Фантастические тетради - Ирина Ванка

— Папа Ло! Где ты?

Ципотам подбирался к нему ползком на животе, а Саим, не спеша, прогуливаясь по кругу, ощупывал глухую стену.

— Как же это меня угораздило… — сокрушался он. — Эй, кто-нибудь! — но, кроме целеустремленного ципотама, шуршащего за ним по пятам, в каменном мешке ни одной живой души не оказалось. — Папа Ло!

— Кто тебя надоумил кругами ходить?

Саим вздрогнул. На месте поверженного чудовища сидел старец Ло, согнувшись в три погибели, пытаясь распутать зубами веревку.

— Твой дикарь-проводник смекнул, что нельзя двигаться против урагана? Аладдин?

— Аладон, — поправил ошарашенный Саим.

— Аладдин… Древнее, хорошее имя. Означает «благородный вор». Первобытные дикари так называли самых ловких сыновей.

— Что вор — это точно, — согласился Саим, — а что касается благородства — не сказал бы…

— Возьми свой пояс. — Папа Ло встал на ноги и отряхнулся.

— Чокнутый старик! Я же мог убить тебя.

Старик с уважением оглядел Саимову широкую грудь под рваной рубахой, коснулся пальцами его мертвецки бледных скул и спутавшихся волос, которые на манер босианского дикаря были разбросаны по плечам и давно позабыли о расческе.

— О, мальчик, если б ты был способен на это — я подарил бы тебе библиотеку и все сокровища мира в придачу, — он церемонно развернулся и уверенно пошагал против урагана.

«А ну тебя…» — подумал Саим и так же уверенно последовал за ним.

Присутствие урагана проявилось сразу, но, к счастью, не россыпью двойников. Пол кольцевого коридора, некогда ровный, деформировался в широкие ступени винтовой лестницы и устремился вверх. Саим не обладал острым зрением дикаря и прежде чем видеть в темноте, должен был сначала привыкнуть к ней. Зато, привыкнув, ориентировался ничуть не хуже, чем при свете факела. Винтовая лестница поднялась к вершине горы, и то, что Саим увидел на последней ступени, заставило его серьезно усомниться в правдивости своего ночного зрения. Под сводом потолка стояла кровать, добротно устроенная, деревянная, с резными опорами. На таких, должно быть, спали когда-то самые титулованные анголейские вельможи. Но между подушкой и матрасом, как раз на уровне шеи, два высоких бруса держали отточенное квадратное лезвие. Оно крепилось на веревке, веревка была намотана на соляной камень, который, в свою очередь, держался одним богам ведомо на чем, поскольку затыкал собой отверстие в дыре потолка и светился кристалликами в матовом небесном свете. Все, что удерживало эту эфемерную конструкцию, можно было назвать удачным фокусом или божественным недомыслием.

— У вас, бессмертных, свои причуды, — сказал Саим, в надежде, что выживший из ума дед всего лишь приготовил для него очередное испытание, но дед улегся на кровать, и Саим застыл на месте, боясь сотрясать воздух даже шепотом.

— Бессмертие — проклятие богов, избавить от него могут только боги, но я нашел способ использовать их оружие… Хочешь знать, почему прекратились дожди? Смотри, — он указал пальцем на потолок, — малой струйки воды хватило бы для того, чтоб избавиться от бремени бытия руками тех, кто обрек меня на эту муку. Вместо этого я нашел средство остановить потоп и теперь только на гильотине могу спать спокойно. Но, поверь мне, мальчик, вода — не единственный способ погубить вас. Боги хитры.

— Смешной ты, дед.

Папа Ло развернулся к своему собеседнику, кровать скрипнула, и высокие брусья под лезвием заходили ходуном. Саим съежился от страха.

— Проклятье богов — великое оружие. Но, чтобы научиться владеть им, одной жизни мало.

— Неужели это так трудно — умереть? Неужели ты до сих пор не смог уговорить богов?..

— Я просил богов послать мне убийцу! — остановил его дед. — Не всякий, кто грозит кулаком, может бросить камень. А мне нужен тот, кто не промахнется, кто не станет думать о своих потомках, тот, в чьей руке не рассыплется меч, потому что будет продолжением души… Кого ты привел сюда? Честолюбивую девочку и дикого хитреца. Когда ты устроил фейерверк на западном склоне — я испытал восторг. Мне показалось, что ты и есть тот самый чужестранец, который придет однажды освободить меня. Я решил, что скоро увижусь с моей Баролеттой… Но ты — всего лишь напуганный мальчишка. Ты ничего не знаешь о жизни, и твоя цивилизация гибнет, потому что не научила тебя убивать.

— Клянусь, — выдавил из себя Саим, — я сделаю все, как ты скажешь. Я стану убийцей, подлецом, негодяем. Я сотру тебя в прах и утоплю в океане, но сперва ты мне скажешь, где находится библиотека.

— Не знаю, мальчик. Может быть я не прав, потому что прав ты. Я знаю одно, никто из смертных не увидит библиотеку, как бы я ни старался тебе помочь… Это еще одно проклятие богов. Против него я бессилен.

Глава 24

Паутина свисала с потолка сплошным пологом, но Папа Ло мужественно орудовал дубиной, рассекая проход в узком туннеле, словно в зарослях леса. Понятное дело, что в последние сто лет этой дорогой никто не ходил. Заросли становились гуще, паутина толще, пауки крупнее. Интуиция подсказывала Саиму, что, если прогресс в этом направлении не прекратится, очень скоро они встретятся с пауком, который перекусит шеи обоим путешественникам. Папа Ло чувствовал себя уверенно, и Саима это скорее пугало, нежели успокаивало.

— Не вырони гравитаскоп, — предупреждал старик. Саим только и делал, что щупал себя за внутренний карман. Жесткий шарик, намозоливший ему ребра, по утверждению папалонского старца, был для него хорошей возможностью уцелеть… но какая опасность притаилась в тихой Папалонии, набитой пауками, — одним богам известно, поскольку урагана Папа Ло не то чтобы не боялся, а попросту игнорировал; и все его непредсказуемые последствия презирал на корню.

— Если тебе дорога жизнь, — предупреждал он, — следуй строго за мной и не вздумай оступиться!

Такой вздор Саиму бы в голову не пришел — запрыгнуть в щель паучьего туннеля… Даже когда дорога пошла вверх и с каждым шагом становилась все шире и чище, — он аккуратно ступал в след проводника. Чем дальше — тем легче было дышать, воздух становился суше, и даже редкие ступеньки, блуждающие вверх и вниз, стали соблюдать единый размер. Здесь пахло цивилизацией, а не сырой могилой. Коридоры и переходы были так похожи друг на друга, что заблудиться в них мог даже самый опытный урожденный папалонский паук. Однако здесь, кроме пламени свечи в руке проводника, Саим не видел ничего. Мало этого, дед Ло остановился и, опустив свечу на пол, крепко-накрепко забинтовал ему глаза черной тряпкой. «Вот же гад! — подумал Саим и пошел на звук шагов, широко расставляя ноги и касаясь рукой стены. — Я же до конца потопа отсюда не выберусь!»