Родная старина - В. Сиповский

Пути сообщения так были еще плохи, что не только трудно было провозить из города в город товары, но даже и налегке проехать летом было очень затруднительно. До Новгорода из Москвы летом надо было ехать целую неделю, а зимою – четыре дня. Здесь путь вследствие частых сношений был, конечно, лучше, чем в других более глухих местах. Часто приходилось ехать по дурной лесной дороге, по недавно срубленным пням; но больше всего мешали многочисленные болота и топи, на которых не всегда встречались даже и плохие гати да мосты; путешественникам приходилось иногда самим рубить лес и кое-как настилать плотины и устраивать переправы. Постоялые дворы встречались очень редко; в деревнях случалось, что трудно было и хлеба достать даже за деньги. Один иностранец советовал всякому, кому предстояла поездка по России, непременно иметь при себе топор, огниво с трутом, съестные припасы на всю дорогу и котел, – всем этим раздобыться на пути было иногда невозможно. Притом путешественнику грозили на пути хищные звери и лихие люди, промышлявшие разбоем по большим дорогам да по темным лесам. По дорогам нередко встречались кресты на могилах путников, убитых разбойниками. Понятно, как все это отбивало охоту к поездкам по стране, как мешало торговле.

Несмотря на все помехи, русские, по отзыву иноземцев, были очень склонны к торговому делу. Во всяком городе, в посаде всегда была рыночная площадь – самая оживленная часть. Сюда из окрестных мест свозились на продажу разные припасы; кроме того, тут же были и постоянные лавки, гостиные дворы. В некоторых городах, где сходились торговые пути, в известное время года бывали съезды торговцев, и торги принимали большие размеры. Таким образом явились ярмарки. Они ввиду трудности сообщений приносили торговле большую пользу: купцы здесь производили обмен товара, запасались новым, и обыватели могли купить нужные вещи дешевле, чем обыкновенно. Чаще всего такие ярмарки совпадали с храмовыми праздниками, когда город наполнялся множеством пришлого люда из окрестных мест. Нередко устраивались подобные торговые съезды в монастырских владениях, где крестьяне были обыкновенно зажиточнее, чем в других местах, и менее было всяких стеснений и обид от таможенных сборщиков. Самой знаменитой ярмаркой была Макарьевская, близ монастыря Святого Макария Желтоводского.

Русская торговля, кроме дурных путей сообщения, встречала в старину много всяких помех – тяжелых пошлин, притеснений разных должностных лиц; долгое время вредило ей соперничество иноземных купцов, мешала и царская торговля: ни один купец не имел права покупать привезенных в Россию иностранных товаров до тех пор, пока не отбирали лучшие из них царские люди, и также не мог продавать, пока не будут распроданы царские товары. Иные отрасли торговли были исключительно достоянием казны, например, продажа водки, дорогих мехов и др. Все эти стеснения и помехи, конечно, должны были наряду с невежеством и низким уровнем нравственности породить многие темные стороны в русской торговле. Удивляя иноземцев своей сметливостью, сноровкой, изворотливостью, вообще торговыми способностями, русские купцы нередко неприятно поражали своей нечестностью: они старались купить товар за бесценок, а продать втридорога, запрашивали у покупателя вдвое-втрое против настоящей цены, и, когда он предлагал, что должно, они нередко клялись и божились, что товар «себе дороже стоит». Показать товар лицом, обмерить покупщика, подсунуть ему вместо выбранной вещи худшую – все это было, к сожалению, не особенно редким явлением. И что особенно любопытно, торговцы и не считали это мошенничеством; это было в их глазах только торговой умелостью, сноровкой: на их взгляд, плох был тот продавец, который не умел заманить в лавку покупателя, выпускал его из лавки без покупки, не умел сорвать с него побольше, сбыть ему плохой товар. Как на войне ратные люди всячески пользуются оплошностью врага и допускают против него всякую хитрость и обман, так опытный торговец, по взгляду русского купца, мог поступать с покупщиком. Вот почему случалось, что честный и хороший в домашнем и в общественном быту купец в своей лавке способен был к самым неблаговидным проделкам.

Ходячей монетой в XVII в. были по-прежнему серебряные копейки; а более мелкой монетой – московки (деньга, полкопейки) и полушки (полуденьги), последние были так мелки, что, по словам иностранцев, русские продавцы горстями клали их в рот, чтобы не потерять, и это не мешало говорить. Чеканили монету также по-прежнему в Москве, Новгороде, Пскове и Твери из привозных иностранных денег; причем, как известно, правительство имело известный доход. Из копеек составлялись алтын, гривна, полтина, рубль, но монеты, соответствовавшей всем этим названиям, кроме полтины, не было. В XVII в. из полфунта серебра [200 г] чеканилось денег на три рубля; стало быть, рубль заключал 16 золотников [67 г]. Прежде рубль был больше; но еще во второй половине XVI в., судя по иностранным известиям, он был уменьшен, так что считалось в нем уже не двести денег, как прежде, а сто. На деньгах (московках) было изображение великого князя на коне с мечом в руках, а на копейках – с копьем, оттого и стали звать деньги копейные, а потом просто – копейками. При Алексее Михайловиче, как известно, были пущены в оборот медные копейки по одинаковой цене с серебряными, но попытка эта кончилась неудачно, и медные деньги были изъяты из употребления, так что в торговом обращении было только серебро. Пулы, мелкая медная монета (их давалось 18 за полденьгу), шли на раздачу нищим и на самые мелкие покупки.

Золотую монету русские покупали и продавали наряду с другими товарами. За червонец обыкновенно давали от 18 до 21 алтына [54–63 коп.], но иногда цена его возвышалась даже до двух рублей. Это случалось во время венчания государя на царство, бракосочетания и пр., так как принято было подносить червонцы в подарок. Очень дорого ценились они также за несколько дней до Пасхи, потому что было в обычае, христосуясь с боярами и сановниками, подносить им с красными яйцами и червонцы. Ввиду частых колебаний в цене денег иноземцы предпочитали вести с русскими меновую торговлю, т. е. за русские товары расплачиваться своими товарами, а не деньгами.

Домашний быт

Домашний быт русского народа отличался большой устойчивостью: русский человек в конце XVII в. по своему житью-бытью почти совсем походил на своих предков, живших за два, за три века раньше; только верхний слой общества стал понемногу подаваться под напором иноземных новшеств.

Внешний облик жизни сказывается в жилище, одежде и пище.

В старину жилья обыкновенно ставились во дворе. Дворы по большей части были довольно просторные, а у зажиточных и богатых людей даже и весьма обширные; они обносились тыном или забором (заметом). Домовитый хозяин старался огородить свое жилье так, чтобы чрез ограду никакое животное не пролезло, не пробрался бы никакой человек. Во двор вело двое, трое и больше ворот. Главные из них устраивались у богатых людей обыкновенно очень красиво под небольшой кровлей, иногда с красивыми башенками. Над воротами у зажиточных хозяев ставились часто образа в киотах, подобно тому как над воротами городов, над которыми, как известно, иногда устраивались часовни и даже небольшие церкви.

Жилья строились не рядом с воротами, как теперь, а поодаль от них, во дворе. К дому из ворот вела дорога, иногда мощеная (мостки). Дом был обыкновенно небольшой, а по мере надобности сооружались и другие жилые строения, – все они вместе назывались общим именем хоромы. Кроме того, двор зажиточного человека был полон различных служб: людских, сараев, кладовых, погребов. Баня, или мыльня, была необходимостью двора всякого порядочного хозяина. Жилища простолюдинов отличались от хором знатных людей размерами и убранством, а по существу были сходны. Основной частью старинного дома была клеть, из которой с прибавкой печи образовалась изба (истопка). Более всего у крестьян того времени встречалась черная, или курная, изба. В такой избе устраивались почти под потолком так называемые волоковые окна от 6 до 8 вершков [26–36 см] в длину и ширину; их задвигали или заволакивали особенной доской. У многосемейных и зажиточных людей против избы ставилась клеть – летний покой, тоже с волоковыми окнами. Она соединялась с избой общей кровлей, причем оставлялось место между ними – сени. Под клетью был подклет, предназначенный для кладовой или для домашнего скота.

Таково было жилище зажиточного простолюдина, а бедные довольствовались, как и теперь, избушкой, состоявшей из одного сруба.

Богатые купцы, дворяне, бояре устраивались шире, но в основе их жилья были те же клеть и изба. Вместо черной избы ставилась белая; дым из нее выходил не волоковыми окнами, а чрез дымницы (деревянные трубы). Такая изба строилась обыкновенно на подклете, потому и называлась горницей (т. е. верхнею, горнею частью); окна здесь были косящатые (т. е. с косяками), красные (т. е. красивые); они были побольше волоковых, которые тоже иногда встречались и здесь наряду с косящатыми. Сверх того, важным отличием горницы от простой избы была обыкновенно большая, красивая печь – изразцовая, муравленая, круглая или четырехугольная. (В избах устраивались обычные до сих пор русские печи.) Случалось, что горница и даже изба делились перегородками на несколько комнат. Нередко две, три и более клети связывались в одно целое, и таким образом получались довольно поместительные жилья (назывались двойни, тройни и т. д.), или хоромы. Слово это, употребляемое всегда во множественном числе, указывало этим на сложность самой постройки, состоявшей из нескольких частей, из которых каждая могла бы стоять и отдельно.