Властелин колец - Джон Толкин

Гондорцы ударили на восток, тесня троллей и орков, Йомер — на юг, а встречь ему в бой вступили войска, пришедшие на кораблях и только что высадившиеся на берег. Здесь были воины из южных областей Гондора, из Ламедона, из Лебеннина, Леголас и Гимли, Элладан и Элрохир, и Следопыты. Их вел Арагорн, в руке у него сверкал нестерпимо Андрил, а на челе горела Звезда Элендила.

Прошло немного времени и Йомер с Арагорном встретились посреди битвы. Опершись на мечи, они взглянули друг на друга и улыбнулись.

– Вот мы и встретились снова, хотя все силы Мордора разделяли нас, — сказал Арагорн. — Не так ли говорил я в Хорне?

– Так, — ответил Йомер, — но тогда я еще не знал всей вашей силы. Дважды благословенна помощь, которой не ждали, и никогда еще друг не радовался так, встретив друга. — Их руки сомкнулись в крепком пожатии. — Вы пришли вовремя, мой друг. Великие беды обрушились на нас сегодня!

– Так отомстим за них! — воскликнул Арагорн, и они плечом к плечу бросились в самую гущу боя.

Битва продолжалась до вечера. Южане были сильными воинами, закаленными в боях, они не просили и не давали пощады; харадримы были отважны и свирепы, и пользовались каждой передышкой и каждым укрытием, чтобы собирать силы и снова кидаться в атаку.

Но солнце, наконец, зашло, и небо окрасилось закатным пурпуром: холмы и горы казались окровавленными, Река пылала и трава на Пеленнорской равнине стала красной от крови. Великая Пеленнорская битва кончилась. В Мордор ушли единицы, а в Харад вернулись только рассказы о гневе и ярости Гондора.

Трое вождей — Арагорн, Йомер и Имрахиль — шли к Городу, от усталости не ощущая ни скорби, ни радости. Но никто из них не был ранен, может быть, их хранила судьба, может, воинское искусство или сила оружия. Но многие другие получили тяжкие раны, увечья или пали в бою. Удар топора сразил Форлонга, бившегося в пешем строю; Дуилин из Мортонда вместе с братом подвели своих лучников вплотную к мумакам, приказав стрелять по глазам чудовищ, и были затоптаны обезумевшими зверями. Не вернулся домой прекрасный Хирлуин, пали Гримбольт и Хальбарад, суровый Следопыт–северянин. Рядовые и вожди, в славе или среди прочих, без числа и счета пали в великой Пеленнорской битве. Роханский менестрель сложил песню о курганах под Минас Тиритом.

Так было. Пропели тревожные горны,И пламя клинков полыхнуло на юге,И кони промчались, как утренний ветер,К неведомой смерти. Война пробудилась.Там Теоден пал, повелитель могучий;Отныне пусты золотые чертоги,И в северных землях на пастбищах щедрыхЕго никогда не увидят отныне.И Хардинг, и Гутлаф, и доблестный Гримбольт,Эрфара и Деорвин, Дунхир и ФастредИ Эрубранд пали в жестоком сраженье;Их ложе — в высоких священных курганах,Где об руку спят боевые собратья.Ни Хирлуин Светлый со всхолмий приморских,Ни Форлонг из края цветущей долиныВ родные края не вернулись с победой…И меткие лучники Мортонда — ДерфинИ Дуилин — больше вовеки не ступятНа берег озер, что у горных подножий…И воин простой, и высокий властительПокоятся вместе под вечным покровом;На ранней заре и под сенью закатаИм Андуин пел погребальные песни.Кипящую ало–кровавую пенуНесли его воды, в лучах пламенея,И горькие ало–кровавые росыЛожились на землю великих сражений…

Глава 7

КОСТЕР ДЕНЕТОРА

Король–Призрак исчез, а Гэндальф все еще стоял неподвижно перед Воротами. Пиппин поднялся на ноги, словно с него спала огромная тяжесть, и стоял, слушая звуки рогов. Ему казалось, что сердце сейчас разорвется от радости.

Никогда больше до конца своих дней он не мог слышать дальнего пения рога без слез.

Но вдруг он вспомнил о своем деле и кинулся к магу, уже тронувшему коня.

– Гэндальф! Гэндальф! — закричал он, и белый конь остановился.

– Что ты здесь делаешь? — сурово спросил Гэндальф. — Разве ты не знаешь, что воинам Цитадели нельзя покидать крепость без разрешения Правителя?

– Он разрешил, — ответил Пиппин. — Он отослал меня. Но я боюсь. Там может случиться что–то страшное. Кажется, мой Правитель лишился рассудка. Я боюсь, что он убьет и себя и Фарамира. Гэндальф! Сделай что–нибудь.

Маг взглянул в зияющий проем Ворот, прислушался к шуму битвы на равнине.

– Мое место там, — сказал он. — Черный Всадник на свободе, мне некогда.

– Но Фарамир! — вскричал Пиппин, чуть не плача. — Он же еще жив, а они сожгут его. Надо остановить их!

– Сожгут? — переспросил Гэндальф. — В чем дело? Говори скорее!

– Денетор ушел к усыпальницам, — зачастил Пиппин, — и забрал Фарамира. Он сказал: мы все сгорим, и он не намерен ждать. Они готовят погребальный костер для Правителя и Фарамира. Денетор послал слуг за дровами и маслом. Я сказал Берегонду, но боюсь, он не осмелится бросить пост. Да и что может сделать простой воин стражи? — закончил он, дотрагиваясь дрожащей рукой до колена Гэндальфа. — Спаси Фарамира!

– Может быть, я и мог бы спасти его, — ответил маг, — но боюсь, тогда погибнут другие. Хорошо, — вдруг решился он, — я пойду. Другого спасения для него нет. Я вижу — даже в сердце этой крепости Враг сумел посеять, смуту. Я чувствую здесь его волю. — Он подхватил Пиппина, посадил впереди себя, и они помчались по крутым улицам Минас Тирита к Цитадели. Повсюду они видели воинов, стряхнувших с себя страх и отчаяние, разбиравших оружие, строившихся в ряды. Военачальники вели к Воротам все новые отряды.

Им встретился Имрахиль, окликнувший их:

– Куда вы, Митрандир? Рохирримы вступили в бой, нам нужно собрать все силы.

– Собирайте всех, кого найдете! — крикнул на скаку Гэндальф. — И поскорее. Я приду, как только смогу, но сейчас спешу по делу Денетора. Принимайте командование, пока его нет!

Ветер дул им в лицо. Высоко в небе занимался слабый отблеск утра. Но теперь и это не внушало надежды. Подступило новое горе, и было страшно опоздать.

– Тьма уходит, — сказал Гэндальф, — но над Городом она еще держится.

У ворот Цитадели никого не было.

– Значит, Берегонд все–таки ушел, — с надеждой проговорил Пиппин.

Они повернули обратно и поспешили ко входу в усыпальницу. Обычно он был закрыт, но сейчас дверь оказалась распахнутой настежь, и на пороге лежал мертвый привратник. Ключей у него на поясе не было.

– Дело рук Врага, — сокрушенно произнес Гэндальф. — Он любит, когда друг восстает на друга, когда верность сменяется предательством.