Джангар - Калмыцкий эпос

Песнь восьмая

О том, как буйный Хонгор победил могучего богатыря Хана Джилгина

В пору, когда гремел богатырский смех,Огненная вода разливалась рекой, —Хонгор хмельной, опьяненный арзой-аракой,Буйные речи повел. Спросил он у всех:«Есть ли, богатыри, между вами такой,Чьи не хрустели бы кости в пальцах моих?Есть ли, богатыри, между вами такой,Кто на коне моем не был сюда привезен?То-то, молчите. Нет между вами таких!»

Хонгровы речи услыша, Джангар-нойонМолвил в ответ, пиалу свою пригубя:«Хонгор мой! Ты всемогущим считаешь себя,Так захвати ты хана Джилгина в полон,Силой великой его наделяет молва!» —«Сделаю», — Хонгор ответил, арзой распален.В шуме хмельном потонули эти слова.

Ночью, когда пирующие разошлись,Весело разговаривая по пути, —Хонгру промолвил Джангар: «Остановись.Хана, которого ты обещал привезти,Должен доставить сюда. Соберись поскорей».Эти слова заставили богатырейВ башню вернуться — в прекрасную бумбулву.«Полную чашу налейте Алому Льву!»Хонгор стоял богатырских кругов посреди,И наполняли черной арзой, говорят,Хонгрову чашу семьдесят раз подряд.

Десять отваг закипело в его груди.Десять, перстов прижал он к ладоням               стальным…«Если пролью богатырскую кровь свою —Обогатится земля глоточком одним;Высохнут кости мои в далеком краю —Обогатится горсточкой праха всего.Эй, коневод, побеги к веселой реке,Эй, коневод, приведи Оцола Кеке,Эй, коневод, оседлай коня моего!» —Грозный последовал клич… Молодой коневодБыстро помчался к прохладе прозрачных вод,Сивого Лыску привел к воротам дворцаИ по законам страны оседлал жеребца…

Хонгор спешил покинуть родное гнездо.Выслушал он пожелания Джангра БогдоИ пожелания всей богатырской семьи:«Хонгор, да сбудутся все надежды твои,Да повернешь ты повод коня золотойПо наставлениям предков и веры святойИ, победив противника в честном бою,Да возвратишься ты в Бумбу, в землю свою.Солнце твое да будет повсюду светло!»

С легкостью искры Хонгор уселся в седло,И, натянув подпругу, помчался он.По направлению к югу помчался он.Был его лысый скакун, что стрепет, летуч.Вот полетел он пониже трепетных туч,Вот полетел повыше зеленой травы,Ноги забрасывая на дневной пробег.Если же сбоку смотрел на него человек —Чудилось: выскочил заяц из муравы.Травы раздваивал он дыханьем своим…Так проскакал семью семь — сорок девять дней.

Вдруг замечает Хонгор тюмены коней…Хонгру навстречу под знаменем боевымВ ратных доспехах богатых летит исполин.«Что за нойон? Какого правителя сын?»Телохранители скачут ему вослед.Хонгор помчался наперерез. «Эй, постой! —Крикнул он. — Кто ты такой?» Услыхал ответ:«Хана Джилгина я табунщик простой».

Дальше помчался Хонгор дорогой своей.Дважды промчался Хонгор четырнадцать дней, —Только тогда миновал табуны коней.Вдруг он увидел: под знаменем боевымЕдет ему навстречу другой исполин,Сотня телохранителей скачет за ним.«Что за нойон? Какого правителя сын?» —Так он заставил Хонгра подумать тогда.

Пыли столбы вздымая до самых небес,Двигались медленные воловьи стада…Хонгор помчался всаднику наперерез.«Кто ты?» — спросил он, —Ответ услыхал тотчас:«Славного хана Джилгина я волопас».

Дальше помчался Хонгор дорогой своей,И проскакал он трижды четырнадцать дней,Только тогда воловьи стада миновал.Вот увидал он Арсланга-горы перевал,Необозримые мчатся верблюжьи стада.Хонгру навстречу снова летит исполин.«Что за нойон? Какого правителя сын?» —Так он заставил Хонгра подумать тогда.Телохранители скачут ему вослед,Хонгор сказал исполину: «Брат мой, привет!Кто ты такой?» Последовал важный ответ:«Хана Джилгина верблюдопас пред тобой».

Дальше помчался Хонгор степною тропой —Долго верблюжьи стада не мог обогнать.Снова навстречу ему летит исполин,Алого Льва заставляя подумать опять:«Что за нойон? Какого правителя сын?»Всадник примчался под знаменем боевым,Телохранители следовали за ним,И раздавался топот овечьих отар.Хонгор сказал исполину: «Брат мой, привет!Кто ты такой?» Последовал важный ответ:«Я — знаменитого хана Джилгина овчар».

Вскоре седая гора поднялась вдалеке.Хонгор помчался кратчайшей из горных дорог,Быстро взобрался на самый высокий отрог,Сталью сдвуножил коня, Оцола Кеке.Взглядом единым холодных и зорких глазХонгор окинул четыре конца земли.Башня под куполом южного неба зажглась,Дюжиной красок переливаясь вдали,Солнца касаясь круглой своей головой.

Хонгор сказал: «По сравнению с бумбулвойНашего Джангра — каков Джилгина дворец?»Долго смотрел он и порешил наконец:«Не превосходит он башню Богдо вышиной,Но красотою красок, оградой лепной,Великолепной резьбой превосходит ее.Это поймет и слепой — превосходит ее!»И не смыкая очей, не считая ночей,И не сменяясь неделями, — грозной стенойСтража стоит, охраняет ханский покой, —Восемь тюменов доблестнейших силачей,И на дороге высятся пики бойцов,Гуще непроходимых столетних лесов.

Дал отстояться Хонгор уму своему.«Мыслимо ли с этим ханом тягаться в бою? —Хонгор спросил себя самого. — Не пойму.Как бы проклятую бросить привычку мою:Всё говорить, что лезет в башку во хмелю!Битву начну я — смерть от Джилгина приму,А возвращусь я — меня пристыдит нойон…»Дал он опять отстояться уму своему.«Буду с ним драться, — воскликнул, —               возьму в полон!»Спрятал Оцола Кеке в расселинах скал,К башне Джилгина кратчайший путь отыскалИ на вершину ближайшей горы поднялся,И, перепрыгнув через стальные леса,Он очутился на крыше, у грани ее,Лишь в середине лесов задев остриеПики железной — правой своей ногой.Воин, державший древко, воскликнул:               «Друзья, Кто-то нарушил пики моей покой!»Те рассмеялись: «Дремать в карауле нельзя!С краю — и то не заметили мы ничего,Ты же стоишь в середине… Вернее всего —Так показалось тебе, померещилось так».

Только на землю спустился вечерний мрак,Хонгор проник в безмолвный дворец золотой,Десять раскрыв чешуйчатых, светлых дверей…Перед иконой горит светильник святой,Тридцать и пять невиданных богатырейСпят, араки вкусив чудодейственный яд,Спят, опьяненные, блаженно храпят.А на серебряном ложе спит исполин —Это и был могучий владыка Джилгин.Хонгор подумал: «Тягаться ли               с мощью такой?»Хана покинул, вошел в соседний покой.«Может быть, хана с помощью ханши               возьмем?»Ханша Джилгина спала на ложе своем,А на стене светильника отсвет дрожал.Хонгор поднес к обнаженной груди кинжал,Ханшу схватил за нежную шею, сказав:«Джангар великий, владыка многих держав,Ханшу свою разлюбил — неземную Шавдал,Он обезумел теперь от новой любви,Только тобой он и бредит в своем дому.И приказал он тебя доставить ему,Хана Джилгина убив… Госпожа, назовиМесто, где сабля хранится, что хана сразит!»

Молвила ханша: «Воистину срам и стыд!Семь поколений, считая от первого дня,Эти владыки не спорили никогда,Не причинили ни разу друг другу вреда,Так почему ж из-за женщины, из-за меня,Столько теперь погибнет коней без следа,Столько прольется безвинной крови людской!Только подумаю: грех великий какойНа душу ляжет мою, — заране дрожу».Крупные слезы текли из прекрасных очей.

Хонгор опять приказал: «Скажи!» — «Не скажу.Множество самых прославленных силачейС мужем боролось — не справился ни один:Всех побеждал могучий владыка Джилгин!Лучше домой возвращайся, вот мой совет», —Молвила ханша. Хонгор воскликнул в ответ:«Если уеду — убьет меня мой властелин.Если останусь — убьет меня лютый Джилгин.Думай не думай — конец повсюду один!»

Шеи прекрасной коснулся грозный кинжал.«Скажешь теперь?» — И смертью кинжал               засверкалКрикнула бедная ханша богатырю:«Не потому, что охота, тебе говорю,А потому говорю, чтоб себя спасти:Сабля за ханским престолом лежит, в углу.Саблю возьми, богатырь, и меня отпусти».

Хонгор вернулся назад в покой золотой,Пальцем одним потушил светильник святой,Ханскую башню поверг в кромешную мглуИ, перейдя через тридцать и пять человек,Правую руку Джилгину саблей отсек.

Храбрый Джилгин, окруженный               зловещей тьмой,Вскакивает, за кушак хватает его,В сторону правого ада кидает его,Но, всемогущих предков потомок прямой,Хонгор стоит на мизинце правой ноги.Снова в смертельную схватку вступают враги,Снова могучий Джилгин хватает его,В сторону левого ада кидает его, —Отпрыск. Ширки и достойный сын Шикширги,Хонгор стоит на мизинце левой ноги.

Оба теперь хватаются за пояса,Каждый бросает другого через плечо.В ханском покое неистовый шум поднялся,Стало от их дыханий бойцам горячо,Богатыри просыпаются, смотрят во тьму,С твердой уверенностью говорят меж собой:

«Наш властелин, если вступит с кем-нибудь                   в бой,За ночь себя победить не даст никому.Ляжем подальше, к стенам, — и вся недолга».

Хонгор, едва рассвело, поборол врага.Хана Джилгина сунул в большую тулму.Через плечо перекинул тяжкую кладь,Даже не глядя на спящих богатырей,Вышел, раскрыв чешуйчатых десять дверей,Стал пробираться сквозь бесконечную рать…

Даже китайской иголке тонкой — и тойНекуда было воткнуться: с такой густотойВ Хонгрово тело впились наконечники пик!Но богатырь к жестоким ранам привык,Быстро он к сивому Лыске успел подойти,Переломав наконечники на пути.Приторочил он к седлу большую тулму,Сел на коня, пустился в обратный путь.Множество пик полетело вдогонку ему, —В сивку вонзились, в Хонгрову спину и грудь.Но посмотрите, сивко хангайский каков:Вверх он проделал одиннадцать тысяч прыжков,Вниз он проделал одиннадцать тысяч прыжков, —И наконечники выпали сами собой.

Хонгор поехал знакомой уже тропойИ проскакал девяносто дней и ночей.Нет ни людской, ни звериной жизни вокруг…Топот коней к нему доносится вдруг:Тридцать и пять догоняют его силачей,А впереди летит богатырь Мал-Улан.

«Если одним ударом секиры своейВсадника я не сражу, — кричит великан, —Смерть от руки Джилгина тогда я найду,В будущей жизни буду наказан в адуХаном Эрликом, великим судьей мертвецов!»

И обнажил он секиру — грозу храбрецов,Между лопатками страшный нанес удар,И зазвенела сталь, запылали, как жар,Верхние две застежки тяжелой брони,В разные стороны разлетелись они,В спину железо вонзилось, и кровь бежит, —Вытащить эту секиру с трудом удалось.

Хонгор помчался быстрее, делая вид,Что не заметил удара… Пронзали насквозьХонгрово тело тысячи копий и стрел,-.Хонгор не чувствовал их и дальше летел.Богатыри, броня Джилгиновых дел,Следовали неотступно невдалеке.

Вскоре дошло до того, что совсем похуделСивый скакун — драгоценный Оцол Кеке:Жира не стало на шее, мозга в кости…Хонгор тогда, поразмыслив, свернул с пути,Спешился, Лыску пустил пастись на луга.Мягкие травы бархата были нежней.

Вот, муравейников гуще, пыли плотней,Алого Хонгра нагнало войско врагаИ окружило семью кругами его.Но запугать нелегко врагами его,Хонгор один пойдет на безмерную рать!Принял он бой — один, от своих вдалеке.К этому времени сивый Оцол КекеЖиру немного успел на шее набрать.Хонгор на сивке врезался в гущу врагов.Тут, налетая спереди, сзади, с боков,Хонгра пронзили четыре тысячи стрел,Сивку пронзили четыре тысячи стрел!

Но по краям разукрашенных тебеньков,Ниже сцепленья восьмидесяти колец,Хонгор ударил звонко семь тысяч раз,Хонгор ударил беззвучно семь тысяч разИ закричал. Услыхав ездока, жеребецСделал прыжок — до самого неба взлетел,Разом стряхнул четыре тысячи стрелВ разные стороны, будто ветер — листву.Стрелы, что в спину вонзились Алому Льву,Тоже рассыпались… День не считая днем,Ночь не считая ночью, на сивке своемХонгор помчался, минуя вражеский стан,И проскакал семью семь — сорок девять дней.И переправившись через Арта-Зандан,Въехал в пределы великой Бумбы своей,В ханство, в котором блаженствует               вольный народ.У золотых, красоты несказанной воротСпешился Хонгор и развязал торока.Хана Джилгина к высоким столбам привязал,Богатырям караулить его приказал.

Начато пиршество. Буйно бежит арака.Черной рекой, арза проступает росойНа семипядевых лбах… Говор, пение, звон…И, опьяненные радостью и арзой,Воины расположились на отдых, на сон,Богатыри, как убитые, падали с ног.Вскоре заснули все, до единой души.Также заснули и те, кто Джилгина стерег.

Грозный Джилгин, в глубокой ночной тиши,Спрыгнул на землю, четыре столба поломав;Входит он в башню Джангра, владыки держав,И размышляет, оглядывая бумбулву:«Если свирепого Хонгра домой унесу,Люди подумают: мщу я Алому Льву.Если великого Джангра домой унесу,Скажут, что к этому жадность склонила меня.Если Шавдал унесу, эту ханшу-красу,Скажут, что женщина соблазнила меня, —Слава дурная пойдет обо мне по всемуБелому свету… Лучше, — решил он, — возьмуКрасноречивого Ке Джилгана в полон!»

Сладко храпел златоуст — красноречья нойон.Грозный владыка Джилгин склонился над ним,Крепко связал, положил на плечо плашмя.Вот он идет и торопится. Шагом однимОн переходит узкую реку, двумя —Реку широкую, — движется птицы быстрей…Утром, едва проникло сиянье небесВ Джангрову башню, — полчище богатырейРазом проснулось. Где пленник? Пленник исчез!Джангар сказал: «Проверьте коней-бегунцов,Наших проверьте богатырей-храбрецов!»Быстрых коней проверяют — правилен счет.

Богатырей проверяют — недостает.Славного Ке Джилгана. Пропал златоуст!Алому Хонгру дворец показался пуст,Он закричал, посреди кругов становясь:

«Сивка домчит еще раз, хотя долговяз,Сивка пойдет еще раз, хотя и ленив!Эй, коневод, оседлай Оцола Кеке!»И коневод побежал к прозрачной реке,Сивку привел, в дорогу его снарядив.

Сивка помчался, ветер опередив.Там, где копыта ступали, — такой глубиныЯмы остались, что каждый потом гадал:«Что там, колодцы заброшенные видны?»Глина, которую жеребец раскидал,Встала большими курганами вдалеке.Красная пыль, которую поднял Кеке,Радугою в небосвод уперлась потом.Резвость хангайского Лыски была такова,Что богатырь на седле держался с трудом.Восемь недель проскакал он знакомым путем.Вот засверкала Джилгинова бумбулва,Под полуденным небом, под правым углом.

Спешился Хонгор, стянул железным узломНоги коня, вступил, ненасытный, в покой,Десять дверей открывая с силой такой,Что полетели щепки… Зашел он едва, —Пленник взглянул на него в глубокой тоске…Мучила воина, альчик вертя на виске,[8]Ханская знать, стараясь узнать, каковаСила и хитрость Джангровых богатырей.Но Ке Джилган не изменит присяге своей,Страха не знает Бумбы суровый боец.Не говорит ни единого слова боец.

«Дело какое тебя сюда завело?» —Хонгор спросил златоуста и тяжелоВсей пятерней ударил его по щеке,Чтобы запомнил навек, не давался в плен!Сел он за стол от владыки невдалеке.

Молвил советник Джилгина Бадма-Зюркен —Старец, предсказывающий событий чередРовно на сорок и девять весен впередИ повествующий с правдою на устахО сорока девяти минувших годах:«Хонгрова сила — и спорить с этим нельзя —Всемеро больше силы Джилгина, друзья.

Хонгрово счастье — и с этим спорить нельзя —Всемеро меньше счастья Джилгина, друзья.Сопоставляя достоинства эти, скажу:Хонгор и наш господин помириться должны,Поводов для неприязни не нахожу».Хонгор ответил: «Я саблю вложу в ножны,Если нелицемерны ваши слова, —С ним помирюсь я. Не знаю лишь, каковаВоля Джилгина, что        скажет ваш господин?» —«Хонгор! Искать вражды не стану я.Мир, Мир между нами!» — сказал               владыка Джилгин.В честь богатырского мира устроили пир.

В пору, когда рекой растекалась арза,Джангар Богдо летит, как степная гроза,Веет над ним пестро-желтый стяг боевой,А за нойоном, как тучи в день грозовой,Мчатся шесть тысяч двенадцать богатырей.Всадники спешились у дворцовых дверей.Ровно четыре тюмена знатных детейВышло коней принимать и встречать гостей.

Джангар вошел, о здоровье владыку спросив,Сел на серебряный трон, величав и красив,Как полнолунье пятнадцатого числа.Вновь благодатной рекой арза потеклаОт восходящих до заходящих лучей.Не замечали дней, не считали ночей…

Молвил Джилгин всемогущий слугам своим:«Джангру, которого чту я другом своим,Всем, до единого, богатырям БогдоВыдайте шубы, каких не видал никто».

С полдня до вечера выносили бойцы,С полдня до вечера подносили бойцыШубы, каких никто не видал до сих пор…Ханы потом повели такой разговор:«Если на ханство могучий враг нападет,Помощь окажем друг другу, начнем поход.Если же будет война со слабым врагом,То в одиночку такого врага разобьем».

И восхваления Лотосу произнеся,Джангар простился, повел за спиной своейСлавных шесть тысяч двенадцать богатырей.Их провожала свита Джилгинова вся.Ветра быстрее помчались желтые львы.Вскоре достигли дверей своей бумбулвы.Снова семью расселись кругами они.Радуясь, что примирились с врагами они,Семьдесят языков собралось на пиру.Ночью расходятся, чтобы сойтись поутру, —И продолжается праздник из рода в род.И в золотом совершенстве с этой поры,В мире, в довольстве, в блаженстве с этой порыЗажил могущественный богатырский народ.

Песнь девятая