Секториум - Ирина Ванка

— Больше ничего странного в модуле не заметил? — спросила я.

Имо отрицательно помотал головой. Он и не ожидал здесь увидеть ничего странного. Насмерть перепуганного Махмуда я нашла в любимом шкафу. Он заикался от ужаса: двухметровый гуманоид проник в модуль и бесцеремонно вел себя… Махмуд решил, что его нашли. Имо он не узнал. В памяти остался десятилетний мальчик, которого они Мишей катали на катере по Красному морю и учили пользоваться аквалангом. Воспоминаний о взрослом Имо у Махмуда не сохранилось, и узнать знакомое лицо старик не имел возможности: Имо закрывал глаза зеркальным ободом и никогда не снимал с себя компьютер. Издали он действительно напоминал агента спецслужб по розыску беглых землян, а разрисованные мускулы не производили впечатления человеческого тела. «Куплю телесной краски, — решила я, — одолжу у Лады пульверизатор и покрашу его в первозданный цвет».

— К тебе дракон в постель заползет, а ты не заметишь, — выговаривала я ему. Имо не обращал внимания, тем более что дракон в его постель давно уже заполз.

Он привез мне Булку, оставил кое-что из вещей и предупредил, что в ближайшие дни его на Блазе не будет. Я насторожилась. Прежде Булка путешествовала с ним. Что за дела у него возникли там, куда с кошками не пускают? И с каких пор Имо стал спрашивать разрешение на пронос животного?

— Скажи хоть, в зоне Сириуса будешь или нет?

— Нет, — ответил Имо. — Не скажу.

Я заставила себя отвлечься. Совершила новую импровизацию, на тему безе, которое Ольга Васильевна назвала «пемзой из сгущенки», и пошла на работу.

На работу я стала ходить теперь регулярно. Бэты учили меня основам местной кулинарии, я их учила бездельничать в рабочее время. Мы здорово сблизились, получив нагоняй от начальства. Ничто так не сближает, как общий нагоняй, который мы пережили, продолжая посиделки на нейтральной территории. Они расспрашивали меня о Земле, о людях. Обо мне, в частности, им было особенно интересно. Так незаметно и деликатно мы подобрались к проблеме, которая мучила меня в последние дни, и которую я считала исключительно своей собственной. В жизни не слушала советов, только теперь мне почему-то стало небезразлично, что скажут коллеги? То, что я услышала, меня потрясло:

— Привози проблему к нам, — сказали коллеги. — Привози обязательно.

Дома я задумалась над предложением. Вега запретил подпускать гуманоидов к Махмуду. Бэты советовали нечто противоположное. Решение надо было принять мне. Решение, от которого, возможно, зависела последующая жизнь человека, ответственность за которого я по глупости взвалила на себя. Зачем я это сделала, не имея ни опыта, ни терпения? Зачем вцепилась в Махмуда? Неужели Миша не нашел бы на Земле психиатра, способного ему помочь? Ведь мы с Махмудом, если разобраться, даже не друзья, а я ради него иду на риск, за который меня могут депортировать с Блазы. Только успокоившись, я поняла, что происходит, и устыдилась. «Мир был чист до сотворения разума, — проповедовал Сириус в юные годы. — В нем не было жадности, зависти. Никому бы в голову не пришло размышлять о выгоде…» Махмуд в жизни никому не желал зла, и был способен отдать последнее, чтобы помочь незнакомцу. Этот пожилой человек никогда не путал наших имен, не забывал дней рождения, и, если бы кто из нас, не приведи Господи, пропадал в пустыне… я не знаю, как бы действовал он, но уж точно не задавал бы себе постыдных вопросов.

В такси Махмуд вел себя тихо, как обреченный, идущий на виселицу. Но, увидев моих новых коллег, забился в кабину лифта и не захотел выходить. Сэпа сам полез к нему с угощением, но Махмуд корм у инопланетян не брал. До конца Красного дня не было уверенности, что дело не закончится скандалом. Все еще только начиналось. Сначала Хабиби укусил Сэпу, потом укусил еще двух сотрудников фирмы одного за другим.

— Хватит, — решила я. — Мы едем домой.

— Подожди, — попросили они, и тогда Махмуд еще раз укусил Сэпу, но совсем не больно. Так… на испуг.

— Он прелесть, — сказал мой начальник, и дело пошло.

Меня тут же выпроводили домой отдыхать, но едва такси снизилось на парковку модуля, как поступил тревожный сигнал:

— Хабиби удрал в конвейерный отсек. Как он туда пролез? — недоумевали в конторе. — Там же все герметично!

— Не может быть!

— Но он там находится, и мы не можем выманить его обратно. Возвращайся, пока он не убился.

Как укушенная, я помчалась обратно на том же такси, но когда машина садилась у офиса, поступил следующий звонок:

— Хабиби вылез сам, — сообщили мне. — Он успокоился, стал отзываться на «Хабиби», даже поел. Лучше отправляйся домой, чтобы он опять не занервничал.

С облегчением, я повернула к дому, но на подлете мне опять позвонили:

— Хабиби впал в беспамятство и стал издавать звериные звуки, — сказал Сэпа. — Мы в растерянности, не знаем, что делать.

Пока я добралась до работы, бэты успели проконсультироваться и выяснить: Хабиби уснул и храпит, что землянину по природе не противопоказано. Меня даже к дверям не пустили, сказали, что сами ходят на цыпочках, и лишние телодвижения в офисе ни к чему.

Когда я опять добралась до дома, Махмуд проснулся, и ухитрился порвать себе ухо. Оно застряло в педали подъемной площадки. Ни один сигирийский подъемник не был рассчитан на то, чтобы в него вползали на четвереньках, растопырив уши.

— Ухо прирастет или его лучше отрезать? — волновался Сэпа.

В ужасе, я развернула такси, но в офис меня опять не пустили. Сказали, что Махмуд делает первые попытки общения, и ему не надо мешать.

Когда я очередной раз вернулась к модулю, у башни сидел Адам. Он курил сигару, выпуская синие облака, и критически смотрел на происходящее.

— Ты что ли по небу маячишь? — спросил он. — У меня с утра в глазах рябит от этой машины.

Он заставил меня принять снотворное и лечь в постель, но не успел подействовать препарат, как снова включился коммутатор:

— Хаба сделал намаз, — сообщили мне, — но Аллах его не услышал. Что делать?

— Сейчас приеду, — ответила я, — попрошу Аллаха вынуть из ушей бананы.

Вроде бы я встала на ноги и в одной пижаме пошла наверх, но наткнулась на Адама. Он отнял у меня коммутатор, отправил в постель и запер дверь спальни.

С Аллахом я беседовала во сне:

— Что поделать? — говорил Аллах. — Он умчался на край света. О чем думал, слушай?!

— Пожалуйста, — просила я. — В виде исключения. Он же не хотел. Он думал, Аллах так велик, что края света для него не бывает.

— Так-то оно так… — отвечал Аллах. — Только совесть иметь надо. Если каждый мусульманин станет убегать с планеты…