Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

ума позаботиться о нашем собственном будущем?.. Когда мы вернемся из Мекки, то будем уже совсем стариками, да к тому же бездетными. Поддержать нас будет некому, а потому сделай то, что я сейчас скажу. Когда царский сын и его жена лягут в постель, надень на их головы свои четки и скажи: „Мои дорогие дети, соединяю вас друг с другом и с нами именем того, кто сделал всё ради вашего счастья. Не откажите в милости, отдайте мне и тому, кому я принадлежу, своего первенца, сына, рожденного от вашего союза, а я останусь подле вас, дабы растить его и воспитывать“. Они согласятся, ты их поцелуешь и доложишь мне, что дело сделано, ибо только оно волнует меня, не считая, разумеется, паломничества».

У прабабки и в мыслях не было отказаться исполнить повеление того, кто полностью подчинил ее своей воле. Мои отец и мать, связанные роковыми четками, покорно обещали то, что потребовала их благодетельница.

Больше Мограбина в Дамаске ничто не держало, и он мог бесследно исчезнуть, однако скоро мы снова увидим его и опять в новом обличье.

Пока в Дамаске справляли довольно невеселую свадьбу, первый визирь плел в Багдаде козни, дабы погубить Зинеба-иль-Мурата, а тот, кто жаждал занять дамасский трон, собирался в дорогу. Его должны были сопровождать предъявитель фирмана{350} о смещении царя и половина стражи халифа.

Никто не выступил в защиту Зинеба-иль-Мурата — весь Багдад, от муфтиев до муэдзинов, от начальника полиции до самых нижних ее чинов, был настроен против него.

Только халиф, человек уравновешенный и беспристрастный, не поддался бушующим вокруг него страстям. Вся жизнь царя была сосредоточена на дворце с его мелкими интересами, и нужно было нечто из ряда вон выходящее, чтобы оторвать повелителя от повседневных забот и заставить действовать в полную силу.

В ту пору дочь халифа не то чтобы заболела, но слабела день ото дня и ничего не хотела есть.

«Доченька, — говорил ей отец, — надо бы покушать. Скажи, чего бы тебе хотелось».

«Хочу кармута{351}, — отвечала она, — и больше ничего».

Поставщики царского двора без конца требовали от рыбаков добыть кармута, и те забрасывали сети во все десять рек[95]. Несмотря на это, им никак не удавалось поймать рыбу, которую требовала дочь халифа, ибо в ту пору кармут еще не вернулся в реки на нерест.

День за днем поставщики возвращались во дворец с пустыми руками, но однажды они заметили на берегу высокого и статного человека с удочкой на плече, который смотрел на волны так пристально, будто хотел их пересчитать.

«Что ты тут делаешь? — спросили они. — Почему не забрасываешь удочку?»

«Сначала я должен узнать, какая рыба вам нужна, ибо каждая рыба требует своей наживки».

«Нам нужен кармут», — отвечали поставщики.

«Если в этой реке есть хотя бы один кармут, вы получите его. Но скажите, для кого предназначена эта рыба?»

«Для Зада-иль-Дариды, дочери халифа».

«Хорошо, тогда вот наживка, и я забрасываю удочку во имя Зада-иль-Дариды».

Ровно через две минуты вода забурлила, рыбак дернул удочку и вытащил на песок невиданного по красоте и величине кармута. Завидев такую необыкновенную рыбину, поставщики поразились и вскрикнули.

«Нет ничего удивительного в том, что она так хороша, — сказал рыболов. — Ибо если в эту пору в реке водится кармут, то это лентяй, который думает только о том, чтобы набить себе брюхо. Поймать его нелегко, но, коли поймаешь, он непременно будет толстым».

Поставщики захотели расплатиться.

«Нет, — отвечал высокий рыбак, — несите этого кармута во дворец и, если завтра царевна захочет еще одну рыбу, вы найдете меня на этом самом месте, и мы еще раз попытаем счастья. Повезет — заплатите сразу за всё».

Радуясь, что смогут доставить царевне удовольствие, довольные слуги халифа поспешили во дворец, забыв, что «из рук незнакомца нельзя ничего брать не заплатив». Эти слова часто повторяла моя прабабка — речи ее были гораздо мудрее поступков.

Что до рыбака, о котором я вам, царевичи, рассказал, то это тот же самый армянин или раввин Бен-Мозес, одним словом — Мограбин.

У него уже всё было готово, и потому он не задержался на берегу, а вошел во дворец почти сразу же после того, как отдал рыбу.

Теперь он был маленьким человечком с лицом скорее смешным, нежели приятным, и легкими, развязными, непринужденными повадками. Его поведение, речи и одежда выдавали одного из тех шустрых торговцев, что пристают к караванам, развлекают путников шутками и ловкостью рук, а также продают мази и лечат верблюдов и других вьючных животных.

Эти люди незаменимы в пути и в дальних караван-сараях, где порой природа помогает лучше, чем любые врачеватели.

Видавший виды торговец мазями миновал первую стражу дворца с помощью одной золотой монеты, прошел в конюшню и мигом поставил на ноги запаленного парадного жеребца, обрезал уши двум собакам, укоротил хвосты двум котам и вылечил попугая, страдавшего падучей болезнью.

Старый евнух попросил вырвать ему три сломанных зуба. Кудесник мгновенно удалил пеньки и показал их всем, кривляясь и пища:

«У кого их слишком много? Я уберу. У кого их слишком мало? Я вставлю».

И когда рыбу с дозволения халифа отдали наконец в руки повара, ловкий пройдоха, оказав по дороге множество мелких услуг, оставил позади уже стражников третьей линии.

Тут он столкнулся с юными прислужниками и сразу же присоединился к их забавам. Они бросали ему мячики, а он ловил их все до единого прямо в свой колпак. Когда колпак заполнился, мальчики подошли к забавнику будто бы для того, чтобы забрать у него свои мячики, а сами тихонько повесили ему на спину большую метелку из перьев.

Он только этого и ждал: приставил метелку ко лбу и, словно акробат, держал ее так, чтобы она не падала. Это не помешало ему вернуться к ловле мячей колпаком.

Взрывы хохота разнеслись по дворцу, как и слухи о многочисленных дарованиях торговца.

Вскоре черный евнух{352} схватил его за рукав, распахнул дверцу и провел в чистую и опрятную комнату. Затем туда вошла довольно молодая, хорошо сложенная и нарядно одетая рабыня.

«Не найдется ли у тебя, — спросила она, — готовых зубных мостиков?»

«Не найдется ли у меня? Что за вопрос? — шутливым тоном отвечал проныра. — В моей котомке в избытке имеется то, чего не хватает женщинам для красоты. Но, по-моему, у тебя, прелестница, всё на