Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

люд. Для оцепления и осаживания ликующей толпы и просто зевак, желающих поглазеть на Дорегене, из войскового стана пришлось в срочном порядке вызывать личную охрану Угэдэя. Супруга хана считалась матерью народа, так что телохранителям приходилось усердствовать. На пути следования к золотому куполу и башням ханского дворца Дорегене одаривала своих подданных благосклонной улыбкой.

– Я и забыла, что здесь столько народу, – призналась она, удивленно качая головой.

В тщетной надежде на ее благословляющее прикосновение люди снизу протягивали к ней детей. Другие выкрикивали ее имя и здравицы в честь хана и его семьи. Стражники стояли, сцепившись руками, с трудом сдерживая людской наплыв.

Когда Дорегене заговорила снова, Сорхатани заметила у нее на щеках легкий румянец.

– Я так понимаю, Угэдэй все это время весьма к тебе благоволил.

Скрывая раздражение, Сорхатани на миг прикрыла глаза. Что тут сказать: Яо Шу.

– Забота о хане помогла мне отвлечься от собственного горя, – сказала она.

Вины в глазах Сорхатани не было, и Дорегене поглядела на нее с интересом. Она никогда не была так красива, даже в молодости.

– Ты, кажется, нанесла обиду советнику моего мужа. Это кое-что о тебе говорит.

Сорхатани ответила с улыбкой:

– Яо Шу считает, что надо было во всем потакать желаниям хана. А я… я не потакала. Думаю, этим я досадила Угэдэю настолько, что он наконец снова взял в руки бразды правления. Полностью он, госпожа, еще не поправился, но ты, пожалуй, заметишь в нем перемену.

Супруга хана похлопала ее по колену, слова Сорхатани ее подбодрили. Духи неба, эта женщина сумела сохранить все титулы своего мужа, просто пощекотав хана перышком! И словно этого было мало, она поставила хана на ноги, когда он уже отказывался видеть жену и не допускал к себе собственного советника. В глубине души Дорегене понимала, что Угэдэй тогда хотел одиноко скончаться во дворце. Супругу он услал прочь с холодной решимостью, противостоять которой было выше ее сил. Ей тогда отчего-то подумалось, что воспротивиться – значит увидеть его сломленным окончательно. Он не готов был разделить с ней свое горе. От этого ей до сих пор было горько.

Сорхатани сделала то, чего не получилось у самой Дорегене, и за это она ее молчаливо благодарила, и не важно, как та этого добилась. Яо Шу и тот был вынужден признать, что Угэдэй чувствует себя бодрей. Отрадно, что Сорхатани присущ этот молодой, чуть ли не девичий задор. Так она меньше настораживает.

Сорхатани потихоньку присматривалась к этой сидящей возле нее солидной женщине. Как давно ей никто так открыто не выражал столь теплой приязни, на которую хотелось отвечать взаимностью! Трудно выразить то облегчение, с каким Сорхатани поняла: вражды между ними нет. Вообще, Дорегене отнюдь не глупа, чтобы врываться в дом этакой всевластной хозяйкой. И если бы Угэдэю было присуще чувство самосохранения, то он должен был довериться ей уже в тот момент, когда вернулся из похода. В ее объятиях он бы исцелился. Хан же вместо этого решил дожидаться смерти в ледяной комнате. Он считал, что так он проявляет твердость духа перед лицом смерти. Прошлые грехи и ошибки тяготили его настолько, что он уже не в силах был шевельнуться даже ради собственного спасения.

– Я рада, Сорхатани, что ты все это время была рядом с ним, – сказала Дорегене.

Румянец на ее щеках сделался ярче, и Сорхатани приготовилась к вопросу, который должен был неизбежно прозвучать.

– Я не юная девушка, – начала Дорегене, – не краснеющая девственница. У моего мужа много жен… Служанок, рабынь, наложниц, готовых исполнить любую его прихоть. Меня это не уязвит, но я хочу знать: ты его утешала?

– На ложе – нет, – все так же с улыбкой ответила Сорхатани. – Он как-то пытался меня обнять, когда я его купала, но получил щеткой для ног.

– Вот так с ними и надо, дорогая моя, – одобрительно хохотнула Дорегене, – когда жар бьет им в голову. А ты, надо признать, очень красива. Если б сказала «да», я бы, наверное, приревновала.

Они улыбнулись друг другу, понимая, что их дружеское чувство взаимно. И обе прикидывали, насколько это открытие ценит та, что сидит сейчас рядом.

Глава 22

Всю следующую весну и лето Субудай неуклонно продвигался на запад. Русские княжества остались позади, и он уже приближался к концу той карты, которой располагал. Впереди туменов на большие расстояния выдвигались разведчики, иной раз они месяцами разъезжали по неизведанным землям, нанося на карту долины, город и озера, что лежали впереди, пока не складывалась целостная картина. Те, кто умел читать и писать, делали заметки насчет армий, которые им попадались, или о колоннах бредущих впереди беженцев. Те, кто был неграмотен, связывали пучки палочек; десяток таких палочек обозначал тысячу. Орлок предпочитал передвигаться летом, а сражаться зимой, делая ставку на выносливость своих людей. Властителей и знать этих новых земель такой подход к войне застигал врасплох, и они ничего не могли ему противопоставить. Во всяком случае, пока еще никто не смог остановить всесильную Субудаеву конницу.

Была вероятность, что в конце концов монгольская армия окажется перед лицом противника, численностью равного войскам цзиньского императора. В какой-то момент иноземные владыки неминуемо сплотят против броска на запад свои силы. До Субудая доносились слухи об армиях, числом подобных тучам саранчи, но он точно не знал, правда это или преувеличение. Если же вожди здешних народов не сплотятся, то их можно будет разить