Весь Хайнлайн. Кот, проходящий сквозь стены - Роберт Хайнлайн

21-06-36.0

Душка двигатель проработал ровно девятнадцать секунд и отключился, даже не поперхнувшись.

— Убедился? — спросил Гвен. — Просто с ними надо построже.

— Я не верю в одушевленность предметов.

— Разве? Как же ты тогда управляешься с… Прости, милый. Не бери в голову, Гвен обо всем позаботится.

Капитан Полночь промолчал. Нельзя сказать, чтобы я надулся. Но, черт возьми, анимизм — чистой воды предрассудок. (Только не в отношении оружия.)

Я переключился на тринадцатый канал, подходило время пятого тормозного импульса. Я уже приготовился передать управление диспетчеру из ГКЛ (капитан Шишка), и тут наш ненаглядный электронный идиот очистил свою оперативную память, где сейчас хранилась программа снижения. Таблица тормозных импульсов на дисплее потускнела, задрожала, съежилась в точку и исчезла. Я отчаянно надавил кнопку перезагрузки — никакого результата.

Капитан Полночь, как всегда неустрашимый, сразу понял, что ему делать:

— Гвен! Этот поганец потерял программу!

Гвен перегнулась через меня и влепила компьютеру оплеуху. Таблица, разумеется, не восстановилась — уж если оперативная память накрывается, ее содержимое исчезает навсегда, как лопнувший мыльный пузырь, — зато пошла перезагрузка! Вскоре в левом верхнем углу экрана приглашающе замигал курсор.

— Ты не помнишь время следующего торможения, дорогой? И его длительность?

— В двадцать один сорок семь семнадцать. А длительность, э-э-э… одиннадцать секунд. Да, точно — одиннадцать.

— Сейчас проверю обе цифры. Проведи это торможение вручную, потом дай ему команду заново рассчитать потерянное.

— И то верно, — я ввел команду на торможение. — После этого я уже буду готов передать управление Гонконгу.

— Считай, мы уже выбрались из чащи, дорогой, — одно ручное торможение, а дальше нас посадит диспетчер. Но все же надо заново рассчитать программу посадки — для собственного спокойствия.

Ее слова показались мне оптимистичнее собственных ощущений. Я никак не мог вспомнить, какие у нас должны быть вектор и высота, чтобы передать управление ГКЛ. Но ломать голову времени уже не осталось: приближался момент торможения.

Я ввел исходные данные:

21-47-17.0 — 11 секунд

21-47-28.0

Уставившись на часы, я стал отсчитывать про себя секунды, и через семнадцать секунд после 21–47 надавил кнопку зажигания. Включился двигатель. Я так и не узнал, кто его включил — я или компьютер. Я не снимал пальца с кнопки, продолжая отсчитывать секунды, и, насчитав одиннадцать, отнял палец.

Двигатель не выключился.

(…и никто не узнает, где могилка моя!) Я поковырял кнопку зажигания. Нет, не заело. Тогда я ударил по компьютеру. Двигатель продолжал реветь, вдавливая нас в кресла.

Гвен перегнулась через меня и отключила питание компьютера. Двигатель мгновенно смолк.

Я попытался унять дрожь.

— Спасибо, второй пилот.

— Есть, сэр.

Выглянув в иллюминатор, я решил, что до поверхности гораздо ближе, чем мне бы хотелось, поэтому сразу сверился с радарным альтиметром. Девяносто с чем-то километров — третья цифра непрерывно менялась.

— Гвен, сдается мне, сядем мы не в Гонконге Лунном.

— Мне тоже.

— Так что теперь наша задача — посадить этот металлолом, не разломав его окончательно.

— Согласна, сэр.

— Так где мы сейчас, хотя бы примерно? Вот что мне хотелось бы узнать. На чудеса я не надеюсь.

Поверхность Луны впереди — вернее, позади; мы все еще были ориентированы кормой назад для торможения — выглядела ничуть не привлекательнее обратной стороны. Не очень подходящее местечко для аварийной посадки.

— Нельзя ли развернуться в обратную сторону? — попросила Гвен. — Если увидим «Золотое правило», это поможет нам сориентироваться.

— Хорошо. Посмотрим, смогу ли развернуть корабль.

Я взялся за рукоятку прецессии и начал разворачивать космокар на сто восемьдесят градусов. Когда во время разворота мы на какое-то время снова очутились вниз головой, я заметил, что поверхность ощутимо приблизилась. Наконец, корабль остановился — горизонт тянулся справа налево, а небо оказалось «внизу». Немного неудобно, но… нам так хотелось снова увидеть недавно покинутый дом.

— Ты его видишь?

— Нет, Ричард.

— Он должен быть где-то над горизонтом. Не удивительно, он был весьма далеко, когда мы видели его в последний раз, а последнее торможение подбросило нам свинью. Большую и толстую. Так где мы сейчас находимся?

— Когда мы разворачивались, то пролетели над большим кратером… это Аристотель?

— А не Платон?

— Нет, сэр. Платон западнее нас и все еще в тени. Может, то была неизвестная мне кольцевая гора… но тогда гладкая равнина к югу — очень гладкая равнина — это Аристотель.

— Гвен, мне совершенно все равно, как он называется; мне придется попробовать посадить наш фургон на эту гладкую равнину. На очень гладкую равнину. У тебя нет идеи получше?

— Нет, сэр. Мы падаем. Если мы увеличим скорость и перейдем на круговую орбиту на этой высоте, у нас, скорее всего, не хватит горючего для посадки. Так мне кажется.

Я бросил взгляд на расходомер горючего. Проклятое долгое торможение обошлось мне в немалую долю запаса «дельта V». Выбора уже не осталось.

— Сдается мне, твоя догадка верна — так что будем садиться. Посмотрим, сумеет ли наш дружок рассчитать орбиту параболического спуска с этой высоты — потому что я намерен полностью погасить скорость и попросту свалиться вниз, едва мы окажемся над ровным местом. Что скажешь?

— Гм, надеюсь, у нас хватит горючего.

— Я тоже. Гвен?

— Да, сэр?

— Дорогая девочка, нам было так хорошо вдвоем.

— О Ричард! Да!

— О сэр, кажется, я больше не могу… — послышался сдавленный голос Билла.

Я в этот момент разворачивал корабль для торможения.

— Заткнись, Билл, нам не до тебя!

Альтиметр показывал восемьдесят с чем-то. Интересно, сколько времени уйдет на свободное падение с восьмидесяти километров при одной шестой «g»? Включить, что ли, компьютер да спросить? Или прикинуть в уме? Вдруг этот ненормальный снова врубит двигатель, едва я его включу?

Лучше не рисковать. Не подойдет ли метод линейной аппроксимации? Так, посмотрим… Расстояние равняется ускорению, деленному пополам и умноженному на время в квадрате, все в сантиметрах и секундах. А восемьдесят километров равны восьмидесяти тысячам, нет, восьмистам… Нет, восьми миллионам сантиметров. Правильно или нет?

Одна шестая «g»… Нет, половина от ста шестидесяти двух. Меняем местами, берем квадратный корень…

Сто секунд?

— Гвен, долго мы будем падать?

— Примерно семнадцать минут. Приблизительно — я округляла, когда считала в уме.

Я быстренько заглянул себе под череп, понял, что не учел вектор движения вперед — ведь какая-то горизонтальная скорость у нас осталась, — и что моя «аппроксимация» ни в какие ворота не лезет.

— Достаточно близко. Поглядывай на допплер: сейчас погашу немного орбитальной скорости. Только проследи, чтобы я не свел ее к нулю — вдруг нам придется маневрировать перед касанием.

— Есть, шкипер!

Я включил компьютер: двигатель мгновенно взревел. Я дал ему поработать пять секунд, затем обесточил компьютер. Двигатель всхлипнул и затих.

— Знаешь, — печально заметил я, — это чертовски неудобный способ давить на газ. Как наши дела, Гвен?

— Ползем с черепашьей скоростью. Нельзя ли развернуться и взглянуть, куда нас несет?

— Само собой.

— Сенатор…

— Билл, заткнись! — я развернул космокар на сто восемьдесят градусов. — Ну как, есть впереди симпатичная ровная лужайка?

— На вид-то она ровная, Ричард, но до нее пока что семьдесят километров. Может, стоит опуститься впритирку и лишь тогда окончательно погасить орбитальную скорость? Ты сможешь увидеть скалы и быстро увернуться.

— Разумно. До какой высоты?

— Километр подойдет?

— По-моему, достаточно близко, чтобы расслышать шелест крыльев Ангела Смерти. И сколько времени у нас останется? В смысле, на падение с километровой высоты?

— Так… квадратный корень из тысячи двухсот… Около тридцати пяти секунд.

— Годится. Продолжай наблюдать за высотой и местностью. Когда спустимся до двух километров, начну понемногу гасить орбитальную скорость. После этого у меня должно остаться время для разворота на девяносто градусов — кормой вниз. Гвен, и зачем только мы вылезали из постельки…

— Я тщетно пыталась вам это втолковать, сэр. Но я в тебя верю.

— Чего стоит вера, не подкрепленная делом? Эх, оказаться бы сейчас в Падуке… Время?