Пляж - Алекс Гарленд

– Я ничего не знаю о Даффи.

– Он бойкотировал ее из-за Бали. Съездил туда раз в конце восьмидесятых и больше не хотел туда возвращаться. Все время говорил, как ему там обрыдло.

Мы сели на землю, прислонившись спинами к большому корню, и закурили сигарету на двоих.

– Я хочу сказать, – пояснил Кити, с силой выдыхая дым, – что это их заслуга.

– Конечно.

– Они хорошо знали, что делали. Лагерь был уже в основном построен, когда Сэл привезла меня сюда. Это было… в девяносто третьем. Дом уже стоял, и они соорудили шатер из ветвей.

– Два года прошло.

– Ага. – Кити протянул мне сигарету.

– А когда ты появился, здесь уже было много народу?

Кити помедлил с ответом:

– Как тебе сказать… Довольно много…

Я взглянул на него, чувствуя, что он чего-то недоговаривает.

– Что ты имеешь в виду под «довольно много»?

– Здесь уже жили все нынешние обитатели, кроме шведов.

– За два года здесь впервые появились только шведы?

– И Джед. Шведы и Джед.

– Не так уж много. Хорошо хранимая тайна.

– Гм-м.

Я погасил окурок:

– А нули? Что они означают? Кити улыбнулся:

– Это была идея Даффи. Это дата.

– Дата? Что еще за дата?

– Дата их первого появления здесь.

– Это вроде произошло в восемьдесят девятом.

– Ты прав. – Кити встал и провел рукой по «стабилизатору». – Но Даффи обычно называл тот год «нулевым».

Озарение

Стоит только кому-то появиться на Бали, Пхангане, Тау, Борокае, и за первооткрывателями последуют целые орды путешественников. Их появление на Одинокой планете неизбежно, и после того, как оно произойдет, ждите Страшного суда. Но обосноваться в морском парке, куда вы даже не должны были попасть…

Чем больше я думал об этом, тем больше воодушевлялся. Ведь это не просто какой-то морской парк, а Морской парк в Таиланде. Таиланд – центр пешего туризма, земля исхоженных дорог. Единственная вещь приятнее иронии – логика. Например, Филиппины. Архипелаг из семи тысяч островов. Но даже на этой громадной, изрезанной морями территории было бы невозможно долгое время прятаться. А здесь, среди легионов путешественников, посещающих Бангкок и южные острова, кто заметит исчезновение нескольких из них?

Странно, но меня меньше всего интересовало, как первым удалось устроиться здесь. Я почти знал как. Если я что-то понял за время своих путешествий, так это следующее: единственный способ сделать дело – взяться и сделать его. Не нужно разглагольствовать о поездке на Борнео. Купите билет, получите визу, соберите рюкзак – и это произойдет.

По скупым описаниям Кити я нарисовал картину. Январь девяностого, возможно, канун Нового года. Пханган, а может быть, Хатрин. Даффи, Багз и Сэл беседуют на восходе солнца. Сэл нашла лодку, которую можно было нанять или купить, у Багза в рюкзаке были инструменты, Даффи раздобыл мешок риса и тридцать пакетиков «Маги-Нудл». Плитки шоколада, вероятно, размягчились и вновь застыли, повторяя форму его бутылки с водой.

К семи утра они уже были на берегу. Позади себя они, наверное, слышали пробивающийся сквозь глухие удары стереосистемы шум портативного генератора. Они не оглядывались, они просто оттолкнулись от песка и отправились к тайному раю, обнаруженному ими год назад.

Когда я возвращался в лагерь, рассчитывая найти Этьена в районе коралловых рифов, то поймал себя на мысли о том, что надеюсь на новую встречу с мистером Даком. Мне хотелось пожать ему руку.

Я так и не нашел Этьена с Франсуазой. На пляже я столкнулся с Грегорио. Он нес в лагерь наш улов, и, когда я сказал ему о том, что собираюсь отправиться к кораллам, он замялся.

– Мне кажется, тебе нужно подождать, – сказал он. – Подожди… этак с часик.

– Почему?

– Этьен и Франсуаза…

– Секс?

– Ну… Я не знаю, но…

– Ага. Ты считаешь, нужно часок подождать?

– Ну… – неуклюже улыбнулся Грегор, ио, – может быть, я слишком хорошего мнения об Этьене.

Я покачал головой, вспомнив свою первую ночь в Бангкоке.

– Да нет, – ответил я, раздраженный внезапной жесткостью в своем голосе. – По-моему, ты попал в самую точку.

Поэтому я пошел обратно в лагерь с Грегорио.

Там было нечего делать, разве только сравнивать размеры пойманных рыб. Трое шведов, как обычно, поймали самую крупную рыбину и теперь хвастались, рассказывая поварам о своей технике ловли рыбы. Мне было противно их слушать, но гораздо хуже было то, что в голову так и лезли сценки с участием Этьена и Франсуазы. В конце концов, желая чем-нибудь занять мозги, я направился к палатке Кити и достал его «Нинтендо».

Большинству боссов присуща определенная линия поведения; если разгадаете ее, то покончите с боссом. Типичный пример – доктор Роботник во время своего первого воплощения в игре «Соник I», версия «Мегадрайв», «Гринхиллз Зоун». Когда он спускается с верхней части экрана, вы спрыгиваете к нему с левой платформы. Потом, когда он начинает приближаться к вам, вы увертываетесь и прыгаете на него справа. Когда он отступает, вы повторяете все в обратном порядке, и через восемь ударов он взрывается и исчезает.

С этим боссом легко справиться. Другие требуют большей ловкости рук и больших усилий. К примеру, последний босс Теккен – кошмарный тип, упорно размахивающий кулаками.

Босс, который отвлек меня от мыслей об Этьене и Франсуазе, был не кто иной как Уорио – настоящий рок для Марио. Проблема заключалась в том, что добраться до него я мог, только пройдя несколько сложных этапов. Пока я добирался до его логова, я получал слишком много ударов и терял слишком много энергии, необходимой для того, чтобы покончить с ним.

Время от времени Грязнуля отрывался от своей стряпни и подходил ко мне, чтобы понаблюдать за моими успехами. Он и Кити были единственными обитателями лагеря, которые прошли все этапы игры до последнего. Грязнуля отпускал замечания вроде: «Ньет пауза на этто платформе». Я не стану передавать его итальянский акцент. Попробуйте сами представить его.

Я досадливо хмурился:

– Если я не сделаю остановки, меня раздавит падающий блок.

– Si. Поэтому прыгай быстрее. Вот так.

Он брал «Геймбой» и с удивительной ловкостью (принимая во внимание его большие пухлые руки) начинал управлять Марио – показывал, каким образом осуществить трюк. Потом он шел обратно к своей стряпне, а его пальцы удовлетворенно выстукивали на его гигантском животе какой-то ритм. После этого «Геймбой» всегда становился скользким и от него пахло рыбой, но я считал, что урок мастера не дается даром.

Мне потребовалось полтора часа, но я-таки добрался до Уорио, имея в запасе всю необходимую энергию. Наконец-то я мог попробовать разгадать его линию поведения. Однако едва я подумал об этом, как монохромный экран начал гаснуть.

– Батарейки «Эвереди»! – я закричал в отчаянии. Кити, который, пока я играл, уже успел вернуться с огорода, высунул голову из палатки:

– Это была последняя батарейка, Рич.

– У тебя больше не осталось ни одной?

– Ни одной.

– Но я же почти уничтожил Уорио!

– Ну… – он примирительно пожал плечами. – Отложи игрушку на некоторое время. Если ты выключишь ее минут на двадцать, у тебя появится еще пять минут игрового времени.

Я тяжело вздохнул. Пяти минут было явно недостаточно.

Тяжелый удар – остаться без батареек. Я мог бы прожить, не уничтожив Марио, но «Тетрис» – совершенно другое дело. С тех пор как Кити рассказал мне о своем рекорде – сто семьдесят семь линий, – я изо всех сил старался побить его. Лучший результат, которого мне пока удалось добиться, – сто шестьдесят одна линия, но я с каждым днем совершенствовал свое мастерство.

– Это просто смешно, – сказал я. – А плееры? Может, нам удастся разжиться батарейками у их владельцев?

Кити вздохнул:

– Забудь о них.

– Почему?

– Давайте, и дастся вам… ибо какою мерою мерите, такою же и отмерится вам.

Я на мгновение лишился дара речи:

– Что?

– Я ходил в церковь каждое воскресенье до тех пор, пока мне не стукнуло пятнадцать.

– Ты цитируешь Библию?

– Евангелие от Луки, глава шестая, стих тридцать восьмой.

Я недоуменно покачал головой:

– Но при чем тут Библия?

– В лагере только у пятерых есть плееры, и я никогда не давал им батареек.

– Вот оно что… Тогда нам конец.

– Мда, – согласился Кити. – Похоже на то.

Невидимые струны

Судьба, однако, позаботилась, чтобы нам не пришел конец. Помощь явилась из совершенно неожиданного источника.

Мы пошли в хижину-кухню, чтобы рассказать о батарейках Грязнуле. Как только я начал объяснять ему ситуацию, он повернул к нам от огня раскрасневшееся сердитое лицо, с которого градом лил пот. Я инстинктивно сделал шаг назад, удивившись, что он так близко к сердцу принял эту новость.

– Батарейки? – спросил он угрожающе тихим голосом.