Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Я занимался вопросами национальной безопасности при четырех президентах, и с годами у меня сложилось четкое представление о надлежащих усилиях в этой сфере. Я хорошо усвоил, что пристальное внимание Белого дома и СНБ к военным операциям и тактическим деталям, как правило, контрпродуктивно (вспомним Джонсона, выбирающего цели для бомбежек во Вьетнаме), а иногда и опасно (скандал «Иран – контрас»). И в администрации Обамы больше всего неприятностей мне доставляли не политические инициативы ШНБ, а склонность к микроменеджированию, будь то спасательная операция на Гаити, бесполетная зона над Ливией или, разумеется, Афганистан. Я регулярно сопротивлялся. Когда я сам работал в Белом доме, невозможно было даже вообразить, что сотрудник СНБ может позвонить четырехзвездному боевому командиру: такой звонок, скорее всего, стал бы причиной для увольнения этого сотрудника, – однако при Обаме это сделалось обыденным явлением. Я распорядился, чтобы командующие перенаправляли все подобные звонки в мою канцелярию. «Контролирующая мания» Белого дома при Обаме, его стремление «примазываться» к любому успеху и нежелание воздавать должное людям, которые фактически выполняли ту или иную работу, сильно задевали нас с Хиллари Клинтон.

Следует признать, что началось все до Обамы. Устойчивая тенденция к ужесточению контроля за аппаратом национальной безопасности стала очевидной с тех самых пор, как Гарри Трумэн объявил своими главными советниками по национальной безопасности государственного секретаря и министра обороны. (Я понимаю Трумэна – ведь эти посты при нем занимали Дин Ачесон[146] и Джордж Маршалл!) Но даже Трумэн изначально возражал против закона о создании Совета национальной безопасности, уверяя, что конгресс пытается навязать ему «кабинетное правительство». После Трумэна штат администрации, причастный к решению вопросов национальной безопасности, увеличился многократно. Сравнительно недавно, при Скоукрофте в начале 1990-х годов, профессиональный штат СНБ насчитывал около пятидесяти человек. Сегодня в ШНБ таких сотрудников насчитывается свыше 350.

«Одержимость» контролем в Белом доме и ШНБ при Обаме вывела микроменеджмент и оперативное вмешательство на новый уровень. Отчасти, думаю, это связано с биографиями и профессиональным опытом президентских назначенцев. На протяжении большей части моей карьеры в правительстве на руководящие должности в СНБ назначались люди, которые, возможно, имели определенные партийные симпатии, но обладали при этом крепкой внешнеполитической репутацией и имели отношение к сфере национальной безопасности до попадания в администрацию – они приходили из академических кругов (например, Генри Киссинджер, Збигнев Бжезинский, Конди Райс) или после службы в армии, в разведке, либо с опытом работы в области международной политики (например, Фрэнк Карлуччи, Джим Джонс, Колин Пауэлл, Стив Хэдли, Брент Скоукрофт и я сам). Конечно, не обходилось без назначений, основанных на политических соображениях или на «личных обязательствах», но то были редкие исключения. Зато при Обаме руководство ШНБ составили люди – несомненно, умные, политически подкованные и чрезвычайно трудолюбивые, этакие «суперсотрудники», преимущественно выходцы с Капитолийского холма, – которые занимались вопросами национальной безопасности только по карьерной необходимости. Эти перемены, по моему мнению, объясняют очевидное непонимание важности соблюдения традиционных институциональных разграничений между Белым домом, Пентагоном и военным командованием.

«Стилистически» два президента имели больше общего, чем я ожидал. Оба чувствовали себя наиболее комфортно в окружении ближайших помощников и друзей (что логично) и в значительной степени избегали «социальных обязанностей», которые предполагает жизнь в Вашингтоне. Оба, как мне кажется, терпеть не могли конгресс и необходимость договариваться с конгрессменами, в том числе с представителями собственной партии. К сожалению, ни один из президентов не задался целью найти среди конгрессменов сторонников, союзников или друзей. Оба в итоге заслужили наихудшее из возможных отношение к себе в конгрессе, их не особенно ценили и нисколько не боялись. Соответственно ни один из президентов не мог рассчитывать на твердую поддержку в конгрессе, выходящую за рамки партийной лояльности, лоббистской корысти или политических договоренностей. Здесь они схожи с Джимми Картером и Ричардом Никсоном и сильно уступают Линдону Джонсону, Форду, Рейгану и Бушу-41. Также оба они не слишком стремились налаживать тесные личные отношения с лидерами других стран. Буш, пожалуй, преуспел чуть больше Обамы, но и ему далеко до разнообразия контактов Форда, Рейгана и Буша-41 (про Клинтона не скажу, я с ним не работал). Оба президента, короче говоря, казались мне намеренно избегающими обязательств, принципиально важных для успехов на международной арене.

Оба проявляли внимание и заботу к нашим мужчинам и женщинам в военной форме и их семьям. Оба президента – и их жены – уделяли много времени и сил, помогая раненым и семьям военнослужащих. Особенно, пользуясь случаем, хочу поблагодарить за помощь Мишель Обаму и Джилл Байден. Оба президента регулярно навещали раненых в госпиталях и встречались с семьями погибших. Никто не вправе требовать от них большего – оба в этом отношении вели себя так, как и подобает президентам США.

Со мной оба держались доброжелательно и дружелюбно, но по-деловому. У президента Обамы, думается, было намного больше поводов злиться на меня, чем у Буша, однако по стандартам Джонсона и Никсона – чей гнев устрашал даже старших чиновников администрации, – Обама, даже раздраженный, оставался неизменно любезным, никогда не переходил на личности и не опускался до оскорблений. И его раздражение быстро проходило. Временами же, уверен, он относился ко мне лучше, чем я заслуживал.

Я наблюдал, как оба президента принимают решения, по их мнению, отвечающие интересам страны, независимо от внутриполитических последствий, зарабатывая таким образом уважение и похвалу потомков. Хотя, как я уже говорил, при Обаме политические соображения превратились в значимый фактор влияния в сфере национальной безопасности, снова и снова на моих глазах он принимал решения, от которых его отговаривали политические советники или которые не пользовались популярностью у коллег-демократов и различных групп поддержки. В целом, скажу прямо, я научился уважать обоих президентов.

До того как стать министром обороны, я воспринимал войны и все, что с ними связано, так сказать, с безопасного расстояния – из тиши кабинетов в Белом доме и в ЦРУ. Но я прочитал много книг по истории войн, о военной доблести, славе, глупостях и ужасах войны. Министерское кресло превратило абстрактное знание в реальность, тишина кабинетов сменилась потом и кровью. Я увидел воочию страшную цену войны – загубленные и потерянные жизни.