Танцующая на лепестках лотоса - Джон Шорс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Насколько высоки возвышенности?
— Они возвышаются над всем. Горстка часовых может оттуда осматривать окрестности во всех направлениях.
— А долина… она глубокая?
— Достаточно глубокая, чтобы скрыть свет наших костров и ржанье наших лошадей. Думаю, что все священнослужители уже ушли оттуда. И хотя Кбал Спин находится всего лишь в нескольких днях пути от Ангкора, мало кто знает о его существовании. Кхмеры забыли о нем, а чамы никогда и не слышали. Джунгли там такие густые, что лишь опытные следопыты осмеливаются углубляться в них.
— И…
— А в дне пути оттуда находится Бантей Срей — Цитадель женщин. Этот небольшой храм, который я посещала еще ребенком, вдохновил меня сразу на многое. Он может служить местом встречи. Распустим слух, что именно там мы будем собирать свое войско. Но прибывающие туда отряды кхмеров можно будет переводить в Кбал Спин. Таким образом, у нас будет предохранительная зона между местом встречи с незнакомыми людьми и нашей настоящей базой.
Джаявар улыбнулся:
— Королем нужно быть не мне, а тебе, вернее королевой.
— Женщины еще будут править. Но это время пока не пришло.
— Возможно, это произойдет уже завтра.
— Возможно.
Сквозь густую листву пробивались лучи солнца, согревая Джаявара.
— Сколько людей могло бы расположиться в той долине, причем скрытно? — спросил он.
— Тысячи.
— А джунгли там достаточно густые?
— Сквозь них труднее что-либо рассмотреть, чем за стадом слонов.
Он нахмурил брови:
— Мы могли бы отправить двоих людей назад, чтобы начать приготовления.
— Им следует выступить побыстрее.
— У меня появилась идея послать двоих своих людей в Сиам. Мы когда-то воевали, используя сиамских наемников. Почему бы и сейчас не пообещать им золота и серебра? Этого у нас много. Как тебе такая мысль?
— Сиам — наш враг.
— Но его воины — не враги. Им трудно будет противостоять соблазну заработать побольше золота.
Она кивнула, вспоминая свои встречи с сиамцами.
— Среди них будут шпионы и предатели, — сказала она. — Из десяти воинов, которых ты получишь, один всегда будет искать возможность предать тебя.
— Я это знаю. Нам нужно быть осторожными с ними. Мы можем потребовать, чтобы они прибывали небольшими группами и собирались, как ты уже сказала, в Цитадели женщин. Несколько тысяч сиамцев, сражающихся на нашей стороне, могут уравновесить наши с чамами силы.
— Тогда добавь их на чашу весов. Но действуй осмотрительно, Джаявар. Доверять им нельзя.
Впереди раздалось рычание зверя. В этих джунглях было полно тигров и леопардов, поэтому Джаявар схватился за рукоять своей сабли. Конь его рысью поскакал вперед, но тут несколько воинов закричали, чтобы испугать хищника, и принц расслабился. Сквозь прореху в сплошной листве джунглей пробился луч света, и он потянулся к нему, глядя, как он освещает его ладонь, а потом и всю руку.
— Знаешь, кто ты для меня? — спросил он.
— Кто?
— Ты мой самый лучший советник, моя любимая женщина и мой друг. Как один человек может совмещать в себе так много?
— Дело в том, что я являю собой сразу несколько человек. Я прожила много жизней и была рядом с тобой в твоих прошлых жизнях. Я раньше уже была и твоим советником, и твоей женой, и твоим другом.
Он потянулся к ее руке.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — Больше, чем Ангкор, больше, чем свой народ. Если я — река, то ты — дождь, который питает ее водой.
Она сжала его пальцы. Хотя она и знала, что гордыня — это слабость и что от того, насколько она будет чистой, зависит ее карма, она все же не могла сдержать улыбку.
— Мы пойдем в Кбал Спин, Джаявар. А оттуда начнем все заново.
* * *Пламя шести свечей, освещавших комнату Асала, слегка подрагивало из-за легкого сквозняка, тянувшегося из-под двери. Раб унес посуду после обеда, и сейчас Асал сидел на циновке из тростника и потягивал рисовое вино через тонкую бамбуковую трубочку. Хотя его родители были бедными, они тоже готовили дома вино и при случае давали ему его попробовать.
Асал улыбнулся этому воспоминанию и посмотрел на Воисанну. По непонятной для него причине сегодня ее красота казалась ему более яркой, чем обычно. Ему хотелось прикасаться к ней, целовать все ее тело. Но вместо этого он лишь снова глотнул вина и задался вопросом, когда же она заговорит. За дверью послышались мужские голоса, пели что-то монотонное под аккомпанемент барабанов.
— Священники действительно умерли? — спросила она; стук барабанов тревожил ее, и ей нужно было чем-то приглушить этот грохот.
— Да.
— Как это было?
— Быстро и безболезненно.
Она кивнула и поправила серебряный браслет, прилипший к ее влажной коже.
— Индраварман приказал мне перебраться на новое место.
— Вот как?
— Его люди… не смогли найти Тиду. Поэтому он переводит нас обеих, а также кое-кого из других женщин в отдельный дом у храмового рва. У нас будет там своя стража, и мы не сможем никуда отлучаться, только чтобы искупаться или если кого-то из нас вызовут. Мы теперь пленницы.
— Мне жаль.
— Почему вы пришли сюда? Почему вы напали на нас?
Асал и сам задавался этим вопросом.
— В природе мужчин вести войны, — ответил он и предложил ей бутыль с вином и бамбуковую трубочку, которые она взяла. — Чамы. Кхмеры. Сиамцы. Мы все воюем.
— Возможно, будь вы женщинами, которые создают новую жизнь, вы бы не торопились отбирать ее у кого-либо другого.
— Это все…
— Сколько человек ты убил? Сколько кхмеров?
Он отвел глаза: ее красота больше не зачаровывала его.
— Если бы я не убивал, я был бы жалким нищим. И у моих неродившихся еще детей не было бы будущего.
— Почему?
— Потому что сражаться — это все, что я когда-либо умел делать. Это самый надежный путь к лучшей жизни для моей семьи, которая у меня может быть.
— Ты способен на большее. Твой ум столь же могучий, как и твое тело.
— Индраварман бы… — Асал запнулся и с такой силой сжал челюсти, что на скулах заиграли желваки. — Мое положение определено, — наконец закончил он.
— Мое положение тоже было определено — пока не пришли вы. Точно так же, как положение моего отца, моей матери, моего возлюбленного. — Она глотнула вина. — Но вы, чамы, вы изменили все. Вы подкрались к нам, как свора трусов, и изменили всю нашу жизнь.
— Мы воюем с вами очень давно. Кхмеры нападали на чамов, а мы напали на вас. Вы сжигали наши города, уводили в рабство жителей нашей страны. Я сам видел стрелы кхмеров в спинах моих соотечественников — в спинах женщин и детей.
Воисанна покачала головой:
— Но мы хотели мира! А Индраварман хуже любого кхмерского короля. Он просто вор и убийца.
— Многие чамы совсем другие.
— Многие? Ты — может быть, но только не твои соотечественники.
— О людях нельзя судить по их правителям.
Она усмехнулась:
— Нет, можно. Поскольку ваш король берет то, что хочет, он и убивает того, кого считает нужным. А если вы следуете его примеру, вы ничем не лучше его. Ты, возможно, и благородный человек, но, являясь инструментом в его руках, ты оказываешься инструментом зла, и удел твой — быть ненавидимым и презираемым.
В дверь постучала служанка, но Асал отослал ее. Он не боялся мужчин или стальных клинков, но слова Воисанны потрясли его. Да, он убивал, но делал это по необходимости. Если бы он не научился хорошо драться, его самого убили бы уже давным-давно. А эта кхмерская женщина не понимает, что руководит им, не осознает, что он всего лишь хочет для себя другой судьбы.
— Дом твоего отца был неподалеку отсюда? — тихо спросил он.
— А что?
— Я мог бы пройти мимо него и посмотреть, кто там сейчас. Может быть, кто-то из твоих близких все-таки жив.
Воисанна застыла, а потом сказала:
— Но… я ведь сама видела, что их всех убили. Их больше нет.
— В пылу битвы и глаза, и воспоминания могут обманывать. Со мной такое случалось множество раз. В бою человека охватывает страх, способный вытворять с сознанием очень странные вещи.
— Правда?
— Я мог бы посмотреть, — настаивал он. — Мог бы расспросить.
— И ты сделал бы это… для меня?
— Конечно.
— Но…
— Я хочу помочь тебе.
Она низко поклонилась, а затем торопливо объяснила ему, где находится ее дом, и описала членов своей семьи. Он никогда не видел ее такой возбужденной, и ее воодушевление оказалось заразительным. Хотя для него было весьма рискованно давать такие обещания, он внезапно забыл о шпионах Индравармана и его подозрительности.
— Только это может произойти не завтра, — сказал он, — и даже не послезавтра. Но я обязательно разыщу твой дом. И стану твоими глазами и ушами.
Она снова отвесила ему поклон, глубокий и долгий.