Меня прислал Чарли - Картер Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это за музыка? — неожиданно заорал Чарли, пытаясь перекричать ее.
— Вагнер! — заорал я в ответ. — Жизнь и смерть, гром и молния, и валькирии проносятся по небу!
— Давайте посмотрим, не сможем ли мы войти в дом! — опять завопил он.
Мы вышли и двинулись к крыльцу. С каждым нашим шагом музыка становилась все громче. Я чувствовал, как земля вибрирует под ногами, и готов был поклясться, что дом содрогается на своем фундаменте. Мы были уже меньше чем в шести футах от крыльца, когда Лютер неожиданно зажал уши руками и бросился обратно к машине.
Чарли на секунду взглянул мне в лицо, затем яростно потряс головой и пальцем показал назад. Я кивнул и проследил взглядом, как он бежит к автомобилю, а потом решительно шагнул к дому. Еще каких-то два шага, и я был бы на крыльце, но чувствовал, что через эти два шага я окончательно лишусь рассудка.
Музыка окатывала меня волнами, от силы звука раскалывалась голова, а тело было близко к апоплексическому удару. Мои барабанные перепонки воспалились — так нещадно терзали их жестокие звуки. Было и еще кое-что, беспокоившее меня. Это началось с той минуты, как мы впервые услышали музыку еще у ворот. Медленно и почти незаметно гармония Вагнера разрушалась, мелодия становилась все более и более резкой, все громче звучали диссонансы. “Никто, — твердо сказал я себе, — никто в целом свете и представить не мог, чтобы дом сошел с ума”.
Возвращаясь к машине, я случайно взглянул на водительское сиденье автомобиля Эдди и заметил там какую-то бесформенную массу. Посмотрев туда еще раз, я краем глаза уловил какое-то едва заметное движение. Да уж, если дома не лишаются рассудка, то груда тряпья тем более не может двигаться по собственному желанию! Я открыл дверцу автомобиля и заглянул в него.
Пара раскосых бирюзовых глаз торжествующе встретила мой взгляд, однако в них не зажглось и искорки интереса.
— Привет, Сандра, — вежливо поклонился я.
— Сожалею. — Она робко улыбнулась. — Но, я боюсь, сейчас вы не сможете войти в дом.
— Что-то не так? — поинтересовался я.
— Никто не сможет сейчас войти в дом — и никогда больше не сможет. — Она повернула голову и долгим взглядом уставилась через лобовое стекло на брызжущие электрическим светом окна. — Понимаете, — она перевела дыхание, — это было бы несправедливо по отношению к Эдди.
— Почему бы вам не перейти в нашу машину и не посидеть немного там? — предложил я. — Она больше вашей, а благодаря печке вы согреетесь.
Сандра одарила меня долгим изучающим взглядом, очевидно обдумывая предложение.
— Смогу ли я сесть на переднем сиденье, чтобы смотреть через лобовое стекло?
— Безусловно!
— И вы не тронетесь с места без предупреждения или что-то в этом роде?
— Я обещаю.
Неожиданно она вздрогнула и плотнее укутала плечи в тонкий плед.
— Печка — это прекрасно! — наконец решилась она. — Ну хорошо, я пересяду в вашу машину! Я помог ей выйти из автомобиля Эдди. Теперь она казалась мне и вовсе лишенной веса, словно изящная подвижная конструкция из елочных шариков, и настолько хрупкой, что я почти со страхом взял ее под руку. На лицах моих спутников я видел вопросительное выражение, пока они вылезали из машины и вежливо помогали Сандре устроиться на переднем сиденье. Чарли был занят тем, чтобы усадить ее поудобнее, а Лютер прошептал мне прямо в ухо:
— Это не музыка. Похоже, композитор сходит с ума! Я согласно кивнул.
— Сандра — она или в шоке, или чокнулась, но уезжать не хочет. Говорит, что должна следить за домом.
— Давайте тогда в машину и закроем окна! — прокричал он. — В любом случае это хоть немного приглушит звук.
Чарли сел впереди рядом с Сандрой, а мы с Лютером устроились на заднем сиденье. Мы плотно закрыли все окна, и музыка стала менее слышна.
Сандра тонкими, как спички, пальчиками откинула с лица длинные черные волосы, затем быстрым движением смышленой птички повернула ко мне голову.
— Замечательная печка, мистер Бейкер! Спасибо за то, что меня пригласили.
— Приятно видеть вас с нами, — глупо сказал я первое пришедшее в голову.
— Мне ужасно жаль, что я не могу пригласить вас в дом, — сообщила она тоном образцовой хозяйки. — Но это невозможно, вы понимаете? Теперь дом превратился из жилища в гробницу, и не уверена, что вид его доставит вам удовольствие.
Она посмотрела на Лютера и неожиданно улыбнулась ему.
— Привет, Лютер! Ты виделся на днях с Чарли?
— Пару раз, — осторожно сказал телохранитель.
— Он убил Нейла, ты знаешь? — Сандра все еще лучезарно улыбалась.
— Чарли?
— Да нет же, не сбивай меня с толку, Лютер! — Ее лицо озарилось счастливой улыбкой. — Я имею в виду Эдди, и ты это знаешь! Он все время твердил мне об этом! Он даже подбил одного шантажиста стащить у меня кое-какие вещи, и мне приходилось каждый месяц платить тому, чтобы он не проболтался Эдди. А Эдди все это время знал об этом! — Ей пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух.
— Он собирался и меня убить, — доверительно сообщила она. — Но я догадывалась об этом, конечно же давно догадывалась. С того самого дня, как увидела первый раз этот дом.
Она отвернулась и через лобовое стекло вновь неподвижно уставилась на него. Так продолжалось несколько минут. Наконец она как-то по-птичьи дернула головой, повернулась к Чарли и лучезарно ему улыбнулась.
— Привет, Чарли!
— Привет, Сандра. — Он тоже улыбнулся в ответ.
— Не видел ли ты на днях Лютера? — " с интересом спросила она.
— Я все время его вижу, — сказал Чарли.
— Знаешь ли ты, что первое, что построил здесь Эдди, была эта ужасная ограда!
Она снова сделала поворот на сто восемьдесят градусов. Теперь она сидела спиной к Чарли и смотрела на меня.
— А потом он начал строить этот свой шедевр — дом! — Ее глаза на мгновение затуманились. — Дом, в котором было все — кроме любви, смеха и надежды. Эдди выстроил самую шикарную тюрьму в этом чертовом мире; однажды я сказала ему об этом, и он забился в рыданиях.
Она некрасиво сморщила носик.
— Он был маленьким сопливым придурком, вот кем он был! “Что с тобой? — кричал он на меня. — Чего ты еще хочешь? У тебя музыка в каждом углу, повсюду кондиционеры, где угодно ковры!” А я улыбнулась и сказала: “И муж, который бывает где угодно, кроме своего дома!” Итак, он выстроил тюрьму и заточил меня в ней — а через некоторое время даже стал забывать наведываться сюда с визитами.
— Где Эдди? — между делом спросил Лютер.
Она не услышала вопроса или не захотела ответить, замахав руками, словно принялась дирижировать лавиной звуков за стеклами автомобиля.
— Однажды он привел в дом какого-то немца. Его звали Виктор, он был просто огромным, с идиотской светлой бородой... Должно быть, стояло лето, потому что он все время потел. Ему было тридцать шесть, он был женат, имел четверых детишек и был гением в электронике. Я должна хорошенько припомнить все то, что говорил мне о нем Эдди, потому что это очень важно.
Она погрузилась вдруг в молчание и несколько минут смотрела на дом. Затем опять заговорила, но уже без прежней оживленности: ее голос стал глухим, с прорывавшимися временами хриплыми нотками горечи и страха.
— Помню, в ту ночь все напились. Это была вечеринка в честь дня рождения Виктора; мужчины угрожали отстричь ему бороду, а он сказал, что ,избавит их всех от надоевших жен. После этого уже все женщины захотели отрезать ему бороду. Я не знаю, с чего это началось, но неожиданно все заговорили о погребении мертвецов, как в разных частях света хоронят тела умершие.
А Эдди уже понесло по-настоящему, — он еще до начала вечеринки прикончил в ванной бутылку виски — и продолжал что-то твердить о викингах и о том, как они, готовясь умереть, отправлялись в море, а потом поджигали свои лодки. Он продолжал рассказывать об этом каждому, кто был еще в состоянии слушать. Какая, дескать, это была потрясающая идея и как величественны были викинги! Не с этого ли все началось? Я только помню, как Виктор шумел и доказывал, что все это можно сделать с помощью электроники и что он это еще докажет всем. Виктору следовало сегодня быть здесь — ему бы понравилось. Лютер наклонился к ней и улыбнулся.
— Так что вы говорили об Эдди несколько минут назад? Вы поняли, что он намеревался убить вас с первого же дня, как вы увидели этот дом?
— На свете вряд ли отыщется много мужчин, способных выстроить дом для женщины — я хочу сказать, для одной женщины, не для двух, — медленно произнесла Сандра. — Но мужчина почти всегда строит святилище — ради того, чтобы защитить, скрыть в нем сияющую красоту своей любимой — понимаете? А через некоторое время святилище превращается в замок; чуть позже замок превращается в тюрьму, а тюрьма становится могилой.
Ее истонченные пальцы каким-то равнодушным жестом отбросили с лица длинные черные волосы.