Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

Фредди потёр лицо ладонями и посмотрел на них. Ну что ж, раз правило такое: «А что было? Ничего и не было!»- будем его соблюдать. Парни свой груз на него перекладывать не хотят. Прав был Джонни. Благодетель пришёл, отдал карту… и ничего не потребовал. Ну, а вот это уже его проблема, и решит он её сам.

Когда уже лошади были засёдланы и навьючены, а парни поднимали стадо, Фредди снова подошёл к кострищу и тщательно переворошил головни и пепел, проверяя: не осталось ли несгоревшего клочка или обугленного листочка. Но никаких следов, что кроме сушняка горела ещё и бумага, не было. После бессонной ночи кружилась голова и вообще…

Стадо уже выбралось из котловины и шло по блестящей от росы траве. Фредди подъехал к Эркину:

— Гони во-он к тем деревьям, видишь?

— Да.

_ От них возьми правее к реке. За рекой переднюем, и они покормятся. Понял?

— Да. А ты?

— А я посплю. Голова чего-то тяжёлая.

— Но… Догонять будешь?

Фредди рассмеялся:

— Ковбой в седле спит. Гони, как я сказал. И без крайней нужды не лезьте ко мне.

— Ладно, — пожал плечами Эркин, пуская Принца вдоль стада.

Спать в седле с открытыми глазами Фредди выучился ещё в Аризоне. В далёком детстве. Но у Фредерика Трейси детства не было. А то, аризонское, было детством совсем другого человека. И оно сгорело. Как сгорели дела Дилана Морли, его статьи и сроки. Один год оставался до лагеря. Сгорели и дела Фредерика Трейси. По совокупности… трижды «чрезвычайно опасен» и пять пожизненных. Как минимум. И дважды «чрезвычайно опасен» и три пожизненных для Джонни. Всё ушло дымом. Ничего этого больше нет. И никто теперь не соберёт воедино все разрозненные, рассыпанные по Империи и десятилетию загадочные, так и не раскрытые убийства и… и всякие другие дела и события. Нет больше ничего, где его отпечатки на одном листе с той фамилией. Имя Фредерика Трейси он берёг. Только Крыса с его дьявольским нюхом и сетью агентов мог собрать и подшить его дела. Крысы нет. Удавили. Стальной проволокой. И дел нет. Некому и незачем возиться с ушедшими в архив папками «глухих висяков». И не он один был у Крысы на крючке. То-то, когда его привели на допрос к русским, там была целая стопка карт Уорринга. И все с подколотыми бумажками. Значит, Крыса отслеживал всех выкупленных. Из Уорринга не бегут. Что ж… Крыса получил своё. Но как парни вынули из него карту? Да ещё получается, Крыса им даже сказал, что это подлинник. Ну, Эндрю — трепач, но Эркин-то серьёзно спрашивал. Ладно. Как это было сделано, ему, видно, никогда не узнать, парни молчать умеют. А… а нужно ли ему это знать? Главное — он знает другое. Карта Дилана Морли, «чрезвычайно опасного» смертника из Уорринга, сгорела. Её нет. И никто никогда не докажет, что она была. Что был такой Дилан Морли, ковбой и сын ковбоя, задиристый парень, меткий стрелок и лихой наездник. Не шибко образованный, не верящий ни в бога, ни в чёрта. Не дурак выпить и ходок по бабам. Игрок и драчун. Да обычный ковбой. Таких в Аризоне пруд пруди. Кто его сейчас, через двадцать с лишним лет, вспомнит, сможет опознать? Ни родных, ни знакомых. Да и много ли его ровесников уцелело? Век ковбоя недолог. Уходит лихость и безудержность, и неизбежен день, когда другой стрелок опередит тебя. «Стреляй первым. Второго выстрела тебе не дадут». Да, отец. Но ты не ждал выстрела. Тебя уложили наповал. Мастерским выстрелом в висок, а бросившегося к тебе брата в затылок. Вы не видели своих убийц. Я их разглядел. Уложил честно, лобовыми. Но не посмотрел по сторонам. «Слышная пуля уже не твоя». Всё так. И всё это теперь сгорело, ушло дымом. Молчит только мёртвый, и лучший тайник — это костёр. Вот и всё. Он подвёл счёт. Расплатились другие, но… он не знает как… Важен результат. Был горбуном, а горб исчез, и лёгкость во всём теле. Как после того массажа, когда Эркин вправил ему выбитые в Уорринге позвонки, вернул непринуждённость посадки, умение тормозить, просто возможность спать под шум дождя без этой медленно нарастающей боли. Ещё один долг? Ну, это не та проблема, чтоб она мешала жить. Всё кончилось. Не так, как он думал, но как хотелось. Он свободен.

Фредди встряхнул головой и огляделся. Синее небо с редкими облаками, зелёная долина, ослепительно блестящая речная вода. Чёрно-белые бычки, укладывающиеся на дневку. Два ковбоя у стада. Яркая картинка из детской книжки. Или рекламного плаката.

Фредди послал Майора вперёд, вброд пересёк речку и подскакал к парням.

— Выспался? — встретил его Андрей и протянул флягу. — Глотни. Спросонья хорошо.

— Я т-те поязвлю! — пообещал Фредди, забирая флягу.

— А я не могу в седле спать, сразу сваливаюсь, — задумчиво сказал Эркин. — Стоя, или на пешем ходу могу, а в седле нет.

— Сорок лет поездишь — научишься, — Фредди обтёр пальцами горлышко фляги и вернул её Андрею. — Чего вы сахару совсем не положили? Выели, что ли?

Парни переглянулись.

— Нет, — спокойно ответил Эркин. — Сахар есть. Но от сладкого спится, а горечь сон разгоняет.

— Ну, черти, — Фредди ругательством скрыл смущение. — Всё-то вы видите.

— Ага! — легко согласился Андрей. — Вот ты не заметил, а там, левее смотри, груша. Совсем не ободранная.

— Дичок, — усмехнулся Фредди. — Они кислые.

— Проверим?

— Проверим, — кивнул Эркин.

Парни отпустили коней и полезли в заросли. Фредди спешился и сел на траву.

Безмятежно спокойный, тихо радостный мир. Преддверие осени. Ещё сочна трава, поют птицы. Но уже не жара, а ровное спокойное тепло. И легко. И на душе, и вокруг. Опять он, что ли, с открытыми глазами спит? Но как же хорошо здесь…

С шумом и треском сорвался с ветки в заросли крапивы Андрей и встал, ругаясь сразу на двух языках. Хохотал, чудом держась на верхних ветках, Эркин. Рассмеялся и Фредди. Опять они в шляпы собирают. Набрали много, вот и заставлю их всё съесть, всю эту кислятину.

Парни принесли две шляпы маленьких зелёных груш.

— Ну как? — встретил их Фредди. — Сладкие, мягкие? А?

— Компот сварим, — сразу сказал Эркин, вытаскивая какую-то тряпку и сооружая узелок.

— Ну, если компот, — пожал плечами Фредди.

Увязав груши, Эркин вдруг задумчиво спросил:

— Фредди, а какие они должны быть?

— Груши?

— Ну да. Никогда не ел.

— А в…? Ну да, извини. Да такие же, только большие, жёлтые и мягкие. Сочные. — Фредди улыбнулся. — Чуть сдавишь, сок так и брызжет.

Андрей громко сглотнул слюну. Эркин рассмеялся.

— Здорово рассказываешь. А они очень дорогие?

— По-разному. Но купить можно.

— Купим, — решительно сказал Андрей. — Хоть по штучке.

— Их поштучно и продают, — усмехнулся Фредди. — В Бифпите и купите.

— Тогда двинулись, — рассмеялся Эркин. — А то раскупят.

Фредди кивнул и встал.

— Двинулись.

Парни подзывали лошадей, обхлёстывали лениво встающих бычков. Фредди взмыл в седло, жадно, всей грудью вдохнул свежий, пронизанный запахами травы и листьев, воздух.

— Правее, парни! Вон к тем холмам! Пошёл!

— Пошёл, пошёл, пошёл! — и свист Андрея, подгоняющего бычков.

ТЕТРАДЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Одно за другим стада входили в Бифпит. Бифпит — Мясная Яма — бойни, мясокомбинаты, кожевенные заводы, загоны для ожидающего своей очереди скота, склады, холодильники, подъездные пути… И приткнувшийся к ним городок. Бифпит живёт переработкой скота на мясо и шкуры. Большой Загон или Большой Забой — главное событие года. И в это время ковбои и лендлорды — главные люди города.

Джонатан Бредли ждал своё стадо у загонов. Раз Фредди сказал, что вечером, то днём можно не дёргаться и ночевать у загонов тоже не придётся.

— Привет, Бредли, — окликнул его шериф. — Ждёшь своих?

— Привет, Джерри, — улыбнулся Джонатан. — Ты никогда не ошибаешься. Жду.

— Должны быть уже на подходе.

— Спасибо.

Шериф грузно спешился и подошёл.

— У меня к тебе дело, Бредли.

— Уже интересно.

— Касается твоих парней.