Затмение - Линн Пембертон

Люна никогда не видела, чтобы у человека было столько морщин. Улыбающееся лицо перед ней напоминало карту дорог. Люна искоса взглянула на отца. Он ободряюще улыбнулся в ответ, но Люна уже решила, что эта чопорная дама ей совсем не нравится, и если остальные преподаватели похожи на нее, то она вряд ли выдержит в «Хайклере» даже обговоренные шесть месяцев.

Прикрыв от солнца глаза, мисс Ли-Джонс перевела взгляд на подкативший к подъезду новенький красный «порше».

Из автомобиля вылезла длинноногая девчонка, а за ней, похоже, ее старшая сестра. Девчонка облокотилась на капот машины, выжидая. На ней были белые шорты и темно-синий свитер с эмблемой на кармашке. Сняв солнечные очки, она тряхнула головой – длинные белокурые волосы спутанной массой упали на лицо, и тогда девочка, используя очки как обруч, закрепила их на голове.

Люне она показалась очень шикарной.

Девочка приветливо улыбнулась ей. Голубые глаза, такие светлые, что казались почти прозрачными, лучились весельем.

Она сразу понравилась Люне.

– С приездом, Сузан.

Лицо Ли-Джонс омрачилось: из-за машины вышла старшая сестра Сузан – стройная девушка в очень короткой юбке. Роберта Ли-Джонс строго взглянула на Ройоля, который залюбовался стройными ногами красотки.

Весь преподавательский состав с облегчением вздохнул, когда в прошлом году Кэролайн Форрестер окончила школу. Теперь из Форрестеров в «Хайклере» осталась только Сузан, у которой характер был помягче. Преподаватели называли свои трудности с подобными ученицами «проблемой богатых детей».

– Люна – наша новая ученица, – сказала мисс Ли-Джонс. – Поэтому прошу тебя, проводи ее после ленча по школе и все покажи. Она в твоем хаузе [Группа учениц разного возраста, опекаемых одним воспитателем. (Здесь и далее примеч. пер.)].

– А в каком классе? – перебила ее девочка.

– В девятом, – ответила с надеждой Люна и страшно обрадовалась, когда Сузан воскликнула:

– Как и я!

Люна робко улыбнулась, наклонив голову. Ей ужасно хотелось сказать, как рада она, что Сузан оказалась в ее классе, но она боялась показаться назойливой.

Сузан с интересом разглядывала новую девочку.

– Люна – какое необычное имя.

– Это имя носила в рабстве ее прапрабабушка, – не без гордости объявил глубоким баритоном Ройоль. – И, будь она жива, сегодня непременно гордилась бы той, что носит ее имя, ведь она поступила в такую прекрасную школу.

Люна вспыхнула и бросила на отца негодующий взгляд.

Сузан незаметно, сквозь полуопущенные ресницы, наблюдала за необычной новенькой. Кошачьи глаза той возбужденно блестели. Сузан позавидовала ее коже светло-кофейного оттенка, подумав, как, наверное, приятно иметь такой цвет кожи от рождения, а не вылеживать ради него часами на пляже.

– Шикарное имя. А ты как думаешь, Кэролайн?

Жующую резинку старшую сестру явно больше интересовал Ройоль, чем его дочь. У ее лучшей подруги был как раз сейчас бурный роман с негром, спортивным тренером, и, по ее словам, такого любовника только поискать. Девушка прикидывала, куда этот красавец поедет после того, как оставит здесь дочь. Если он не спешит, она бы могла предложить ему позавтракать в отличном месте поблизости…

Ройоль внимательно следил за проявлениями взаимного интереса между двумя девушками. Он знал, как наивна и ранима Люна и как легко может попасть под влияние более раскованной сверстницы.

Он испытывал жгучее желание посадить ее в машину и отвезти обратно в аэропорт, а там и дальше – в тихую домашнюю гавань, где она все время будет у него на глазах. Но, вспомнив о словах Кэрон, он отбросил эту мысль и с трудом заставил себя проститься с единственной дочерью.

Сжав зубы, Ройоль притянул дочь к себе, поглаживая ее голову.

– Помни, что я обещал тебе, малышка. Шесть месяцев. Если тебе по-прежнему не будет здесь нравиться, я заберу тебя.

Остро чувствуя присутствие мисс Ли-Джонс за спиной, Люна стояла у лимузина, не выпуская рук отца.

– Я буду скучать по тебе, папочка. – Кусая нижнюю губу, она предпринимала героические усилия, чтобы не разрыдаться. Успеет еще – когда останется одна.

У Ройоля на сердце скребли кошки, но он говорил весело, продолжая ерошить ее непокорные волосы.

– И помни – каникулы здесь длинные, а в Нью-Йорке я бываю часто – каждый раз буду заскакивать. Послушай, а может, зимой погоняем здесь, в Вермонте, на лыжах? Вдвоем – только ты и я. Мама не терпит зимний спорт – она такая неженка.

– Я с радостью.

Люна произнесла эти слова еле слышным голосом. Ей хотелось, чтобы отец поскорее ушел: она не была уверена, что вот-вот не разрыдается.

– Я лучше пойду, папа. Не стоит опаздывать на ленч в первый же день.

Ройоль потянулся к ней, чтобы крепко обнять напоследок.

Но она быстро отпрянула, пятясь по хрустящему гравию, и только подняла руку в прощальном приветствии.

Ройоля вдруг пронзило сходство ее с Сиреной – она так же смотрела на него в тот день, когда передавала Люну. С грустью он проводил взглядом дочь, бежавшую по дорожке к подъезду. Она не помахала ему с порога, как он ожидал, и тогда Ройоль повернулся и открыл дверцу взятого напрокат лимузина.

– Ей здесь понравится. Первые несколько недель покажутся сущим адом, но потом она привыкнет и все пойдет как по маслу.

Этими словами приободрила его Кэролайн Форрестер из окна своей машины.

– Расскажите мне о школе поподробнее, – со вздохом попросил Ройоль.

– С радостью. Я знаю здесь одно местечко неподалеку. Там отличная рыбная кухня. Могу просветить вас во всем, что касается светлых и темных сторон школы за рюмкой «Шардоне».

Соблазн был велик – это могло бы успокоить Ройоля, но, взглянув на часы, он понял, что нужно торопиться: в Манхэттене у него назначена встреча с важным клиентом.

– В другой раз.

– Когда пожелаете, – кокетливо ответила девушка грудным голосом и весело рассмеялась, протянув ему из машины визитную карточку. – Позвоните, когда будете в Бостоне.

И, с силой нажав на акселератор, она рванула с места – только длинные белокурые волосы разметались по ветру.

К отелю «Карлайл» на Мэдисон-авеню Ройоль подъехал без десяти семь, из Вермонта он гнал без остановки. У него затекло все тело, и страшно хотелось чего-нибудь выпить.

Ройолю нравилось в «Карлайле». Для него этот отель воплощал все лучшее в Нью-Йорке – все, что он любил в этом городе. И роскошь, выдержанная в довоенном стиле, все еще присутствовавшая в убранстве номеров, и просторные элегантные холлы. В большинстве новомодных гостиниц при всей изысканности интерьеров нельзя не почувствовать себя посторонним – здесь же гость ощущал себя как бы членом закрытого клуба. Обслуживали здесь ненавязчиво, почти незаметно, ничего, однако, не упуская из виду.