Путешествия и исследования в Африке - Чарльз Ливингстон

Подняться на эти горы без тропинки не было бы особым подвигом; но мы не могли разрешить себе потратить время на это длительное восхождение: наши запасы продовольствия почти совсем иссякли, поэтому мы двинулись дальше на север, надеясь найти там все, что нам нужно.

Позднее мы выяснили, что у бедных жителей были достаточные основания для нежелания вести чужеземцев, о которых они ничего не знали, к тем местам, где находились их запасы зерна, которые они были вынуждены прятать в горах после вражеских набегов.

Когда мы поравнялись с вершиной Чиробве, жители перестали давать нам проводников. Они боялись своих врагов, селения которых теперь находились к востоку от нас. Вынужденные двигаться вперед без проводников и кого бы то ни было, кто рекомендовал бы нас населению, мы нередко оказывались в затруднительном положении, так как троп было много, и они шли не вдоль долины, а пересекали ее зигзагами. Они были проторены жителями селений, спускавшимися из деревень, расположенных на склонах, к лежащим ниже лугам, где были их огороды. Наши затруднения увеличивались еще тем, что речки и горные потоки образовали ущелья глубиной от 30 до 40 футов, с отвесными стенами, на которые можно было взбираться только в определенных местах. Оставшиеся на склонах хребта жители, видя чужеземцев, мечущихся из стороны в сторону и часто пытающихся перебраться через эти потоки в невозможных местах, издавали пронзительный военный клич и оглашали долину дикими возгласами. Это была война, настоящая война, и мы находились слишком глубоко в долине внизу, чтобы они могли услышать наши объяснения. К счастью, они выжгли на большом протяжении высокую траву, и она скрывала их от нас только местами. Мы выбирали открытые места и проводили там ночи, причем все окружавшие нас туземцы считали нас охотниками за невольниками. Но нас не беспокоили, хотя обычно в этой части страны на врагов нападают ночью.

Ночи в долине, расположенной на этой высоте, были прохладными; температура спускалась до 8°, в 9 часов утра и в 9 часов вечера она равнялась 15°, что и составляло среднюю температуру дня. В полдень температура была 28°, а при заходе солнца 21°.

Не совсем выжженные еще стебли травы и солома, валявшиеся на дорожках, сильно затрудняли ходьбу. Читателю это покажется очень небольшим препятствием. Но он должен представить себе стебли травы толщиной в мизинец и солому, похожую на наши трости, лежащими в одном направлении, одна на другой, так что нужно поднимать ноги, как если бы ты шел по высокому, густому вереску. Благодаря этим стеблям стали ясны причины известных взрывов, подобных выстрелам из пистолетов, которые слышатся во время ежегодных пожаров: разогретый воздух, расширяясь внутри стеблей, разрывает их с громким треском и разбрасывает их обломки.

Туземцы возделывали здесь много зерна, и мы видели на покинутых полях пасущихся буйволов, а также несколько женщин, которые убегали гораздо быстрее, чем животные.

Увидев 29-го числа у одного селения нескольких жителей, стоявших под деревом, мы присели и послали Мазего, одного из наших спутников, для переговоров с ними. Он вернулся к нам вместе с Матундой, старшиной деревни, принесшим для нас тыквенную бутыль с водой. Матунда сказал нам, что все население бежало от аджава, которые только что прекратили грабеж, так как им дали 5 человек в уплату пени за какое-то оскорбление, из-за которого они вторглись в страну. У Матунда было много зерна для продажи, и вскоре все женщины занялись его перемалыванием в муку. Мы обеспечили себя большим запасом хлеба и четырьмя дойными козами. Козы манганджа гораздо лучшей породы, чем обычные африканские; у них короткие ноги и широкое туловище красивой формы. Мы обещали макололо, когда нам уже не нужно будет молока, отдать им коз для улучшения имеющейся у них дома породы, и это должно было побудить их особенно тщательно ухаживать как за козами, так и за козлятами, заботясь о корме для них и оберегая их во время переходов.

Покинув Матунду, мы подошли к концу горной долины. Когда готовились спуститься по крутому склону в тысячу футов, справа от нас возвышались гордые вершины мыса Мэклер с синеющей у их подошвы водой; перед нами были видны горы Ценга, а слева – хребет Кэрка, простирающийся к северу и, по-видимому, становившийся ниже. При спуске в прекрасную богатую волнистую долину нам пришлось переправляться через множество непересыхающих речек, текущих к востоку с гор, находившихся слева от нас, в то время как все речки позади нас, в более высокой местности, соединялись, по-видимому, в одну называющуюся Лекуэ, которая впадает в озеро.

После длинного дневного перехода по долине озера, где температура воздуха была гораздо выше, чем в той, которую мы только что оставили, мы вошли в деревню Катоза. В этом селении, расположенном на берегу реки среди колоссальных деревьев строевого леса, мы увидели большой отряд аджава (сами они называют себя вайяо), вооруженных мушкетами. Мы сели среди них, и вскоре нас пригласили к двору вождя; нам предложили обильную порцию каши, буйволового мяса и пива. Катоза был откровеннее, чем другие вожди манганджа, с которыми нам приходилось встречаться, и сделал нам комплимент, сказав, что мы, должно быть, его «бази-мо» (добрые духи его предков), потому что, когда он жил в Памаломбе, мы спустились к нему сверху – мы были людьми, подобных которым он еще никогда не видел и неизвестно откуда явившимися. Он уступил нам для ночевки одну из своих собственных больших и чистых хижин. Мы пользуемся этим случаем, чтобы сказать, что то впечатление, которое мы вынесли из нашего первого путешествия в горы из селений Чисунзе, – об исключительной нечистоплотности манганджа, – было ошибочным. Эта нечистоплотность присуща только населению прохладных высот.

Здесь же мы наблюдали, как толпы мужчин и женщин ежедневно купались в реке, протекающей возле их селений. Согласно нашим наблюдениям, и в других местах это было общим обычаем населения – как манганджа, так и аджава.

Утром 1 сентября, перед тем как мы отправились в путь, Катоза прислал нам огромную тыквенную бутыль, в которой было по меньшей мере 3 галлона пива, а потом пришел сам и пригласил нас «остаться у него на целый день и с ним откушать». Когда мы объяснили ему, почему так спешим, то он сказал, что, хотя и живет на дороге, по которой обычно проходят все путешественники, он никогда не задерживает последних, но хотел бы, чтобы мы остались с ним на день. Мы пообещали погостить у него немного на обратном пути; он дал нам около 40 фунтов риса и трех проводников, которые должны были проводить нас к подвластной ему женщине-вождю Нквинде, жившей на берегу лежащего перед нами озера.