Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Театр на Таганке продолжает свои гастроли в Париже. Вот как о тех днях вспоминает А. Демидова:

«На гастролях мы ходили вместе: Филатов, Хмельницкий, Дыховичный и я. Они меня не то чтобы стеснялись, но вели себя абсолютно по-мальчишески, как в школе, когда мальчишки идут впереди и не обращают внимания на девчонок. Тем не менее я все время была с ними, потому что больше — не с кем…

После спектакля мы обычно собирались у Хмельницкого в номере, он ставил какую-нибудь бутылку, привезенную из Москвы. Леня Филатов выпивал маленькую рюмку, много курил, ходил по номеру, что-то быстро говорил, нервничал. Я водку не люблю, тоже выпивала немножечко. Иногда говорила, но в основном — молчала. Ваня Дыховичный незаметно исчезал, когда, куда — никто не замечал. Хмель выпивал всю бутылку, пьянел совершенно, говорил заплетающимся языком: «Пошли к девочкам!» — падал на свою кровать и засыпал. Наутро на репетицию приходил Леня — весь зеленый, больной, я — с опухшими глазами, Ваня — такой же, как всегда, и Хмельницкий — только что рожденный человек, с ясными глазами, в чистой рубашке и с первозданной энергией…»

Актер Владислав Дворжецкий, который в конце прошлого года перенес инфаркт, вновь заболел. Несколько дней назад он ездил смотреть свою новую квартиру (ему выпала честь жить там же, где и нашей семье, — в Орехово-Борисове) и по дороге здорово замерз. Ночью 17 ноября ему стало плохо — начались жуткие боли в животе. Дотерпев до утра, актер затем вызвал своего лечащего врача Нелли Кухарчук.

Та поставила диагноз: анаэробная инфекция (грипп такой), не за горами инфаркт задней стенки. Выписала необходимые лекарства. Едва она ушла, Дворжецкий позвонил на киностудию, где тогда снимался, и сообщил, что приехать на съемки не сможет. Там сразу впали в панику: как? почему? у нас же план горит! Не дослушав эти причитания, Дворжецкий в сердцах бросил трубку. Однако так легко отделаться ему не удалось. Спустя полчаса к нему домой приехал ассистент режиссера и вновь стал уговаривать выйти на съемку. При этом привел убийственный аргумент: дескать, некоторые актеры и не с такими болезнями выходили на съемочную площадку и — ничего — живут и здравствуют до сих пор. В итоге Дворжецкий просто выгнал посланца вон. И правильно сделал, поскольку этой же ночью ему опять стало плохо. Всю ночь родные только и делали, что меняли ему рубашки. Только под утро актеру стало легче. В тот же день Дворжецким вручили ордер на новую квартиру.

Продолжаются съемки фильма «Женщина, которая поет». Отсняв павильонные эпизоды, группа вновь вышла на натуру. 18 ноября должны были состояться съемки на Белорусском вокзале, но их пришлось отменить из-за начавшегося дождя со снегом. На следующий день киношники облюбовали Дом культуры завода ЗИЛ, где был отснят один из самых кульминационных моментов фильма — выступление Анны Стрельцовой на телевизионном конкурсе. Она исполнила песню, взятую в название фильма.

В воскресенье, 20 ноября, в подвальчике на улице Чаплыгина, 1а, куда только что переехала театральная студия Олега Табакова (15 человек), состоялась генеральная уборка. Несмотря на то что пришли не все, подвал, что называется, вылизали до блеска. А ведь когда несколько месяцев назад этот подвал выделили под театр-студию, он представлял из себя жалкое зрелище, поскольку до этого в нем располагался… угольный склад.

Вспоминает О. Табаков:

«Повсюду не убираемый никем десятилетиями, рассыпавшийся в прах уголь, увенчанный пирамидками дерьма, которые оставляли после себя местные алкаши и бомжи. Все это выгребли, вычистили, отмыли мы с ребятами собственными руками. С помощью все того же Гольцмана (начальник РСУ Бауманского района, именно он выбил для студии этот подвал. — Ф. Р.) подвал отремонтировали, придали ему человеческий вид и приспособили к тому, чтобы можно было начать репетировать и показывать спектакли зрителям…»

В тот же день в «Комсомольской правде» был опубликован ответ на статью Юрия Щекочихина «Подделка» от 10 августа (речь в той статье шла о фарцовщике, который искусно подделывал отечественные футболки и продавал их втридорога). Ответ содержал в себе пространное интервью одного из руководителей легкой промышленности, в котором тот обещал читателям все немыслимые блага: мол, скоро у нас по части молодежной одежды все будет зашибись. Взять те же джинсы, которые в Советском Союзе были в страшном дефиците и за которыми молодые люди гонялись, как за жар-птицей. По словам чиновника, если в прошлом году отечественная промышленность выпустила 21 миллион джинсов, то в нынешнем планируется выпустить 27,8 миллиона. Кроме этого, будет выпущено 7 миллионов джинсовых костюмов, а мужских сорочек типа «батник» — 4 миллиона. Но на самом деле все приведенные цифры, конечно же, ничего хорошего по-прежнему не сулили. Во-первых, что такое 27,8 миллиона джинсов в стране, где молодых жителей насчитывалось почти 100 миллионов человек? Капля в море. Во-вторых, джинсы советского производства — это была такая лажа (их выпускал Родниковский меланжевый комбинат, фабрика «Рабочая одежда», и назывались эти штаны «Орбита»). Помню, мы их в своей среде называли «чюхасы». И по их адресу отпускали язвительную фразу: «Сойдет для сельской местности». Поэтому люди и шли к фарцовщикам, у которых цены, конечно, кусались (штаны стоили от 200 рублей), зато можно было приобрести настоящую «фирму».

22—23 ноября в «Женщине, которая поет» продолжили съемки эпизодов «телевизионный конкурс», но уже в 4-м мосфильмовском павильоне. 24 ноября съемочной площадкой на время стала столовая киностудии, а на следующий день Пугачева и ансамбль «Ритм» переместились в тонстудию, где прошла перезапись музыки и песен к фильму. Кстати, о песнях. К тому моменту вокруг них разгорелся нешуточный скандал, который едва не поставил под сомнение дальнейшую работу над картиной. Как мы помним, первоначально всю музыку к ленте должен был написать Александр Зацепин. Но Пугачева решила воспользоваться случаем и пристроить в фильм несколько песен собственного сочинения. Но, поскольку это был ее дебют на композиторском поприще, она решила схитрить: с подсказки своего супруга Александра Стефановича выдумала композитора-инвалида Бориса Горбоноса (фамилию Горбонос носил один из одноклассников Стефановича), надеясь, что к калеке будет иное отношение. И не ошиблась. В фильм эти песни действительно взяли. Но тут возмутился Зацепин, которому Пугачева первоначально обещала, что песни Горбоноса записываются исключительно для того, чтобы звучать по радио и на пластинках. Композитор отправился к директору «Мосфильма» Сизову и заявил, что уходит из картины. Но Сизов буквально взмолился: «Александр Сергеевич, не губите! Вы же на студии 20 лет работаете и должны войти в наше положение. У нас одна картина уже закрылась. Если мы закроем и эту, нам сотрудникам зарплату будет нечем платить. К тому же этот Горбонос — парализованный юноша. Неужели вы не хотите ему помочь?» Зацепину стоило большого труда не выдать Пугачеву: ведь он являлся единственным посторонним человеком, кто был посвящен в аферу певицы, и прекрасно знал, что никакого Горбоноса в природе не существует. Но он сдержался и из картины не ушел. Но это будет его последняя совместная работа с Пугачевой.

26 ноября советское искусство понесло тяжелую утрату: на 76-м году жизни скончался замечательный актер, один из последних великих «стариков» МХАТа Алексей Грибов. Как мы помним, в 74-м, во время гастролей театра в Ленинграде у Грибова прямо на сцене случился инсульт. Доиграв спектакль, артист угодил на больничную койку, после чего врачи вынесли однозначный вердикт: к сценической деятельности не пригоден. Какое-то время Грибов с полной серьезностью относился к заключению врачей, но затем вновь стал рваться на сцену. Режиссер Всеволод Шиловский в 75-м году взялся за постановку пьесы Т. Уильямса «Сладкоголосая птица юности», где роль Босса Финли предназначалась для Грибова. Но, увы, здоровье так и не позволило великому актеру снова выйти на сцену. Премьера состоялась без него (роль досталась П. Массальскому).

В тот же день, когда скончался Грибов, ваш покорный слуга отправился на хоккей: во Дворце спорта в Лужниках состоялся матч между столичным «Спартаком» и челябинским «Трактором». На тот момент дела у народной команды продолжали оставаться «швах»: она уже умудрилась проиграть 7 игр и находилась на 8-м месте. Она и «Трактору» продует, но речь не об этом. На этот матч я отправился не один, а в компании своего лучшего друга Сергея Глушкова и своей бывшей одноклассницы Наташи. С последней у нас были взаимные чувства друг к другу, но дальше мимолетных общений в школе наши дела не заходили. А потом я и вовсе сменил место жительства. Но мысль продолжить наши отношения меня не покидала. И вот в конце ноября я набрался смелости и пригласил ее на хоккей. Почему именно на хоккей, я до сих пор понять не могу: видимо, думал, что ей это тоже будет интересно. Много позже выяснится, что все происходящее на площадке моей девушке было до лампочки, но она терпеливо высидела весь матч, поскольку боялась меня обидеть. Самое забавное, что я расценил это молчание как знак одобрения и с тех пор стал приглашать Наталию чуть ли не на все московские матчи «Спартака».