Идеальная жена - Виктория Александер

Странно. Если у него хватило глупости влюбиться, то, конечно, это не могла быть женщина, даже отдаленно напоминавшая Сабрину. О, она красива и, видит Бог, полна страсти, о которой он раньше лишь подозревал, но эта женщина оказалась упрямой и более умной, чем это позволительно. Она уже доказала, что не уступает ему в словесных сражениях. Нет, здравый смысл подсказывал, что он должен полюбить не слишком умную, но покорную женщину, которая подчинялась бы его требованиям и признавала его власть над собой.

Любовью это не объяснишь. Должна существовать другая причина, почему он остановился, когда без труда мог бы уложить ее в свою постель. Почему он принял к сердцу ее заботы и желания? Почему его интересовало то, о чем она думала? Николас стоял на темной палубе наедине со своим разочарованием, растерянностью и печалью. Если это действительно любовь, то он не хотел ее. Ему предстояло провести очень длинную ночь.

Сабрина спала в постели еще хуже, чем на стуле, большую часть ночи она металась и ворочалась. Она поклялась, что будет не замечать и избегать Николаса, но когда вышла на палубу, он был там.

— Сабрина, — начал он, — о вчерашнем…

В его темных глазах она увидела заботу и беспокойство, но не позволила сердцу откликнуться на его слова. Он обошелся с ней как с дурой, и она не скоро об этом забудет.

— Я не желаю обсуждать вчерашнюю ночь, — холодно сказала она. — Я бы предпочла забыть этот случай.

Она отвернулась и устремила взгляд на море.

— Я бы хотел объяснить.

— По-моему, в объяснениях нет необходимости. — Она пожала плечами, — Думаю, и так все ясно.

— В самом деле? — Он схватил ее за плечо и повернул лицом к себе. — Тогда, может быть, ты объяснишь мне.

Она смотрела на него со все возрастающим возмущением, которое мешало ей делать вид, что вчерашней ночи вообще не было. Она стиснула зубы в отчаянной попытке сохранить спокойствие.

— Отпусти меня!

— Не отпущу, пока не объяснишься. — Янтарные огоньки вспыхнули в его глазах.

— Хорошо. — Она выдернула руку и поморщилась от боли. — Ты хотел показать мне, что я ничем не отличаюсь от других женщин и не могу устоять перед твоими чарами, так прославившими тебя. Хотел унизить и оскорбить меня. Чтобы я знала свое место. И не потребовалось доводить совращение до конца, чтобы доказать это.

— Ты в самом деле думаешь, что я мог так поступить с тобой? — с изумлением спросил он.

— Да, думаю. — Она с презрением посмотрела на него, как бы ожидая, что он отвергнет это обвинение.

— Зачем, Сабрина? С какой целью я бы хотел унизить тебя?

— С какой целью? Не знаю, — сказала она с гневом и обидой.

— Ладно, так узнай. Я желал тебя с первой минуты нашей встречи. Желал добродетельную и строгую леди Стэнфорд. Но совсем не так, как я желал страстную, непредсказуемую, упрямую, доводящую меня до неистовства Сабрину Харрингтон, свою жену, если ты помнишь эту незначительную деталь. — Он словно железными тисками сжал ее плечи. — Но такой уж я глупец, что впервые за всю жизнь поставил желания женщины выше собственных желаний. Я подчинился идиотским условиям этого так называемого брака. Проявил уважение к праву на личную жизнь, которое ты так высоко ценишь.

Сабрина стояла перед ним, пораженная страстностью его слов и той яростью, какую видела в его глазах.

— И за это ты осмеливаешься обвинять меня в подлом поступке?

Он резко оттолкнул ее.

Она открыла рот, чтобы заговорить, но не находила слов. Ее гнев растаял перед его справедливым возмущением.

Николас смерил ее уничтожающим взглядом.

— Более того, мне не нравится слово «совращение». Мне кажется, это относится в равной степени к обеим сторонам.

— Ты меня обвиняешь? — снова возмутилась она. — Я не отношусь к любительницам флирта. И не я смотрела так, словно раздевала взглядом. И уж конечно, не я хотела спать в одной каюте с тобой.

— Нет, но нам придется и дальше оставаться в этой каюте, — возразил он. — В интересах соблюдения внешних приличий я не хочу, чтобы матросы сомневались в том, что у нас вполне счастливый брак.

— Будут сомневаться, если ты сейчас же не понизишь голос, — прошипела она.

Он сделал глубокий вдох, явно пытаясь не потерять самообладание, и заговорил спокойным, холодным тоном:

— Но можешь не беспокоиться. Вчерашнее не повторится. Я буду уважать твои желания и выполнять твои условия.

— Прекрасно, — коротко ответила она.

Николас с усталым видом провел рукой по своим темным волосам.

— Я тоже хотел бы забыть о случившемся. Я вчера совсем не спал, и думаю, нам лучше не возвращаться к этому разговору.

— Ты не спал? Как жаль, Николас. — Она с довольной улыбкой отвернулась и стала смотреть на море. — А я спала прекрасно.

Весь день Сабрина соблюдала осторожность по отношению к Николасу, словно ходила по битому стеклу. Дружеское согласие, возникшее накануне, было нарушено, в их общении чувствовалась напряженность. К ночи они объявили что-то вроде перемирия.

Сабрина снова пришла в каюту первой. Она быстро переоделась и забралась в постель. Николас, прежде чем войти, постучал в дверь, и на какое-то мгновение она пожалела об условиях их брака и о том, что он так не вовремя вспомнил о них. Он был дружелюбен и вежлив, даже любезен, но ничем не напоминал пресловутого распутника, строго выполняя свое обещание. Сабрина была довольна его поведением. Однако это почему-то не доставляло ей удовлетворения.

Они пожелали друг другу доброй ночи, и Николас устроился на том же стуле, на котором она провела предыдущую ночь. Слабый лунный свет, проникавший через решетчатое окно каюты, позволял ей видеть расплывчатый силуэт Николаса. Она напряженно прислушивалась к его дыханию, каждому движению, каждому вздоху. Всю ночь корабль скрипел и стонал, заставляя сердце Сабрины биться сильнее и вызывая беспокойные мысли. Волны качали корабль, их древний как мир ритм навевал пассажирам сладкий сон. Но никто не спал.

Глава 9

В доках Марселя, как и в любом оживленном морском порту, царили шум и гам. Повсюду толпились и сновали матросы и прочие разные и странные личности. Груженые телеги и фургоны, словно не замечая людей, громыхая, двигались сквозь толпу. Там и тут, как карикатурные копии средневековых замков, возвышались поставленные Друг на друга корзины. В ушах Николаса звучали голоса на десятках чужеземных языков, а в нос били запахи человеческого тела, рыбы и еще бог знает чего. Но он все равно с радостью ступал по твердой земле.

О, ему всегда нравилось море. В юности он даже подумывал стать моряком, легкомысленная и непозволительная мечта для единственного наследника большого состояния и знатного титула. И как бы ни казалась заманчивой жизнь на борту корабля, было приятно чувствовать под ногами земную твердь.