен рассыпает ему комплименты по поводу хорошего знания им славян, что он лично принимал у себя княгиню Ольгу, что он прекрасно отличал «руссов» от «славян». Баумгартен забывает, что Багрянородный принимал у себя Ольгу осенью 957 года, в 959 году умер, а сочинение свое написал около 950 года, т. е. задолго до приезда Ольги, что и видно по его плохой осведомленности о делах на Руси.

Об Ольге, бывшей фактической руководительницей государства, он не говорит ни слова, а между тем, когда семь лет спустя лично познакомился с ней, то послал послов напомнить о договоре не к Святославу, а к ней, т. е. реальному князю Руси. Все это показывает, что в «De administrando imperio» знания Багрянородного о Руси были крайне низки. Уж если государь не знает, кто в действительности, а не номинально, правит в соседнем государстве, — знания его крайне бедны.

Таким образом, верить каждому слову Багрянородного мы просто не имеем права, мы не можем выдергивать из его текста куски фраз и считать их безусловно достоверными, когда тут же рядом имеются данные, заставляющие сомневаться в достоверности взятого отрывка. Мы можем пользоваться данными Багрянородного только после критического анализа. К анализу того, что он понимал под термином «русс», мы сейчас и переходим.

Прежде всего, Багрянородный нигде не употребляет термина «варяги», широко распространенного в византийской литературе; не употребляет он, конечно, и термина «норманны», принятого в западноевропейских странах.

Нигде, далее, во всех его сочинениях нельзя найти даже намека, что «руссы» — это варяги или скандинавы или вообще люди иного корня, чем славяне. Он просто называет одних «руссами», а других «славянами», считая последних данниками первых.

Что же понимал Багрянородный под термином «Росиа»? Называя Новгород, Смоленск и т. д. внешней (дальней) Россией, Багрянородный тем самым предполагал и существование «ближней» Росии. И действительно, в 37-й главе своего сочинения, говоря о печенегах, он пишет следующее: «Округ (печенегов) Хоробое соседит с Русью, округ Ябдертим соседит с платящими дань Руси “ултиносами”, “дерблениносами”, “лензаниноисами” и прочими славянами (“склабоис”)».

Таким образом, Киевская область считалась Багрянородным «Русью» (очевидно «ближней или «внутренней»), а уличи или улутичи («ултиноси»), деревляне («дербленинос»), загадочные «лензанинос» и прочие славяне были данниками-соседями.

Интересно, что Вильгельм де Лиль, снабдивший в 1729 году сочинение Багрянородного специальной картой, поясняющей взаимоотношения географических пунктов и областей, упомянутых Багрянородным, проводит границу, отделяющую округ Хоробое печенегов от Руси по реке Роси.

Граница Руси охватывает истоки Роси и Тетерева с запада и уходит прямо на север к каким-то крупным озерам, южнее которых де Лиль помещает «крибитеинов» (очевидно кривичей) и «лензанинов», добавляя при каждом названии — «славяне».

Какими он пользовался источниками — неизвестно, но, очевидно, опирался на гораздо более древние карты, бывшие в его распоряжении, сам же он был ученым географом Академии наук. Его свидетельство не только поясняет Багрянородного, но и подкрепляет его, ибо он опирался безусловно на какие-то иные древние источники до 1729 года.

К сожалению, в докладной записке, приложенной к его карте, об источниках ничего не сказано. Большая часть ее посвящена расшифровке географических названий Багрянородного: Cioabam (Ciabum), Busegardam, Tzernigogam, Nemogardam et Miliscam он противопоставляет: Kiovie, Vizgrad, Tzernigove, Novogorod и Msenesk. Из карты видно, что в «Новгороде» он видел Новгород Северский, а в Miliniscam — Мценск! Вообще, очевидно, что по мере продвижения на север географические пункты и их взаимоотношения делаются все более и более неверными, а самый Север почти принадлежит области фантазии. Однако пропорции нижней части карты довольно правдоподобны.

Как бы то ни было, а Багрянородный, вне всякого сомнения, помещал Русь на среднем течении Днепра с центром в Киеве и под собственно руссами мог понимать только полян с правящей верхушкой, ибо если бы он понимал под «руссами» варягов, то варяги могли жить только в Киеве, а между тем область печенегов граничила с целой областью россов. Киевская область и есть «Россиа» sui generis (лат. «своего рода»).

Этой Руси, по мнению Багрянородного, подчинялся целый ряд славянских племен, как-то: улутичи, древляне, дреговичи, кривичи, «лензанины», северяне и т. д. Центром Руси был Киев, ибо отсюда уходили русские князья «со всеми руссами» в полюдье осенью ко всем перечисленным племенам славян за данью, и сюда же возвращались они с ней.

Этим сведениям, подтверждаемым и другими источниками, противоречит фантастическое указание, что Святослав княжил в Новгороде, т. е. что столицей Руси был не Киев, а Новгород, — оно должно быть решительно отброшено, как основанное частично на явной ошибке, частично на устарелом сведении.

Таким образом, Багрянородный знал всю Русь в целом от Новгорода и до Киева, однако деление ее на «ближнюю» и «дальнюю» было неверным. Вышгород, находящийся на расстоянии 12–14 км от Киева и игравший все время роль почти пригорода Киева, не мог относиться к «дальней» Руси. Равным образом и Чернигов, и Любеч всегда были в сфере влияния Киева. Иное дело — Смоленск и Новгород. В общих же чертах, картина, нарисованная Багрянородным в отношении государства «Русь», довольно верна.

Но кто же были сами «руссы»? То, что они управляли славянами, еще ничего ровно не говорит об их национальности. Современные русские тоже управляют украинцами, белоруссами, но это не значит, что они являются народом совсем другого корня, вроде, скажем, германцев, татар или китайцев. Руссы могли быть теми же славянами, но в ходе истории получившими преобладание над другими, хотя бы благодаря своему положению на большой реке.

Были ли они чужестранцами в большом количестве, захватившими власть над славянами и сосредоточившими в своих руках военную мощь, управление государством и торговлю, или это была только небольшая особая классовая прослойка, как это представляют себе С. В. Юшков и другие? На это свидетельство Багрянородного дает довольно ясный ответ.

Из описания торговой экспедиции из Новгорода в Царьград видно, что «руссы» Багрянородного отнюдь не принадлежали к верхушке общества того времени.

Голые, ощупывая ногами каменистое дно, перетаскивали они на себе лодки и груз, отбиваясь подчас и от печенегов, и уж, конечно, работая, как рабы, веслами, особенно до Киева, возвращаясь из Царьграда и добираясь до системы Днепра, идучи в Царьград.

В судах, мало приспособленных для морского плавания (ибо они даже подчас выбрасывались волнами на берег), руссы шли на отчаянный риск и выполняли невероятной трудности работу; недаром Багрянородный называет их странствование «многострадальным, страшным, трудным и тяжелым».

Совершенно очевидно, что этим делом занимались не властители, завоеватели или богачи-толстосумы, словом, не верхушка тогдашнего общества, а самый черный, трудовой народ, костяк нации.

На это дело шли самые крепкие телом и духом, прибыль доставалась потом и кровью. Это, наверное, не была торговля в современном понимании этого слова, когда торговцами «sui generis» являются люди, продающие чужие продукты, — это был прежде всего обмен продуктами, добытыми самим продуцентом.

Известно, что северные области Древней Руси и в прошлом не отличались особым плодородием: ссылки на неурожай переполняют новгородские летописи, о голодовках, морах мы встречаем указания на каждом шагу. В этих условиях торговля мехами, шкурами, медом, воском и прочими продуктами страны являлась дополнительным источником дохода населения.