Песня цветов аконита - Светлана Дильдина

Рисовал фигурки караванщиков и родных — скупыми штрихами, на песке — веткой, на бумаге — углем. Порой надеялся, что фигурки оживут; одергивал сам себя. Не оживут ни фигурки, ни мертвые.

Поначалу те, кто обучал воспитанников движениям, разводили руками. Неторопливой отточенности сэ-эттэн новый мальчишка не соответствовал, но диковатая, текучая естественность оказалась не хуже веками утвержденного канона. И голос был певучим, как тоо — но это вряд ли могло удивить Нэннэ. Она встречала многих уроженцев Тхэннин и слышала этот говор, грудной и немного протяжный.

Новичку поручили ухаживать за птицами. Во владениях Нэннэ их водилось достаточно — одни создавали уют, других приносили и раздавали в качестве подарков. Было даже несколько весьма редких и дорогих. Некоторые умели говорить, передразнивая человеческую речь, — а одна, белая с желтым хвостом, казалась почти разумной. Другие великолепно пели, вплетая в песню рулады ручья, звон серебряных колокольчиков и голоса других птиц. Йири — теперь его снова называли по имени — нравилось возиться с пичугами. Он легко определял, какая птица поймана недавно, а какая родилась в клетке. Таких можно было брать в руки, и они лишь беззаботно щебетали, не пытаясь улететь. Никто не знал, есть ли у него любимцы. Со всеми он обходился ровно и ласково и, кажется, ни к кому не привязывался.

Клетки стояли в саду возле бассейна, выложенного зелеными плитами. Что уж нашло на мальчишку, но подоспевший старший слуга увидел птиц уже над ветвями садовых деревьев. Схватившись за сердце, он кинулся к виновнику этого безобразия — и остолбенел, увидев на лице того детски-счастливую улыбку.

Конечно, Йири крепко досталось. Однако на все вопросы, почему он позволил себе столь странную и дерзкую выходку, подросток молчал, и на губах его бродила усмешка. Словно он знал нечто, о чем другие и не догадывались. Это выражение промелькнуло и исчезло, он снова стал прежним — но хозяйка Сада призадумалась. И отныне с опаской поглядывала на него, казалось, тишайшего из всех ученика.

Он тоже умел задавать вопросы.

— Кто такая Лотос? — спросил он однажды.

Нэннэ заулыбалась.

— Ты запомнил, что я сказала тогда? Или еще где-то слышал? Хорошо. Слушай — во многом ты здесь из-за нее. Лет две сотни прошло, а то и больше. Она была молоденькой придворной дамой, не из тех, кто стоят высоко. Двоюродный брат тогдашнего Тайё, Солнечного — в нем тоже была чистая кровь Золотого Дома — решил захватить власть. Поддержали его лишь единицы, но он все равно начал действовать. Жена Благословенного и двое маленьких сыновей были тогда у моря; на обратной дороге на них напали. Мать мальчиков была убита, а детей Лотос сумела спрятать. Она переоделась крестьянкой, малыша укрыла в заплечной корзине, а старшего выдавала за своего сына. Она боялась дать знать в столицу — не к тем могла попасть эта весть. В пустой хижине отшельника жили они, пока их не разыскали люди Благословенного. Лотос первой из женщин причислили ко Второму кругу — а их всего-то было две за всю историю Тайё-Хээт. У Лотос была такая же метка, как у тебя — теперь ее считают счастливым знаком. А в старину таких при дворе не больно-то жаловали.

— А другая — та самая женщина-воин?

— Ты кое-что знаешь, — удивленно подняла брови Нэннэ. — Впрочем, здесь, в Аэси, этим мало кого удивишь.

Он впервые увидел по-настоящему высоких особ. Те приезжали на представления, в Хаатарэ — на улицах все склонялись, уступая дорогу носилкам и лошадям; вокруг них само собой образовывалось пустое пространство, хотя ни сами они, ни их слуги не прилагали к тому усилий. Лица этих людей были спокойны — они никогда не смеялись, позволяя себе разве улыбку, хотя большинство тайо были молоды — старшие искали иных развлечений. Теперь Йири было немного неловко — те, кого он считал знатными господами раньше, к этим — не посмели бы подойти. Впрочем, Высокие удостаивали Квартал своим посещением нечасто.

В Аэси Йири жилось свободнее, чем у Отори. Он даже мог бы временами ходить один — однако знал, что за всеми такими, как он, незаметно присматривают. Не того опасались, что они захотят покинуть Сад Нэннэ — кто же откажется от жизни такой и будущего? Скорее, их самих нужно было охранять от тех, кто вздумал бы похитить подобную драгоценность. Хоть строго с этим было в Аэси, пороки людские сильны. Поэтому чаще всего Нэннэ отпускала своих воспитанников по трое-четверо — и охранники незаметно шли сзади.

Хоть и весьма ограниченной была эта свобода — несколько улиц всего, — подопечные Нэннэ радовались и такой воле.

В ее Саду те, кто уже подрос, не задерживались подолгу — но отдавать Йири в чей-то дом она не спешила.

Незаметно лето пришло.

Хаатарэ

На этой большой, белыми плитами выложенной площадке выступали известные циркачи, музыканты и прочие приносящие радость. Сюда допускали только лучших артистов, и порою даже люди высокого рода смотрели их представления, а кого-то потом приглашали в свои дома.

Когда Йири в первый раз оказался там, вниманием всех владел человек с дрессированными ящерицами. Большие, зеленые с бурыми пятнами и воинственно торчащими гребнями на спине, животные крутили колеса, играли яркими шариками и пританцовывали. Публика смеялась и ахала.

Потом настал черед плясуньи. Йири отвлекся, глядя вслед дрессировщику, запихивавшему ящериц в клетку из темно-коричневых глянцевых прутьев, и не сразу перевел взгляд обратно в круг. А там уже совершалось маленькое чудо.

Ей не больше пятнадцати. Легкая, с нежным полудетским лицом, она взлетала в змеиной пляске, раскидывала руки, кружилась, и рассекали воздух бесчисленные косички и звенели медные браслеты, украшенные чеканкой.

— Ее зовут Ялен. Она родилась тут, в Аэси, ее знают не только в Алых кварталах Сиэ-Рэн, но и выше… Она еще совсем дитя, но уже одна из лучших танцовщиц Столицы. Ее мать была известной ашринэ.

Плясунья смеялась, отдаваясь вихрю, который нес ее и крутил. Казалось, она не знала усталости. Посвистывали, подражая птицам, маленькие черные тан, и небольшой барабан рокотал, пытаясь поймать удары сердца плясуньи.

Потом он один возвращался узкими переулками, слушая журчащую в канавке воду. Навстречу шла та, что танцевала, яркая, словно алая бабочка, окруженная девочками лет восьми — они без умолку чирикали и грызли сладкие стручки. Ялен прищурила глаза, разглядывая его. Потом небрежно сказала девочкам «кыш!», словно надоедливым птицам. Когда они разлетелись со смехом, сказала, все так же рассматривая:

— Я тебя заметила еще там.