Страх Мудреца - Патрик Ротфусс

Все это произошло на протяжении одного вздоха.

- Все, что вы знаете о Фаэ можно уместить в наперсток,- сказал Баст, глядя на писца без выражения, и голос его был плоским и ровным.

- Как ты смеешь не доверять мне?

Ты не имеешь понятья, кто я.

Хронист сидел очень тихо, но не отвел взгляда.

- Я клянусь в этом моим языком и зубами, - сухо произнес Баст.

- Я клянусь в этом дверями из камня.

Я скажу тебе три тысячи раз.

Что не существует никого в твоем и моем мирах более опасного, чем Ктаэ.

- В этом нет необходимости, Баст, - мягко сказал Квоут.

- Я доверяю тебе.

Баст повернулся и посмотрел на Квоута, затем несчастно провис в свое кресле.

- Я хочу, чтобы ты не делал этого, Реши.

Квоут усмехнулся.

- Таким образом, после того, как человек встретится с Ктаэ, все, что он выберет, будет не верным.

Баст покачал головой, его лицо было бледным и вытянутым.

- Не неверными, Реши, а катастрофическими.

Иакс говорил с Ктаэ перед тем, как украсть луну и это вызвало войну создания.

Ланре говорил с Ктаэ, прежде чем организовал предательство Мир Танриэль.

Создание Безымянного.

Скаэндин.

Все они могут быть прослежены назад к Ктаэ.

Выражение лица Квоута сделалось отсутствующим.

- Что ж, это безусловно оставляет меня в интересной компании, не так ли? - сухо сказал он.

- Это больше чем так, Реши, - ответил Баст.

- В наших пьесах, если дерево Ктаэ показано вдали на фоне декораций, то вы знаете, что эта история будет худшим видом трагедии.

Его помещают туда, чтобы зрители знали, чего ожидать.

Так что они знают, что все будет ужасно неправильным в конце концов.

Квоут долгое время смотрел на Баста.

- Ох, Баст, - сказал он мягко своему ученику.

Его улыбка была мягкой и усталой.

- Я знаю какой вид истории я рассказываю.

Это не комедия.

Баст поглядел вверх на него своим пустым и безнадежным взглядом.

- Но Реши... - Его рот двигался, пытаясь найти слова и не мог.

Рыжеволосый трактирщик указал жестом на пустой зал.

- Это конец истории, Баст.

Мы все это знаем. - голос Квоута был таким, как будто ничего не случилось, как в случае, если бы он говорил о вчерашней погоде.

- Я провел интересную жизнь и это воспоминание добавляет ей дополнительную сладость.

Но...

Квоут глубоко вздохнул и нежно выдохнул.

...но это не лихой роман.

Это не басня, где люди возвращаются из мертвых.

Это не воодушевляющий эпос, призванный взбурлить кровь.

Нет. Мы все знаем, какого сорта эта история.

На минуту казалось, что он будет продолжать, но вместо этого его глаза безучастно блуждали по пустой таверне.

Лицо его было спокойно, без тени гнева или горечи.

Баст метнул взгляд в Хрониста, но на этот раз в нем не было былого огня.

Не было гнева.

Ни ярости или приказа.

В глазах Баста были отчаяние и мольба.

- Это не кончилось, ведь вы еще здесь, - сказал Хронист.

- Это не трагедия, если вы еще живы.

Баст нетерпеливо кивнул на это, оглядываясь на Квоута.

Квоут посмотрел на обоих на мгновение, затем улыбнулся и засмеялся низким грудным смехом.

- Ох, - сказал он нежно.

- Вы оба так молоды.

Глава 106

Возвращение.

После моей неожиданной встречи с Ктаэ прошло много времени прежде, чем я снова был в порядке.

Я спал много, но урывками, поскольку на меня бесконечно набрасывались страшные сны.

Некоторые из них были яркими и их было невозможно забыть.

В основном они были о моей матери, отце и труппе.

Худшими из них были те, когда я просыпался плача, не помня, что мне снилось, только болела грудь и оставалась пустота в моей голове, как чертов пробел, оставленный отсутствующим зубом.

Первый раз, когда я так проснулся, там была Фелуриан, смотрящая на меня.

Выражение ее лица было настолько нежным и взволнованным, чем я ожидал, что она будет тихонько роптать на меня и рвать мои волосы, как Аури делала в моей комнате несколько месяцев назад.

Но Фелуриан не сделала ничего подобного.

- Ты в порядке? - спрашивала она.

У меня не было ответа на это.

Я был с размытой памятью, спутанным сознанием и горем.

Не доверяя себе говорить, не заплакав снова, я лишь покачал головой.

Фелуриан наклонилась и поцеловала меня в уголок моего рта, посмотрев на меня долгим взглядом и села обратно.

Потом она пошла в бассейн и вернулась ко мне, чтобы напоить водой из ее сложенных рук.

В последующие дни Фелуриан не давила на меня с вопросами и не пыталась привлечь меня.

Она время от времени пыталась рассказать мне истории, но я не мог сосредоточиться на них, так что они были более лишенными смысла, чем когда-либо.

Некоторые из них заставляли меня бесконтрольно плакать, хотя в них не было ничего печального.

Однажды я проснулся и нашел, что ее нет, только чтобы часы спустя обнаружить ее вернувшейся, принесшей странные зеленые плоды, больше, чем моя голова.

Она застенчиво улыбнулась и протянула его мне, показывая, как снимать кожистую кожуру, чтобы выявить оранжевую мякоть внутри.

Мясистый и остро-сладкий, он делился на части в спиральных сегментах.

Мы ели их молча, пока ничего не осталось, кроме круглых, твердых и скользких семян.

Они были темно-коричневыми и настолько большими, что я не мог его обхватить рукой.

С небольшим цветением Фелуриан расколола его, открыв с помощью камня, показав мне, что внутри было сухо как в жареном орехе.

Мы съели это тоже.

Его вкус был горьковатый и перечный, отдаленно напоминающий копченого лосося.

Внутри располагалось другое семя, белое, как кость и размером с мраморный шарик.

Фелуриан дала его мне.

Оно было конфетно-сладким и слегка липким, как карамель.

Однажды она оставила меня в покое на протяжении нескольких бесконечных часов, только чтобы вернуться с двумя коричневыми птицами, тщательно сложенными в каждой руке.

Они были меньше, чем воробьи, с поразительными, как листья зелеными глазами.

Она поставила их рядом вниз, где я лежал на подушках и когда она свистнула, они начали петь.

Не отрывочным пением птиц, они пели настоящие песни.

Четверостишиями с припевом между ними.

Сначала они пели вместе, затем в простой гармонии.

Однажды я проснулся и она дала мне пить из кожаной чашки.

Это пахло фиалками и вкуса вообще не было, но было ясно, тепло и чисто у меня во рту, как будто я пил летние солнечные лучи.

В другой раз она дала мне гладкий красный камень, который был теплым в моей руке.