Весь Дэвид Болдаччи в одном томе - Дэвид Балдаччи

эта страна давно погрязла бы в пучине самоубийственной войны. Так вот, я намерен принять решение позже. А пока мне не хотелось бы, чтобы вы делали какие-нибудь признания, а тем более сдавались. Ясно?

Стоун посмотрел на Алекса, на Нокса и затем на президента.

— Вы уверены, сэр?

— Нет, не уверен, — ответил тот резко. — Однако будет именно так. Я отнюдь не сторонник вигилантизма. Никогда не был и никогда не буду. Но у меня есть душа и сердце, чувство чести и приличия, что бы там ни заявляли мои оппоненты. Я понимаю, что вы больше не военнослужащий, но я пока еще президент этой страны. И вы выполните мой приказ.

— Да, сэр, — ответил пораженный Стоун.

Они были уже в дверях, когда Бреннан добавил:

— Принятие подобного решения потребует времени, долгого времени. Как президент, я постоянно сталкиваюсь с другими проблемами; боюсь, с высокой степенью вероятности, я совершенно забуду об этом деле. До свидания, Карр. Желаю удачи.

Только когда за ними закрылась дверь, Нокс с Алексом облегченно вздохнули.

— Ой-йо-о, — простонал Нокс. — Надо срочно выпить. Пошли, я угощаю.

Глава 83

Оливер Стоун открыл калитку кладбища «Гора Сион» и прошел к своему коттеджу. Входная дверь была не заперта. Войдя, он обнаружил, что никаких изменений, сделанных в свое время Аннабель, больше нет. Все снова было в том виде, как он когда-то оставил.

Он сел за стол и провел ладонью по старому дереву столешницы, откинулся на спинку скрипящего кресла и оглядел стену полок с любимыми книгами. Сварил кофе и с кружкой в руке пошел осматривать ряды могил, отмечая, что и как он сделает завтра в первую очередь. Он снова стал смотрителем священной земли. Это были его долг и обязанность.

Вечером пришли друзья. Он крепко обнял Рубена, Калеба и Аннабель, еще раз благодаря их за все. Рубен принес несколько упаковок пива, а Калеб — бутылку хорошего красного вина. Позже появились Алекс, Гарри и Нокс.

Пока Нокс и Стоун беседовали перед камином, в дальнем углу шел оживленный разговор между Алексом и Аннабель. Она держала бокал с вином, он — пиво.

— А с чего ты, в самом деле, решился нам помогать? — вдруг спросила она.

— Друзей не бросают умирать от собственной глупости.

— Вот спасибо.

Он придвинулся ближе.

— А если честно, мне пришло на ум, что мы позволили событиям принять зловещий оборот. А еще я хотел бы сказать, что, несмотря на все те гадости, что ты наговорила, мне по-прежнему приятно иногда с тобой потусоваться.

— Ой, неужели правда?

— Очень даже правда.

— Никак, вариант строчки «Вернись ко мне», который распевают агенты секретной службы?

— Нет, мы народ молчаливый. Но надежный.

Аннабель взяла его под руку.

— Ты поступил замечательно, — прошептала ему на ухо. — Прости меня за те слова. — Она взглянула на Рубена. — Это он мне мозги вправил.

— Тогда давай начнем с нуля, а там видно будет.

Сидевший в противоположном углу Рубен простонал:

— Чувак, меня сейчас стошнит.

— Не ревнуй так, Рубен, — ответил ему Калеб. — Он моложе и гораздо симпатичней. У меня, между прочим, тоже никого нет. По женской части я такой же неудачник, как и ты. Надеюсь, хоть это тебя утешит.

Рубен залпом опрокинул целую банку пива и, ворча себе под нос, отошел от друга.

Все обернулись, когда у Алекса зазвонил мобильник.

— Алло? — Алекс чуть не выронил банку пива и щелкнул пальцами, прося тишины. — Так точно, сэр. Нисколько, сэр. Будет сделано, сэр. Можете рассчитывать, сэр.

Он закончил разговор и обвел всех удивленным взглядом.

— Кто это? — спросил Нокс. — Уж не президент ли?

Алекс медленно покачал головой, подошел к Стоуну и положил руку ему на плечо.

— Председатель Объединенного комитета начальников штабов.

— Чего-о? — Рубен вдруг побледнел. — Какого дьявола ему надо? Я давным-давно не в армии.

— Он звонил по поводу тебя, Оливер.

— А что по поводу меня?

— Мы снова приглашены в Белый дом, — пояснил Алекс. — На завтра.

— Как? Зачем?

Алекс улыбнулся.

— Насчет твоей медали, друг мой. Давнишний долг. Высокое начальство подняло твое личное дело и обновило представление. Президент его немедленно утвердил.

— Фантастика! — взревел Рубен и хлопнул Стоуна по спине.

Остальные окружили его с поздравлениями.

Когда унялась суматоха, заговорил Стоун:

— Алекс, будь так добр, перезвони и передай им, пожалуйста, что я признателен за награду, но не могу ее принять.

— С ума сошел! — вскричал пораженный Рубен.

Алекс поддержал его:

— Оливер, еще никто не отвергал Почетную медаль Конгресса. Никто. Черт, а сколько солдат награждены ею посмертно!

— Я не отвергаю награду. Это было бы бесчестьем для всех, кто ее заслужил. Я только отказываюсь от награждения. Произошла ошибка.

— Черта с два! Ты ее заслужил, — подал голос Гарри. — Я читал твое дело, Оливер.

— Может, и заслужил. Еще тогда. И принял бы ее в то время. Но сейчас-то я ее не заслуживаю. Принять Почетную медаль мне теперешнему — значит опозорить всех награжденных ею солдат.

— Оливер, прошу тебя, — сказала Аннабель, — подумай как следует. Ты станешь частью американской истории. Много ли народу получило такую возможность?

— Я и так уже часть американской истории, Аннабель. Я знаю, что делал на поле боя, чтобы не погибли товарищи. Но я также прекрасно осознаю, что творил после армейской службы.

— Ты выполнял приказы, — возразил Алекс.

— Слепо повинуются бараны. Мы же не считаем себя баранами.

Последним, положив руку ему на плечо, высказался Калеб:

— Я не служил в армии, и мне трудно об этом судить. Могу лишь сказать, что я горд от того, что моего друга решено наградить. Но за то, что ты решил отказаться от награждения, я горжусь тобой даже больше.

Когда друзья ушли, обещав в скором времени заглянуть к нему снова, Стоун достал контейнер, в котором хранил магнитофон. Там были еще две вещи.

Сначала он долго смотрел на фотографию малышки Бет, которая, став взрослой, погибла, так и не узнав, что он ее отец. Затем взял в руки другую выцветшую фотографию.

На этом снимке Клэр навсегда осталась молодой женой и матерью. Только Клэр Карр все эти годы не позволяла ему опустить руки и сдаться обстоятельствам. В страшной тюрьме, где Тайри с подручными доводили их до звероподобного состояния, только память о Клэр заставляла его цепляться за жизнь.

Ни одной их совместной фотографии не осталось: в те страшные дни он интуитивно уничтожил все, сохранив лишь этот кусочек памяти. Снимок Клэр был единственным воспоминанием, не дававшим умереть в его душе молодому солдату, мужу и отцу Джону Карру. Не правительственному киллеру, а ему,