Черный гусар - СкальдЪ

дороге никто этим заниматься не будет, но в Ташкенте и время, и умельцы, и материалы найдутся. Если полковник Дика мою инициативу поддержит, то гусары получат шанс первыми опробовать столь полезную и нужную для боевого духа и хорошего питания новинку.

Форт № 2 ничем особенным не запомнился. Следующую остановку полк сделал в форте Перовском, потратив на дорогу семь суток. За это время я окончательно уяснил для себя, что Сырдарья очень изменчивая река. Протекая по знойному каменистому Казылкуму, который переводятся с туркменского как Красные пески, река часто меняла течение. Ей ничего не стоило изменить русло на 10–15 верст за двое-трое суток. Еще в Казинске нам рассказали историю, как пароход «Обручев» обследовал реку и ночью встал на якорь на приличной глубине. И лишь утром, с восходом солнца, моряки с удивлением обнаружили, что их посудина практически сидит на мели, вода стремительно отступает, а они вроде как превратились в сухопутный род войск. Тогда потребовалось около пятисот человек, чтобы прокопать канал и позволить «Обручеву» выйти на большую воду.

Форт Перовский был как две капли воды похож на Казалинск, только меньше. Здесь всюду встречались те же халаты, те же хитрые, загорелые до черноты, лица. Комендантом служил полковник Родионов. Выглядел он мрачным и усталым. Вообще, я плохо представлял, как можно десятилетиями служить в подобных захолустьях, и при этом не спиться или не застрелиться.

Обычно в такие Богом забытые места ссылали провинившихся или совсем бесперспективных солдат.

Передохнув и воспользовавшись гостеприимством Родионова, двинули дальше. Гарнизон форта смотрел нам вслед с отчетливой тоской. Впереди у нас какие-никакие, а развлечения, а их ждала унылая однообразная служба.

Почтовые станции и маленькие крепости мелькали одна за другой, не оставляя о себе никаких воспоминаний. Даже имена их стирались чуть ли не в тот же миг, как мы оставляли их за спиной.

По левую руку вставали горы Каратау, северо-западный отрог Тянь-Шаня. На глаза попадались тушканчики и барсуки. Дорогу часто переползали змеи, скорпионы и вараны.

— Ну и твари, прости Господи! — плевался Цезарь, с изумлением оглядывая здоровенного варана. — И зачем их Создатель придумал? Не знаете, какой с них прок, ваше благородие?

— А они у местных вместо собак, — не меняясь в лице, пояснял Некрасов. — Не лают, но кусают, и в дом не пускают. Понял?

— Да неужели? — вахмистр широко распахивал глаза, а потом, догадавшись, что его разыгрывают, беззлобно смеялся. — Скажете тоже!

Мы все сильнее пропекались в нашей черной форме. Но мысль на месте не стояла, и умельцы мигом сшили из белой парусины просторные накидки на голову, заодно прикрывающие шею и плечи. В долгих переходах разведчики с удовольствиями пользовались подобными ухищрениями. Правда, держа «фасон», их приходилось снимать при въезде в крепость или форт, потому как «не по уставу».

Наконец добрались до Туркестана, расположенного на караванных путях, связывающих Хиву, Бухару и Самарканд. Это был крупный город, в котором нашлось, на что посмотреть. Кроме рынка и дворца, здесь имелся мавзолей известного суфия Ходжи Ясави и гробницы правящих ранее ханов.

Климат здесь был тяжелый. Летом стояла удручающая жара до сорока и выше, градусов, осадки читались редкими и могли вовсе не выпадать, а зимой случались трескучие морозы, оттепели или затяжные похолодания при сильном ветре.

Мы с Некрасовым добрались до коменданта, представились и узнав все необходимое, стали ждать полк. Комендант угощал нас пловом из баранины с миндалем, морковью и фруктами. Во дворе раздавалось пение Сибирских казаков. Их станицы находились в Южном Казахстане и около Байкала. Они во всем соперничали с Уральцами и Оренбурцами. Те называли сибиряков «гавриловцами» и ровней себе не считали, говоря, что в бою сибиряки «жидковаты». Судя по развеселым голосам «гавриловцев», они выпили и усиленно угощали наших гусар, которые получили возможность передохнуть.

Через два дня двинулись дальше.

В верстах восемнадцати от Туркестана находилось поле, на котором три года назад есаул Серов с сотней уральских казаков и одной пушкой отбивался от десяти тысяч кокандцев. Из его сотни спаслось всего тридцать солдат, но показали они себя достойно, а сам Серов за мужество и стойкость получил 4-го Георгия и повышение до войскового старшины.

Скалы поднимались все выше, дорога то устремлялась вниз, то поднималась вверх. Временами ее пересекали арыки или ручьи, бегущие к Сырдарье. Чем ближе к Чимкенту, тем круче становились горы.

Вечерело. Прохладный ветерок подул с гор. Разведывательное отделение неторопливо двигалось по дороге, сохраняя бдительность и осматриваясь по сторонам. В предыдущей крепости, она называлась Арысь, нас предупредили, что в Чимкенте народ волнуется и чуть ли не готовит восстание, а на окрестных дорогах появились разбойники.

— Говорят, дальний родич эмира Хайдар-бек не желает мира и мечтает прогнать русских. Вроде бы он с несколькими отрядами «шалит» в окрестностях Чимкента, — предупредили нас. И хотя мы врагов пока не встречали, добрый совет пришёлся кстати.

Дорога выглядела пустынной, поросшая чахлым лесом. Некрасов первым услышал далекие выстрелы и остановил коня, поднимая руку. Мы замерли, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам.

— Мишель, никак стреляют? — спросил Андрей.

— Стреляют, — подтвердил я.

— А винтовки то и наши, и совсем незнакомые, — по звуку определил вахмистр Козлов.

— Стоим на месте. Мишель, выдвигайся вперед, оглядись, что там и как. Не попадись им на глаза, кто бы там не был, — приказал Некрасов. — Оружие к бою!

Гусары достали карабины и проверили заряды. Кто-то вытащил саблю из ножен и с лязгом загнал обратно. У четверых имелись пики, и они воинственно подняли их вверх. Андрей осмотрел револьвер.

Я дал Шмелю шенкелей и осторожно продвинулся вперед. Дорога делала резкий поворот, слева нависал холм, и что происходило дальше, было не видно. Я остановил Шмеля, слез на землю и осторожно продвинулся, положив руку на кобуру с револьвером. Сердце стучало как бешеное, губы пересохли. В общем, вел я себя как сопливый новичок, чему отнюдь не обрадовался.

Выстрелы звучали все громче. Слышались крики — как на русском, так и на местных языках. Кажется, на таджикском и узбекском, являющимися двумя основными наречиями Бухарского ханства. Я уже успел выучить десяток слов, но сейчас толком ничего понять не смог.

Последние саженей* двадцать пришлось ползти. Добравшись до внушительного камня, я занял позицию и осмотрелся, осторожно приподняв голову.

Впереди главная дорога пересекалась с небольшим ответвлением, ведущим куда-то в горы. Прямо на перекрестке лежал соскочивший с колес тарантас. Вокруг него заняли оборону два десятка казаков и два человека в партикулярном платье*. Они отстреливались, заставив лошадей лечь на землю, используя их в качестве живых щитов. Несколько животных уже приняло