Нежность августовской ночи - Татьяна Тронина

Они подъехали к старинному особняку напротив храма Христа Спасителя. Двор был огорожен. Толик показал пропуск охраннику на въезде.

Машину бывший муж припарковал у живописного палисадника.

– Я лучше здесь, на лавочке, посижу… – Евгения вышла из машины и огляделась оценивающе. Потом достала фотоаппарат, с которым никогда не расставалась.

– Я тебя умоляю, не фотографируй… – Толик чуть ли не силой заставил Евгению положить камеру обратно в кофр. – Тут нельзя снимать.

– Бред. Почему нельзя? Такой милый двор… такой дом… Толик, у меня больше не будет возможности… Дай я сниму!

– Нет. Тут такие люди живут… Господи, ну почему ты такая упрямая… – Он схватил ее за руку и потащил за собой к подъезду. – Ни на секунду тебя нельзя оставить без присмотра!

…Чистейший, красивейший холл с ковром и цветами, консьержка в стеклянном аквариуме.

– Роза Фаритовна, я к маме… – весело крикнул Толик. – Это со мной.

– Иди, Толя, иди… – благостно кивнула консьержка из-за стекла.

…В квартире Веры Артамоновны, бывшей свекрови Евгении, царил имперский дух. Красное дерево, позолота, хрустальные светильники, обитые бархатом кресла… В таких апартаментах даже находиться было страшно, да и неуютно – словно в музее. Не для жизни квартира…

Толика и Евгению встретила в холле домработница.

– Лиза, я к маме… Она у себя?

– Да, ждет тебя. Женечка, чаю? – Пожилая домработница Лиза еще помнила Евгению, которая бывала здесь когда-то – раза два или три.

– Нет, спасибо.

Евгения села на диван в холле, принялась листать журнал. Домработница ушла, Толик тоже скрылся в глубине квартиры.

Некоторое время было тихо, потом издалека, за несколькими дверями, раздался громкий, низкий, словно гусиный гогот, голос бывшей свекрови:

– Нет, нет и еще раз нет…

Потом, в ответ, голос Толика – просительный, успокаивающий.

– Нет, я сказала… никаких денег не хватит… это дорого! Я уже решила – мы перепродадим…

Опять Толик – что-то увещевающее.

– Какой, к черту, бизнес-план… у меня нет таких денег, я сказала…

Толик в ответ терпеливо принялся растолковывать что-то.

Мать и сын спорили. Евгения прислушалась, но слов больше не разобрала – лишь непрерывный, перебивающий друг друга гул двух голосов. Так монотонно могли общаться лишь партнеры по бизнесу. Они и были партнерами, насколько знала Евгения. Мать, Вера Артамоновна, – глава «Урбанис-холдинга». Толик – вице-президент. Впрочем, вице-президентом он стал совсем недавно – до того Вера Артамоновна не приглашала сына в свою контору, даже на самую рядовую должность. А потом раз – и вице-президентом Толика назначила…

Прошло около часа.

Евгения уже начала было дремать, как в холл вдруг вышла сама Вера Артамоновна, без Толика. Уставилась круглыми черными глазами на Евгению.

– Вера Артамоновна, здравствуйте, – кивнула молодая женщина.

На Вере Артамоновне была длинная, расклешенная книзу юбка годе, которая максимально уродовала и без того грузную фигуру женщины, и пиджак с огромными плечами. Одевалась Вера Артамоновна в лучших магазинах, вещи ее были качественными, из отличной ткани. Очень дорогими. Но, к сожалению, совершенно не шли ей.

Равно как и обувь – немецкая, добротная, для проблемных ног. Не туфли – а мягчайшие, удобнейшие лапоточки грязно-серого цвета. Правда, очень уродливые, причем это откровенное уродство и было фирменным знаком, «фишкой» фирмы, их выпускающей, – дескать, у нас главное не красота, а удобство…

Стриглась Вера Артамоновна в элитном салоне, но прическа ее тоже выглядела не лучшим образом – паклевидные желтые пряди торчали в разные стороны, затылок был вечно примят. Как встала утром Вера Артамоновна с постели, так и пошла править своим холдингом. На укладку времени не тратила. А что у нее там на затылке – какая разница…

На правой щеке Веры Артамоновны сидела довольно крупная шишка – разновидность доброкачественного образования, вроде невуса или атеромы. Удалить эту шишку можно было за пять минут в Институте красоты, но Вере Артамоновне даже в голову это не приходило.

Вера Артамоновна, странная, очень замкнутая женщина, могла говорить только о работе, и только с теми, с кем ее связывала эта работа. Никакого другого – эмоционального, например, общения, она не знала. О сыне, как уже известно, она вспомнила недавно – когда Толика уволили из конторы, где тот вкалывал рядовым сотрудником. Вроде как неприлично стало его игнорировать. Это в других странах дети миллионеров подрабатывали официантами в забегаловках, продавцами в магазинах… В России же семейственность являлась нормой.

Вере Артамоновне надоело отвечать на вопросы знакомых, чем занимается ее сын («Толик у меня менеджер, в магазине бытовой техники!») – поскольку знакомые после этого начинали дружно ахать и охать: «Как, Толик не нашел своего места в жизни? Да как же так, да при такой маме… Да взяли бы вы его под крыло!»

Вот под давлением общественного мнения Вера Артамоновна и взяла сына к себе, посадила на должность вице-президента. Хотя, как подозревала Евгения, воли сыну по-прежнему не давала…

– Чё это ты с ним таскаешься? Вы помирились, что ли? – спросила бывшая свекровь, глядя с недоумением на Евгению.

– Мы с Толиком? Нет, – ответила та. – Просто есть еще одно незаконченное дело… Пустяковое.

– А-а… слава богу, – своим «гусиным», гогочущим голосом произнесла Вера Артамоновна. – Он дурак, ты с ним не связывайся, Женька.

– Мама! – В холл вышел и Толик. Несчастный тридцатилетний мальчик, не любимый матерью… Много лет назад подруги, узнав, что Евгения выходит замуж за сына столичной бизнесвумен, миллионерши, – завидовали ей, Евгении. Дурочки они, эти подруги. Вера Артамоновна и сыну лишней копейки не даст, не то что какой-то там невестке…

Впрочем, Евгения выходила за Толика по любви. Не из-за денег его матери.

– Да что – «мама»! – с раздражением отозвалась Вера Артамоновна. – Такую хрень придумал… Бизнес-план наваял, называется. В жопу его себе засунь, этот план.

Толик побледнел, потом покраснел.

Вера Артамоновна никогда не отличалась деликатностью. Но грубиянкой Евгения ее тоже не назвала бы.

Бывшая свекровь была просто мужиковатой теткой. Прямолинейной и простой. Можно ли назвать прораба на стройке, орущего матюками на рабочих, злым или грубияном? Нет. Просто такова специфика его профессии.

Вот и Вере Артамоновне деликатность и тонкость были недоступны – работа сделала ее такой жесткой. С волками жить, по-волчьи выть. Это судьба бизнесвумен в капиталистических джунглях. Разнежишься – сожрут. Доверишь дело абы кому, пусть и родному сыночку, – разоришься. Евгения прекрасно понимала, что вице-президентство Толика – это фикция.